Пока Элоиза вела машину по Страндвейен в сторону Ведбека, у неё было время собраться с мыслями. Особняки вдоль побережья стояли друг за другом, как домино, каждый за кованым железным забором с монограммами, достаточно мощным, чтобы не пускать незваных гостей, но не слишком частым, так чтобы прохожие могли любоваться роскошными садами.
Жемчужно-белый гравий захрустел под колёсами корпоративного «Форда Фокус», взятого в редакции, когда она свернула во двор к огромному светло-серому дому. Он скорее напоминал роскошные загородные дома из американских фильмов о хорошей жизни, нежели привычные постройки в стиле функционализма, совершенно бездушные или стоявшие вдалеке пале, нелепые в своей помпезности. Это был деревянный дом в стиле нантакет с белыми окнами со ставнями и раскладкой, а по периметру его окружала веранда.
«Сюда бы ещё Дайан Китон в соломенной шляпке, бежевые и белые ткани в интерьер, кухню в зелёных тонах и много солнечного света – вот это, я понимаю, дом», – подумала Элоиза.
Она припарковалась рядом с «Ягуаром» цвета «серебристый металлик», который сиял в полуденном свете, и направилась ко входной двери. Возле двери не было звонка, только медный дверной молоточек в форме якоря. Через несколько секунд после того, как Элоиза постучала, дверь открыла молодая азиатка в тёмном платье до колен. Она оглядела гостью с головы до ног.
– Чем я могу вам помочь?
– Добрый день, меня зовут Элоиза Кальдан, я ищу Эллен или Йоханнеса Моссинг.
– Господин Моссинг, к сожалению, не дома, но госпожа Моссинг здесь. Вам назначена встреча?
– Нет, боюсь, я пришла без предупреждения, – улыбнулась Элоиза.
– Что мне передать госпоже Моссинг?
– Дело касается её сына.
Элоиза ожидала какой-нибудь реакции от молодой женщины, но та ничего не сказала. Она открыла дверь пошире и пригласила Элоизу войти.
– Будьте любезны подождать здесь.
И ушла из холла.
Элоиза слышала, как где-то в доме громыхала рок-музыка. Это явно был саундтрек к фильму. Она оглядела холл: большой открытый камин, который, похоже, никогда не разжигался, и широкая лестница, ведущая на второй этаж.
Фотографии членов семьи и друзей дома были развешаны в красивых рамах вдоль лестницы, среди них встречались и портреты знаменитостей. Элоиза узнала бывшего мэра Копенгагена, двух стареющих звезд тенниса, Тони Блэра, пару американских музыкальных продюсеров в бриллиантовых ожерельях и с золотыми зубами и целый ряд датских джетсеттеров, которые в своей жизни не сделали ничего замечательного, кроме того, что появились на свет.
Элоиза поднялась по лестнице на несколько ступеней и посмотрела на одну из фотографий. Из новостей она знала, как выглядит Кристофер Моссинг, хотя на этой фотографии он был по меньшей мере на десять лет моложе. Здесь он позировал фотографу в квадратной американской конфедератке с кисточкой, с торжествующим видом держа в руках бутылку пенящегося шампанского.
Молодая экономка кашлянула позади.
– Пройдёмте, – сказала она.
Элоиза прошла за ней через две большие гостиные комнаты, обставленные белыми диванами и кожаными креслами коньячного цвета.
Стены и стеллажи украшали морские мотивы, многочисленные трофеи с конных скачек и прочие коллекционные предметы.
Музыка послышалась громче, когда они подошли к открытой двойной двери, ведущей в оранжерею в дальней части дома с видом на пролив Оресунд.
В оранжерее стояла женщина.
На ней была кепка и белое платье с запахом, она обрезала маленькими золотыми ножницами отцветшие розы на больших кустах сорта «Новая заря». В этот момент соло на гитаре раздалось с такой силой, что стёкла в оранжерее задрожали.
Женщина с улыбкой обернулась к Элоизе.
– Добрый день.
– Добрый! – Элоизе пришлось сильно повысить голос, чтобы её было слышно сквозь музыку. Она протянула руку и представилась. – Классная музыка. Кто играет?
