Ли Жу помешал Дун Чжо убить Юань Шао, и тот, не выпуская из рук меча, удалился.
– Помните все! – сказал тогда Дун Чжо собравшимся. – Кто вздумает мне перечить, будет казнен!
– Мы повинуемся вам! – в один голос отвечали перепуганные сановники.
Пир на том и окончился. А когда все разошлись, Дун Чжо стал обсуждать с приближенными Чжоу Би и У Цюном, как быть с Юань Шао.
Те говорили, что у Юань Шао много сторонников в Поднебесной и поэтому лучше его не притеснять, а дать ему какую-нибудь должность.
Дун Чжо так и поступил. Он послал к Юань Шао гонца известить, что тот назначается правителем Бохая [18].
В день новолуния девятого месяца Дун Чжо собрал гражданских и военных чиновников в зале Обильной добродетели, велел привести императора и, обнажив меч, объявил:
– Сын неба слаб и неспособен управлять государством. А Чэньлюский ван мудр и добродетелен, имя его известно всей Поднебесной, ему и надлежит занять трон. Посему император низлагается и ему присваивается титул Хуннунского вана. Вдовствующая императрица от управления устраняется.
После оглашения указа Дун Чжо приказал свести императора с трона, снять с него пояс с печатью и заставить его, преклонив колена, признать себя подданным и обещать повиноваться законам. Вдовствующей императрице было велено снять с себя царственное одеяние и ждать дальнейших повелений.
Так Чэньлюский ван взошел на престол, а низверженного государя, вдовствующую императрицу Хэ и вторую жену покойного императора, урожденную Тан, препроводили во дворец Вечного покоя и там заперли.
Запасы съестного у них с каждым днем истощались. Слезы не высыхали на глазах малолетнего императора. Однажды он увидел пару влетевших во дворец ласточек и сочинил такие стихи:
Над нежною травкой прозрачный дымок
И ласточек быстрых мельканье.
В долине Лошуя, на зависть другим.
Снуют между грядок крестьяне.
В дали бирюзовой белеет стена —
То старый дворец мой в тумане…
Кто же из верных и добрых людей
Придет облегчить мне страданья?
О стихах тотчас же было доложено Дун Чжо, и тот воспользовался этим как предлогом для убийства бывшего государя.
По его приказу Ли Жу с десятью стражниками явился во дворец Вечного покоя, поднес низложенному государю чашу вина и сказал:
– Наступил праздник весны, и первый министр Дун Чжо посылает вам чашу вина долголетия.
– Если это вино долголетия, то отведайте его сначала сами, – вмешалась императрица.
Ли Жу в ярости схватил ее и сбросил вниз с башни. Затем он приказал задушить госпожу Тан и силой влил в рот малолетнему императору отравленное вино.
С этих пор Дун Чжо каждую ночь стал являться во дворец, бесчестил дворцовых женщин и даже спал на императорском ложе…
К этому времени Юань Шао, находившийся в Бохае, прознал, что Дун Чжо захватил власть, и прислал гонца к Ван Юню с секретным письмом, призывая его покончить со злодеем.
Ван Юнь долго колебался, не зная, как поступить. Но однажды он пригласил к себе на пир приближенных сановников. Когда вино обошло несколько кругов, он закрыл лицо руками и заплакал.
– В чем причина вашей печали? – спрашивали его.
– Дун Чжо сверг законного государя и захватил власть, – отвечал Ван Юнь. – Династии Хань грозит гибель.
Выслушав Ван Юня, все присутствующие тоже зарыдали. Но тут поднялся один из гостей и, громко рассмеявшись, сказал:
– Можете плакать с утра до вечера! Слезами Дун Чжо не убьешь.
Это сказал Цао Цао.
– Твой род пользовался милостями Ханьского дома! – вскричал рассерженный Ван Юнь. – Ты же не только не хочешь послужить государству, но еще смеешься над нами!
– Мне смешно, что вы только слезы льете, а не думаете, как покончить с Дун Чжо! Пусть я не обладаю большими способностями, но все же могу отрубить голову злодею и выставить ее у ворот столицы. Для этого вы лишь должны дать мне драгоценный меч Семи звезд.
Тогда Ван Юнь собственноручно наполнил чашу вином, поднес Цао Цао и вручил ему меч. Цао Цао выпил вино и с поклоном удалился.
На другой день Цао Цао, прихватив с собой меч, явился во дворец и прошел прямо к Дун Чжо.
– Почему вы так поздно? – спросил его Дун Чжо.
– На плохом коне быстро не доедешь, – отвечал Цао Цао.
– Я получил добрых коней из Силяна [19], – сказал Дун Чжо и, обратившись к стоявшему рядом Люй Бу, приказал: – Пойди выбери одного получше, пусть это будет моим подарком.
Люй Бу вышел, а Дун Чжо прилег, отвернувшись лицом к стене: он был тучным и сидеть долго не мог. Цао Цао выхватил меч и уже было замахнулся, но тут сообразил, что Дун Чжо видит его в зеркале, висевшем на стене повыше ложа.
– Ты что? – быстро обернувшись, спросил Дуй Чжо.
Цао Цао поспешно опустился на колени и, протягивая меч, произнес:
– Примите этот меч в знак благодарности за ваши милости!..
