Авдотья Петровна оказалась болтушкой не только в устном разговоре. Конверт содержал четыре листика, исписанных мелким почерком, так что я раза три делала гимнастику для глаз. Главная сплетница питерской окраины извинялась передо мной, раскрывала тайны неизвестных мне семейных пар, пока не дошло до Анатоля. И вот тут началось самое странное.
Нет, с самим «щеголем» она не знакома. Зато сестра ее знакомой прачки гуляла с лакеем «франтика». И лакей рассказал, что однажды, в начале прошлой осени, барин заявился домой пьяным, плясал, махал какой-то бумагой, поил прислугу французским вином и кричал, что теперь он миллионщик. И добавлял, что, хоть миллион от него укатил, теперь-то он за ним сам последует.
На другой день протрезвел. Запретил всем говорить о вчерашнем. После чего уехал сам, по казенной подорожной, чтобы быстрее. Уехал и пропал.
«К тебе он точно направился, Эммочка, – писала Авдотья Петровна, – вот только, говорят, не доехал, помер в дороге».
И еще две странички такой же убористой болтовни, которые пришлось проскочить через строчку – вдруг и там чего-нибудь полезное.
Да, похоже, горячая и страстная лубовь здесь ни при чем. Поехал он не за Эммочкой, а за миллионом. Но я-то тут каким боком? Можно предположить, что десять отцовских золотых монет были превращены уездными сплетниками в сундук, а до Питера докатилась легенда про клад Али-Бабы или графа Монте-Кристо – если этот роман уже написан.
Разгадка ближе не стала, поэтому я прогулялась и пошла спать. Но про бумагу, которой размахивал несчастный, задумалась.
А еще не могла забыть историю с похищением детей. Детки-то в усадьбу вернулись и уже не помнили те страшные дни. Только лишь раз Лизонька, гулявшая со мной по двору, вздрогнула при виде большого мешка.
Но мне не давала покоя простая мысль: злодеи-то не пойманы. Или пойманы, только Михаил Федорович Первый об этом мне сообщить не соизволил.
Поэтому теперь просто так в усадьбу не войти, не въехать. У ворот – постоянный привратник, с добродушным, но если надо – злым Кудлашом. В прогулках Павловну или Лушу сопровождает дворовый. Чаще всего Ванька – гости в усадьбу в Великий пост не жаловали, и он наблюдал за игравшими детьми с таким усердием, что я невольно улыбалась.
Обоз от купца Никитина успел добраться до Голубков еще по зимнему пути. Обратно сани уезжали хоть и не налегке – было мне что отправить на продажу, – но все же не десятипудовыми бочками груженые. Так что начавшая раскисать весенняя дорога не слишком пугала ездовых и приказчиков.
Нефти привезли двадцать здоровенных бочек. Двадцать баррелей то бишь. Керосину наделать – хоть залейся. И себе на год, и на продажу хватит. Как раз по моим чертежам жестянщики в уездном городе приготовили резервуары, механизмы для прокручивания фитиля, приспособления, чтобы поднимать и опускать стеклянный колпак. Сами колпаки выдули на ближайшем стекольном заводике – не все ж из бутылок кустарничать. Даже и дешево вышло, ибо процесс несложный. Если стекло где чуть маленькой волной пошло, не страшно, главное – форма и прозрачность.
Фитили бабы изо льна наплели широкими плоскими жгутами. Очень кстати вспомнила я детскую забавку соседей по даче – диск кумихимо. Девчата на нем плели фенечки да прочие безделицы. Устройство – проще некуда. Деревянный круг с дыркой посередине и намеченными прорезями по внешнему краю. А шнур получается любого диаметра и плотности, знай нитки подбирай да количество регулируй.
Очень хорошие фитили вышли, на спиртовках я проверила – работают. На керосине будет еще лучше.
Помимо бочек с нефтью обозники привезли других нужных вещей. А также вместе с ними прибыл очень важный человек, которого я настоятельно просила для меня подыскать в Нижнем.
Собственно, приехал он не один. К последней телеге обоза были привязаны четыре кобылы, три из которых были жеребые, а одна уже ожеребившаяся. Жеребенок весело бежал рядом с матерью.
На самой телеге стояло что-то вроде кибитки, обтянутой толстым войлоком. В кибитке обнаружился худой малорослый мужик с восточными чертами лица и сивыми усами. Его жена, такая же худая и обветренная. И мал мала меньше штук пять ребятишек.
– Хей-хой, барыня, – поприветствовал меня гость, ловко перепрыгивая через борт телеги. – Здоровья! Большой купец сказала, ты меня искал? Работа дать хотел? Адучи мой имя. Это Баяр, жена мой.
– И тебе здравствовать, добрый человек, – улыбнулась я. – Есть работа. И для тебя, и для твоей жены. Хочу кумыс делать. Чтобы самим пить и людей своих поить.
– Нешто кобылье молоко пить станешь? – удивился Адучи.
Я только вздохнула про себя. Да я черта лысого пить и есть стану, а самое важное – детей приучу, лишь бы уберечься от главной болезни этого времени – чахотки. Кумыс – не панацея. Но! Но. Как профилактика легочных болезней – отличное средство! Барсучий жир у нас есть, пусть и это зелье будет в доступе. А что люд здешний не привык к такому питью – так крепостное право. Должна ж от него хоть какая польза быть? Мне в доме и окрестностях кашляющие разносчики палочки Коха без надобности.
Адучи, его жена и их шумное потомство отправились на постой во флигелек, совсем недавно пристроенный позади основного дома. Флигель утеплили проверенным глиняно-соломенным методом и протопили, всего там получилось шесть небольших комнат по одной стороне коридора и три просторных по другой. В маленьких я рассчитывала селить мастеровых, из тех, что найму, а в больших сделать мастерские. А заодно подобрала площадку для еще одного общежития, для сельхозрабочих. И не только из экономического села. Кто знает, как сложится с сельским хозяйством этим летом и не переведут ли помещики-соседи своих мужиков с барщины на оброк, хоть и временный.
Калмыцкой семье, оценив размер их плодовитости, я хотела было выделить большое помещение, ограничившись пока двумя мастерскими. Но мои новые жильцы сами выбрали комнату поменьше. Насколько я поняла из немного путаных и не совсем грамотных объяснений Адучи, в маленькой комнате и привычнее, и уютнее, и теплее.
Ну, хозяин – барин. Оставила людей обустраиваться, показала, к кому бежать, если что понадобится, и велела отдыхать. О делах завтра поговорим.
Еще задумалась, как познакомить селян с новыми сотрудниками, иноземцами-иноверцами. Последний татарский набег в этих краях был два с половиной века назад, пока Иван Грозный не взял Казань, но предрассудки не исключались.
Как раз настало Благовещение. Отец Даниил по моей просьбе в праздничной проповеди сказал, что Господь терпит и милует даже некрещеные народы, и так увлекся красноречием, что соединил два праздника и сказал, что волхвы, возможно, пришли с подарками к младенцу Христу из страны калмыков.
Это впечатлило Павловну, никогда не дремавшую во время чтения Библии в храме и хорошо запомнившую, как путешествовали волхвы. Поэтому первым делом она спросила Адучи:
– Скажи, желтый человек, в твоих краях верблюды есть?
– Есть, белая баба, – ответил калмык, – но их молоко – плохой кумыс.
Это культурное открытие так поразило старую няньку, что, когда кто-то из дворни обозвал гостей «татарвой», она сказала:
– Да не татарва это, дурак, а волхвы.