Эллен Моссинг посмотрела на неё так, будто она только что спросила, на какой планете они находятся.
– Это же Лед Зеппелин! Неужели вы их не знаете?
Элоиза кивнула, силясь вспомнить.
– Наверно, это что-то связанное с ЛСД, нет?
Эллен Моссинг рассмеялась – лёгким, журчащим смехом, – и Элоиза невольно почувствовала к ней симпатию. Та подошла к старому проигрывателю, стоявшему в углу, и убавила громкость. Затем повернулась к экономке.
– Нои, не могли бы вы принести нам пару чашечек кофе? Или, может быть, вы предпочитаете чай? – Она взглянула на Элоизу.
– Нет, можно кофе, спасибо.
– Иногда мне делается страшно, как много кофе я пью. У меня иногда от него жутко бьётся сердце. Ощущение ужасное. Но ведь, в конце концов, это единственное, что у меня осталось, так что чёрт с ним. – Она доверительно подмигнула Элоизе, словно только что рассказала о себе что-то очень компрометирующее. Она поманила Элоизу к длинному столу из тикового дерева, который стоял посередине оранжереи, и пригласила её сесть.
– У вас красивое имя. Элоиза. – Эллен Моссинг произнесла это слово с мелодичным французским акцентом. Она сняла кепку, и длинные серебристые волосы рассыпались по спине. – Звучит гораздо оригинальнее, чем Эллен.
– Спасибо, – сказала Элоиза, – зато вам точно никогда не приходилось произносить по буквам или повторять несколько раз своё имя, чтобы окружающие вас поняли.
– Ну, тут уж что-нибудь одно.
– Верно, – сказала Элоиза, садясь за стол напротив неё. – Однако мне следует объяснить, зачем я пришла к вам.
– Нои сказала, это касается Кристофера?
– Да, верно. Но я должна вам сказать, что я журналистка. Я работаю в «Demokratisk Dagblad», где сейчас изучаю дело вашего сына.
Эллен Моссинг мгновение смотрела на неё, ничего не говоря.
– Почему сейчас? – спросила она. – Что-то случилось? Мне ничего не сообщали.
– Нет, ничего конкретного. Но я пытаюсь выяснить, не могло ли что-нибудь быть упущено при расследовании. Я пришла спросить, не согласились бы вы рассказать мне немного о вашем сыне.
– О нём больше никто не говорит, – Эллен Моссинг посмотрела на пролив, – даже муж. Как будто люди думают, что становится не так больно, если они просто делают вид, что ничего не случилось. Мой сын умер, и теперь весь мир ведёт себя так, как будто его никогда и не было. – Она посмотрела на Элоизу и грустно улыбнулась. – Терпеть не могу давать показания, но с вами я бы хотела поговорить о Кристофере.
Домработница принесла поднос с кофе и подала им чашки. Она также поставила маленькую тарелочку с печеньем перед Элоизой и вышла.
– Прошу вас. – Эллен Моссинг кивнула на печенье.
– Я видела фотографию Кристофера в холле. Он учился в Соединенных Штатах?
Элоиза взяла печенье и попробовала. Оно было очень солёным.
– Да, он изучал право в Гарварде. Я вообще думаю, что это были лучшие годы его жизни. Когда он говорил об этом времени, его голос всегда звучал по-особому, – сказала Эллен Моссинг. – У меня там есть внук, вы знали?
Элоиза покачала головой.
– После смерти Кристофера с нами связалась одна женщина. Он был с ней в отношениях. Не то чтобы в серьёзных, по крайней мере, мы никогда не слышали о ней раньше. Правду сказать, у него тогда было много девушек. Он был очень популярен. – Она взяла кусочек сахара из сахарницы, стоявшей на столе, и положила в свой кофе. – Через несколько месяцев после похорон она позвонила нам. Она услышала о случившемся и была ужасно расстроена, как вы понимаете. Она рассказала мне, что родила тогда и теперь растит мальчика.
– Вам не показалось, что это немного подозрительно? – спросила Элоиза.
– Вы имеете в виду, что они претендуют на наследство?
– Да.
– Конечно, мы задались вопросом, не мошенница ли она. Из тех, что следят за международными некрологами и потом пытаются заработать на чужом горе. Но она прислала нам фото.
