Что-то не так.
Не знаю точно что, но Хантер играет совсем не так, как в прошлый раз.
Он не может предсказать следующие несколько передач противника прежде, чем они происходят. Никакой зрелищности – он только уворачивается от защитников, при этом не выпуская шайбу. Никакой свирепой решимости забить гол.
Обычно мне глаз от него не отвести, потому что легкость, с которой он играет, приводит в восторг. Сегодня же я морщусь всякий раз, когда шайба оказывается у него. Как если бы он был лучшим в команде, занявшей первое место, поэтому тренер велел ему сдерживаться и двенадцать раз отдать шайбу кому-нибудь еще, чтобы не разгромить слишком быстро куда более слабую команду.
Но Хантер не пытается забить.
Нет, вместо этого он передает шайбу кому-то еще и откатывается назад, будто не является центральным нападающим.
Играй «Лесорубы» на собственной арене, зрители бы освистали его за каждую передачу. Здешняя же публика, хоть и чувствует, что что-то не так, продолжает радоваться, ведь подобное поведение им только на руку.
Кто-то сбросил короля террора с трона, а это нехорошо.
Когда мой телефон начинает вибрировать, я рада отвлечься от счета, что отображен на табло.
Леннокс.
Грустно, что даже не ответив, я уже готовлюсь защищаться.
– Эй, Лен, – говорю я, отходя в дальний угол зоны для прессы и зажимая второе ухо пальцем. – Что стряслось?
– Просто звоню узнать, как ты.
– С какой целью?
– Просто так, – отвечает она, но я провела с ней достаточно времени, чтобы понять – она что-то разнюхивает.
– Так ты позвонила, чтобы узнать, как у меня дела? – Не припомню, когда в последний раз кто-то из моих сестер делал подобное.
– Да, а еще… ладно, не бери в голову.
Ну вот, приплыли.
– Что такое? – Честно говоря, она выбрала не лучший момент.
Команда противников забивает, и толпа приходит в неистовство. Я, стоящая на задних рядах, вытягиваю шею, чтобы посмотреть повтор на гигантском экране. Удачный удар.
– Кто забил? – спрашивает она.
– «Патриоты».
– Фу, – отвечает Леннокс, и я улыбаюсь, пока не вспоминаю про то, как она пыталась притвориться скромницей.
– Что тебе надо, Лен?
– Просто хотела узнать, как продвигаются дела с Мэддоксом.
– Я уже пообщалась с ним, но не о нас.
– О нас?
– О КСМ, – раздраженно уточняю я.
– Да, конечно, – отвечает она, но звучит совсем не убедительно. – Со стороны отца было неправильно поручать тебе Мэддокса.
Я открываю рот, но снова прикрываю его. Мне хочется сказать многое – согласиться, попросить сочувствия, рассказать о том, каково было снова увидеть Хантера, но я не делаю этого.
– Это же бизнес. Я справлюсь.
– Не забывай об этом.
– В смысле? – фыркаю я, выпрямляя спину.
– Ведь между вами был не только секс.
– Спасибо, что заметила, но ты не права. Только секс между нами и был. – Разве мои чувства к нему были настолько заметными?
– Я не то хотела сказать. Просто я знаю, что тебе пришлось нелегко.
– Ничего страшного, мне не впервые причинили боль.
– Легко сказать, но трудно сделать, – бормочет она.
– К чему ты клонишь? – интересуюсь я, готовая закончить этот разговор как можно скорее.
– Если переспишь с ним, все кончено. – Ее прямолинейность могла бы застать меня врасплох, но этого не происходит. Леннокс всегда недоставало деликатности. В ответ я лишь молчу. – Не хочу портить веселье, но если переспишь с ним…
– Не беспокойся.
– …тогда другие клиенты решат, что он пользуется особыми привилегиями…
– Ты что же, отчитываешь меня? – произношу я сквозь смех. – После того фиаско, что случилось, когда ты переспала с Харди? Серьезно?
– Это совсем другое дело. На этот раз ставки слишком высоки.
Когда она замолкает, на арене начинает играть песня, которой подпевают зрители. Я же только рада отвлечься.
– А кого ты должна привести в «Кинкейд»?
Из-за того что она молчит, я даже наклоняюсь, как будто могу слышать то, чего она не произносит… и жду.