Дун Чжо взял меч, полюбовался им и отдал вернувшемуся Люй Бу.
Затем Дун Чжо и Цао Цао вышли поглядеть на приведенного Люй Бу коня. Цао Цао поблагодарил и выразил желание испытать коня. Коня оседлали, Цао Цао вскочил на него и помчался на юго-восток.
– Цао Цао замышлял убийство, но его постигла неудача, – сказал Люй Бу. – Он подарил вам меч, чтобы вы его не заподозрили.
– Я тоже так думаю, – согласился Дун Чжо.
Тут как раз подошел Ли Жу, и Дун Чжо рассказал ему о случившемся.
– Никого из близких у Цао Цао в столице нет, – сказал Ли Жу. – Он здесь один. Пошлите за ним. Если он придет, значит, искренне хотел подарить вам меч. Не явится – хватайте его и допросите.
За Цао Цао послали стражников, но те вскоре вернулись и доложили, что Цао Цао верхом выехал из города через восточные ворота и домой не возвратился.
– Почуял беду и бежал, как крыса! – воскликнул Ли Жу. – Но у него есть сообщники. Его надо поймать и выведать, кто они.
Дун Чжо повсюду разослал приказ схватить Цао Цао. За его поимку была обещана награда…
Между тем Цао Цао, выехав из города, помчался в Цзяоцзюнь, но по дороге его схватили и доставили к начальнику уезда.
– Я торговец, фамилия моя – Хуанфу, – оправдывался Цао Цао.
Но начальник уезда видел когда-то его в Лояне и сразу опознал.
– Ты не Хуанфу, а Цао Цао, – сказал он. – Я тебя препровожу в столицу и получу награду.
И он связал Цао Цао. Однако в полночь он велел доверенному слуге тайно привести Цао Цао к нему на задний двор для допроса. Узнав, каковы истинные стремления Цао Цао, начальник уезда освободил его от веревок, усадил на почетное место и, поклонившись, сказал:
– Вы справедливый и достойный сын Поднебесной!
Цао Цао, в свою очередь, отвесил поклон и пожелал узнать имя начальника.
– Меня зовут Чэнь Гун, – молвил тот. – Глубоко взволнованный вашей преданностью государству, я решил оставить должность и следовать за вами.
В ту же ночь оба, вооружившись мечами, отправились в родную деревню Цао Цао. На третий день, уже в сумерки, они добрались до Чэнгао.
– Здесь живет Люй Бошэ, сводный брат моего отца, – промолвил Цао Цао, – не заехать ли нам к нему разузнать новости? Там и заночуем.
Они въехали в деревушку, спешились и вошли в хижину Люй Бошэ.
Цао Цао обо всем ему рассказал.
– Господин мой, – кланяясь, обратился к начальнику уезда Люй Бошэ. – Не спаси вы моего племянника, погиб бы род Цао.
Усадив гостей, Люй Бошэ сказал, что съездит в соседнюю деревню за вином, и ушел.
Цао Цао и Чэнь Гун долго ждали его, как вдруг им почудилось, будто за домом кто-то точит нож.
Тогда они тихонько пробрались в заднюю комнату и услышали, как кто-то сказал:
– Надо связать, прежде чем резать.
Тут Цао Цао и Чэнь Гун обнажили мечи и прикончили всех, кто попался им под руку, – всего восемь человек. Обыскав затем дом, они обнаружили на кухне связанную свинью.
– Цао Цао! – воскликнул Чэнь Гун. – Мы убили добрых людей!
Второпях они покинули дом, вскочили на коней и помчались во весь опор, но не проехали и двух ли, как встретили Люй Бошэ верхом на осле. Он вез два кувшина вина и корзину с овощами и фруктами.
– Дорогой племянник и вы, господин, – окликнул их Люй Бошэ, – умоляю вас, вернитесь, не побрезгуйте моим убогим жильем.
– Совершившему преступление нельзя подолгу оставаться на месте, – ответил Цао Цао.
– А я велел заколоть свинью, чтобы угостить вас, – продолжал Люй Бошэ. – Вернитесь же!
Цао Цао, взмахнув плетью, поскакал вперед, но вдруг круто осадил коня и, повернувшись, крикнул, обнажив меч:
– Кто это едет за нами?
Люй Бошэ оглянулся, и тут Цао Цао мечом снес ему голову.
– Что вы наделали! – испуганно воскликнул Чэнь Гун.
– Иначе нельзя было поступить, – ответил Цао Цао. – Что было бы, если бы он вернулся и увидел, что вся его семья перебита?
– Преднамеренное убийство – великая несправедливость, – сказал Чэнь Гун.
– Уж лучше я обижу другого, чем позволю кому-либо обидеть себя, – ответил Цао Цао.
Они проехали несколько ли и при свете луны постучались в ворота постоялого двора. Цао Цао быстро уснул, а Чэнь Гун бодрствовал, терзаясь сомнениями: «Я считал его добрым, а у него волчье сердце. Нельзя оставить его в живых».
И Чэнь Гун потянулся за мечом, собираясь прикончить Цао Цао.
Поистине:
Правдивым не может быть тот, в чьем сердце скрывается злоба.
А вот Цао Цао, Дун Чжо наполнены злобою оба.
О том, что дальше приключилось с Цао Цао, вы узнаете из следующей главы.
章节结束