– Фото?
– Да, с мальчиком. Когда мы увидели его, то поняли, что она говорит правду. Она предложила доказать отцовство ещё и с помощью теста ДНК, но у нас просто не осталось никаких сомнений. Это сын Кристофера.
– Как его зовут?
– Джек. Сейчас он уже подросток, ему четырнадцать лет. Славный парень.
Элоизе было нетрудно представить себе это. Кристофер Моссинг со своей ослепительной улыбкой и гармоничным телосложением был похож на красавца-героя из комиксов. Конечно, не её тип, однако среди не обременённой интеллектом золотой молодёжи, которая обычно обитает к северу от Копенгагена, он был бы завидным холостяком: молод, очень богат, успешен и сложен как греческий бог.
– Вы встречались с Джеком?
– Да, он приезжал к нам прошлым летом. Ещё раньше мы переписывались по электронной почте, знакомились друг с другом, а потом мы купили ему билет на самолёт. Мы должны были увидеть его.
– И как оно прошло?
– Это было… – Эллен Моссинг не сразу подобрала слова. – Это был кошмар. Вы даже не представляете, каково это – потерять сына, а затем встретить совершенно незнакомого человека, который выглядит так же, как он, двигается так же, говорит тем же голосом…
– Вам хотелось бы думать, что к вам возвращается частичка вашего сына, – сказала Элоиза.
– Да, в моих обстоятельствах это неудивительно, правда? Но мне тогда казалось, что разум обманывает меня; что мои глаза видят то, чего на самом деле нет. Что это trompe-l’oeil[5].
– Как отреагировал Джек?
– Бедный мальчик, он не знал, куда ему деться. Я никак не могла взять себя в руки, а он изо всех сил старался поддержать меня. Но потом он уехал домой. Теперь мы обмениваемся по почте подарками на Рождество и на дни рождения, а Йоханнес открыл счёт с приличной суммой денег, которые Джек сможет получить, как только достигнет совершеннолетия. Он же наша кровь, мы желаем ему лучшего. Но я не думаю, что мы увидимся снова.
Элоиза восхищалась открытостью Эллен Моссинг. Как будто их двоих ничто не разделяло. Женщина вела себя так, словно разговаривала с другом, а не с журналистом. Может быть, ей просто одиноко, подумала Элоиза, и ей самой стало больно.
Проигрыватель зашипел, и Эллен встала, подошла к нему и осторожно подняла иглу. Она перебрала несколько пластинок, которые лежали рядом с проигрывателем, вынула одну из обложки и сдула с неё пыль. Затем положила её на проигрыватель, опустила иглу, и из динамиков зазвучала песня Билли Холлидей «All of Me».
– О, а вот это моя музыка, – улыбнулась Элоиза, воздев руки.
– Это любимая певица Йоханнеса. Я едва ли вспомню хоть одно утро за те сорок с лишним лет, что мы с ним знакомы, когда её голос не звучал бы за завтраком.
Они немного посидели молча, слушая музыку. Эллен Моссинг закрыла глаза и, казалось, растворилась в звуках.
– На чём мы с вами остановились? – спросила она, не открывая глаз.
– Вы говорили, что Кристофер был популярен у девушек. У него был кто-нибудь незадолго до его смерти?
– Был ли кто-нибудь? – Эллен Моссинг засмеялась и посмотрела на Элоизу. – Нет, на Кристофера это не похоже. У него всегда их было много. У него никогда не было одной девушки зараз.
– И он никогда не знакомил вас со своими подругами?
– Нет-нет. Я не думаю, что он вообще верил в такое.
– В такое?
– Да, ну, в такую любовь. В долгосрочные, серьёзные отношения. Для него эти связи ничего не значили.
– Почему же? Разве у него не было достойного примера перед глазами в лице вас и вашего мужа?
Эллен Моссинг прикусила губу и вздохнула.
– Ну, вероятно, был, – произнесла она тоном, утверждавшим обратное. – Мы с Йоханнесом действительно хорошо прожили много лет. Но я была очень молода, когда мы встретились; большой ребёнок, честное слово. И стареть с изяществом тоже ведь очень сложно. – Она застенчиво улыбнулась и поправила пояс, подчеркивавший тонкую талию. – Так что, наверно, эта страстная любовь продлилась не так долго, как хотелось бы. Но между нами с Йоханнесом давно существует крепкая дружба, а это, думаю, значит в действительности гораздо больше.