– Я еще не знаю.
– То есть не знаешь?
– Папа сказал, что нам следует переманивать клиентов по одному. Чтобы все не выглядело как поглощение врагом… или же он привел другую странную аналогию.
Я смотрю на игру, что разворачивается передо мной. На «Лесорубов», что проигрывают не без помощи Хантера.
– Так получается, я…
– Любимчики учителя всегда первыми получают шанс повеселиться, – напевает Леннокс. Она позвонила, чтобы позлорадствовать… или убедиться, что я все не испорчу, потому что, давайте будем честными, когда она думала о ком-то, кроме самой себя?
Что бы она делала без модных штучек, которые входят в обязанности спортивного агента, если бы КСМ разорилась? Бог ты мой, это лишило бы ее внимания, которое она всегда так жаждет заполучить.
Я не наивна, так что понимаю – ее беспокойство хоть и искреннее, но в основе его лежат эгоистичные причины.
Но что же задумал мой отец? Понятно, почему он не хочет объявлять Сандерсону открытую войну, но разве это настолько важно, чтобы я позабыла о собственной жизни?
– Мне пора, – бурчу я.
– Нет, подожди.
– Что? – бросаю я. – Разве ты можешь сказать что-то еще, в чем не будет прятаться двойного смысла?
– Послушай, наш разговор не задался. С самого начала.
– Мне все равно, Лен. Мне нужно досмотреть матч, а потом поговорить с клиентом.
– Выслушай меня. – Закончить звонок мне не позволяет только тон ее голоса и тот факт, что я заменила сестрам мать.
– У тебя две минуты.
– Я знаю, что он тебе нравится, Декк. А еще я знаю, как ты себя ведешь, когда сближаешься с кем-то, – продолжает Леннокс. Я все еще не понимаю, к чему она клонит. – Из-за мамы, из-за той боли, что мы испытали, тебе легче оттолкнуть тех, кого любишь, чем смотреть, как все это закончится.
– Я его не люблю, – фыркаю я от нелепости ее слов.
– Но любила, когда ушла от него. – Голос Леннокс становится более мягким, и она продолжает прежде, чем я успеваю ее остановить: – Можешь пререкаться со мной сколько хочешь, можешь говорить, что ничего не чувствовала к нему, но той ночью, когда ты вернулась домой, я осталась у тебя. Я видела твой взгляд. Знаю, тебе было больно и может, только может, ты страдала, потому что испугалась и так и не призналась ему. Ты боялась, что если он ответит на твои чувства, тебе придется столкнуться с собственными страхами. Придется впустить кого-то в свою жизнь.
Я совсем забыла об этом. О том, что она была в моей квартире, когда я вернулась. Двадцать вопросов, которыми она засыпала меня в попытке узнать, что случилось. И те двадцать раз, когда я, пожимая плечами, утверждала, что со мной все в порядке. Ее пристальный взгляд и то, как я разозлилась, когда в ее голосе послышалось сочувствие. Потому что из-за этого слезы, которые я так старалась сдержать, только сильнее жгли глаза.
Будь проклят мой отец за то, что поручил мне завербовать Хантера.
Старые чувства лучше оставить в прошлом.
– Лен…
– Я лишь хочу сказать, что если решишь переспать с ним… решишь упустить его в качестве клиента и не выполнить поручение папы… уж лучше пусть это будет не только из-за секса. Лучше бы тебе в этот раз открыться и рассказать ему о своих чувствах.
– Мне пора идти.
– Уверена, что так и есть, – тихо ответила она, даже не пытаясь спорить.
Положив трубку, я усаживаюсь на прежнее место, но совсем не слежу за игрой.
Лучше бы тебе в этот раз открыться и рассказать ему о своих чувствах.
Я привыкла паниковать при одной мысли об этом, но не привыкла осознавать, что кто-то еще видел и знал о том, что со мной происходило… Не уверена, как именно отношусь к этому.
В чем я точно уверена, так это в том, что бессмысленная погоня за Хантером превратилась в нечто большее.
Я поняла это в ту самую минуту, как увидела его.
Поняла, что в этот раз не обойдется без потерь.
И, скорее всего, мне придется пожертвовать своим сердцем.
Вот черт.