Элоиза смотрела на Эллен Моссинг нахмурившись. Разумеется, та уже была немолода. Но для шестидесяти одного года выглядела даже слишком хорошо. Не от отца Кристофер унаследовал правильной формы нос, изящную фигуру и большие, орехового цвета глаза. Судя по фотографиям, которые видела Элоиза, старый Моссинг был, по крайней мере, на пятнадцать лет старше своей жены и в лучшем случае на четверть столь же привлекателен, как она.
– Я думаю, вы выглядите потрясающе, если говорить прямо и откровенно, – сказала Элоиза. – Если я буду похожа на вас в шестьдесят или даже в сорок лет, я буду очень довольна собой.
– О, вы очень любезны, – улыбнулась Эллен Моссинг.
– Я действительно так думаю. И Кристофер – он очень похож на вас.
– Да, он был похож на меня. – Она гордо кивнула. – Но только внешне. Умом он весь был в отца, блестяще одарён. И всегда работал как проклятый, мы так гордились им. Он стал партнёром в «Орлефф и Плесснер» в невероятно короткий срок и весьма преуспевал, до тех пор пока… – Её глаза наполнились слезами, и она опустила голову, не пытаясь сдержать их или промокнуть глаза.
Элоиза чувствовала, что должна встать и обнять её, но осталась сидеть. Она понимала открытые, обнажённые чувства Эллен Моссинг, но что она может сказать женщине, которая потеряла сына? Потеряла самого близкого человека?
«Всё будет хорошо»?
В конце концов, это не так. Ничто никогда не будет снова хорошо по-настоящему.
Элоиза протянула руку и положила её на руку Эллен Моссинг.
– Вы знали её? Вы знали Анну Киль?
Эллен Моссинг покачала головой и отняла руку. Она встала, подошла к маленькому комоду в углу оранжереи и достала из верхнего ящика старый пожелтевший носовой платочек.
– Нет. – Она вытерла глаза. – Но я думаю, что…
– Эллен? Что происходит?!
Эллен Моссинг так испугалась, что выронила платок, Элоиза обернулась.
Йоханнес Моссинг стоял в дверях. В руках у него был керамический горшок с цветущим апельсиновым деревцем, и он с тревогой смотрел на жену.
– Ты плачешь?
– Да нет, ничего. – Эллен Моссинг подошла к мужу и обняла его. – Я просто задумалась о былых временах, а я тогда становлюсь такой сентиментальной, ты же знаешь.
Он отставил горшок в сторону и пристально посмотрел на неё.
– Ты точно в порядке?
– Да-да, это всё моя глупость. – Она отмахнулась от вопроса как от назойливой мухи. – Проходи, поздоровайся с гостьей.
Элоиза встала.
– Добрый день, – сказал Йоханнес Моссинг, протягивая руку. – Я – муж Эллен. Извините, что я вторгся и прервал вашу беседу, я просто подумал, что что-то случилось.
Элоиза пожала его руку и вежливо кивнула.
– Элоиза Кальдан.
– Кальдан? – Он с улыбкой посмотрел на неё, прищурившись и не отпуская её руки. – Мы раньше не встречались с вами?
– Нет, не думаю.
– Вы местная?
– Нет, из Копенгагена.
– Элоиза – журналист, – сказала Эллен Моссинг. – Она пришла поговорить о Кристофере.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Йоханнеса Моссинга, и он тут же отдёрнул руку, как будто обжёгся.
– Журналист, – твёрдо сказал он. Выглядел он так, будто только что разжевал горький миндаль.
Эллен Моссинг пришла Элоизе на помощь:
– Я сама пригласила её зайти, Йоханнес. Я не возражаю против того, чтобы поговорить о произошедшем. – Она нежно похлопала его по руке. – Тебе я тоже советую: вполне возможно, что тебе станет легче. Это не страшно, вовсе наоборот.
Йоханнес Моссинг мгновение смотрел на свою жену, не произнося ни слова. Затем он повернулся к Элоизе и сказал ровным голосом:
– Будьте добры, покиньте наш дом.
Как по волшебству в дверях материализовалась домработница.
– Я провожу вас, – торжественно произнесла она.
Элоиза не двинулась с места.
Они с Йоханнесом Моссингом долго смотрели друг на друга.
– Я работаю в «Demokratisk Dagblad», – сказала Элоиза. – Я здесь потому, что со мной, по всей видимости, пытается связаться убийца вашего сына.
Эллен Моссинг с изумлением взглянула на неё и быстро опустилась на стул. Она несколько раз открыла и закрыла рот, не произнося ни звука, но Элоиза не заметила никакой перемены в лице Йоханнеса Моссинга.
– Поэтому будет очень полезно, если вы расскажете мне всё, что знаете о той ночи, когда он был убит, – продолжила она. – Всё, что может помочь мне выйти на след Анны Киль.
В оранжерее долго не было слышно ничего, кроме печального пения Билли Холидей.
Эллен Моссинг потянулась к руке своего мужа, но он убрал её прежде, чем она коснулась её.
– Йоханнес, я думаю, мы должны…
– Мы ничего не должны, – сказал он, не сводя глаз с Элоизы. – До свидания, фрёкен Кальдан.
– Позвоните мне, если передумаете, – сказала Элоиза, выходя из оранжереи.
«Форд» подал двойной звуковой сигнал, когда Элоиза нажала на кнопку дистанционного управления.
Она села за руль и посмотрела в зеркало заднего вида. Эллен Моссинг стояла у окна одной из гостиных и смотрела на неё. Элоиза видела, что она плачет.
Что здесь, чёрт возьми, сейчас произошло?
В истории о Кристофере Моссинге было что-то не так. Родители пытались скрыть что-то о нём? Было ли на самом деле что-то, что имело смысл скрывать, или они действительно просто не знали? Элоиза понимала, что можно прожить всю жизнь рядом с кем-то и не узнать его по-настоящему. Но было ли так на самом деле? Вёл ли Кристофер Моссинг двойную жизнь, было ли ещё что-то, помимо его великолепной адвокатской деятельности? Что-то, о чём не догадывались его родители? А Анна Киль – как она вписывалась во всё это? И не менее важный вопрос: при чем тут она, Элоиза?
Она завела машину, выехала на дорогу и повернула налево на набережную Ведбека.
По пути она решила посмотреть на дом Кристофера Моссинга в Торбеке. Она понимала, что его, скорее всего, продали после убийства и что вряд ли там можно было найти что-либо существенное. Но ей нужно было увидеть место преступления. Она хотела его увидеть.
Она взяла в руки мобильный, чтобы посмотреть адрес, и увидела очередной пропущенный звонок от Мартина. А ещё уведомление из «Инстаграма». Вообще-то она уже давно им не пользовалась. Несколько лет назад она последовала всеобщей моде и первые полгода загружала в свой профиль фотографии с прогулок по городу и восходы солнца, но они никогда не отражали красоту действительности. Она быстро потеряла к нему интерес и просто не успела удалить страницу.
Пока стояла на светофоре, Элоиза открыла уведомление и увидела, что её отметили на фотографии восемь минут назад. В уведомлении говорилось:
Anna_elisabeth_kiel упомянула вас в комментарии:
«Твоя дверь была открыта, @heloisekaldan, поэтому я позволила себе войти».
Включился зелёный свет, но Элоиза осталась стоять и нажала на ссылку.
– Что ещё за бред, – проговорила она сквозь зубы под нетерпеливые гудки автомобилей, собиравшихся сзади.
Она свернула на обочину и ударила по тормозам, костяшки её пальцев побелели.
Она увидела на экране привычную глазу панораму Копенгагена со встающими одна за другой постройками красного кирпича. Купол Мраморной церкви высился по центру кадра, и Элоиза узнала балкон, с которого была сделана фотография этого тёмно-зелёного паруса на горизонте.
Она набрала номер и стала ждать ответа.
– Здравствуйте, полиция? В мою квартиру проникла взломщица. Да, сейчас. Она там в эту самую минуту!