– А зачем у вас фонарь на ножнах? – Спросил молодой солдат. Постепенно, страх перед Гаглес прошёл и некоторые начали наглеть.
– Затем. Надо, – коротко ответила Гаглес.
– А он разве не из квартала красных фонарей? Девушке не пристало такое носить, если она не…
Командир вовремя оборвал подчинённого.
– Помолчи. Не надоедай Героине.
– Я ношу фонарь потому что он проклятый. А того кто перепутает меня с проституткой, я заставлю съесть собственное дерьмо, – предельно миролюбиво пояснила Гаглес.
Фонарь действительно был необычным, потому простым смертным сувать сюда любопытные носы было запрещено.
– Ой, проклятый! – Воскликнул солдат – А он опасен?
– Рядовой Тен! Помолчите! – Прорычал командир.
– О, если сунешь к нему руки, быстро лишишься не только конечностей, но и жизни. И я буду не причём, – сказала Гаглес.
На самом деле солдат со своими глупыми вопросами её скорее забавлял, но от его трескотни, побаливала голова. Потому она была благодарна командиру, прервавшему непрерывный поток словесного поноса. Он уже успел рассказать ей своей семье, о службе, попытался расспросить о легендарном сражении против Маряны. Чем то он напоминал молодого Хелихвеса. У того рот тоже не закрывался.
Дети всегда такие шумные и проблемные.
Ксено всё ещё не нашёл разбойничье логово. По лесу бродили только группы стражников. Было бы проще, если бы у неё была вещь, принадлежавшая члену банды Белой ноги, тогда можно было выследить их по запаху.
Гаглес несколько раз намеревалась отозвать лося обратно, но передумывала. Не привыкла откладывать дела на потом. Она не могла отпустить разбойников только потому что ей не нравилось ехать рядом с кучером. Карету трясло, а кучер постоянно задевал её локтями.
Вчера, они не встретили никаких опасностей, за исключением стаи местных волков. Волки в этих лесах были похожи на тощих уличных псов, ростом едва выше колена. Наглые звери попытались стащить сумку с провизией и были распуганы чьим-то сапогом.
Гаглес даже немного заскучала.
– Почти пришли. Я вижу городские ворота.
Стражи сразу оживились.
– Наконец-то. Можно нормально поесть.
– И искупаться.
– И поспать в нормальной кровати.
Гаглес хмыкнула. Неженки.
– Так, никаких девочек. Я знаю что в Слизене есть бордель. Узнаю, что вы были там – вылетите у меня со службы, – сказал командир – Я совершенно серьёзно. Не нужно мне тут ваших ухмылочек. Я не потерплю разносчиков срамных болезней в армии.
Когда они вошли в ворота, Гаглес с удивлением поняла, что в неё никто не стал сразу тыкать пальцем. А потом вспомнила, что Ксено нет рядом с ней.
– Вы не останетесь с нами, госпожа? Я оплачу вам номер, – засуетился торговец. Звали его, кстати Изекин, о чём она узнала только к началу второго дня совместного путешествия.
– Боитесь, что сбегу?
– Нет, как вы могли такое подумать?! – Всплеснул руками торговец – Мне и в голову такое не могло прийти.
А у самого глазки нервно забегали.
– Я не останусь в ночлежке, полной пьяных мужчин. А то, что они будут пьяные, не сомневайтесь. Командир слишком мягкий человек, что бы приструнить их как следует.
– Но в других гостиницах тоже полно пьяных мужчин…и клопов, – возразил Изекин.
– А я не собираюсь ночевать в гостинице.
– У госпожи тут живут друзья или родственники?
– Вы слишком назойливы, Изекин. Но я отвечу: я собираюсь ночевать под открытым небом. Как привыкла. А утром встречу вас у городских ворот.
– Но госпожа! Ведь комменданский час! И где вас искать с утра, и как вы найдёте нас? Мы собираемся отправиться в путь около шести часов!
– Комменданский час, ха! Почему я должна бояться его? Если я захочу, стража меня не увидит, даже если будет смотреть в упор.
Гаглес загадочно ухмыльнулась:
– И почему вы считаете, что я вас не найду? От меня ещё никто не скрывался. Разве, что – на том свете.
Она постаралась сделать тон голоса как можно более зловещим.
Эффект был произведён – торговец уставился на неё глазами полными благоговения и больше не решался её задерживать.
– Тогда, хорошей ночи вам, госпожа.
– Ага.
«Эх, сейчас бы в баню»
Но какие бани в такой поздний час? Разве что пройтись по частным домовладениям, где за скромный золотой и баню растопят, и накормят.
Эта идея быстро превратилась в навязчивую.
Обойдя несколько улиц, Гаглес приметила огромный, богатый дом с пристроем для слуг.
Если не получится, всегда можно найти ночлег поскромнее. Она спрятала оружие и фонарь.
Гаглес постучалась в ворота и приняла вид смущённой, несчастной девушки.
– Простите, могу я поговорить с управляющей поместья? – Спросила она у привратника – Я хочу попросить ночлега.
– Кто такая? – Надменно спросил привратник, оценивающе оглядев её сверху до низу – Предупреждаю сразу: Хозяйка не пускает проституток и бродяжек.
– Меня зовут Этанлис Малл. Я бывшая рабыня семьи Удакин.
– Хм, сейчас. Не могла прийти ещё позже?
Привратник удалился. Гаглес некоторое время, скучая, удаляла грязь из под ногтей.
Вскоре послышались шаги. За привратником, шли две женщины в богато расшитых одеждах. Вероятно: управляющая и хозяйка.
– Почему ты пришла к нам в дом, девочка? – Спросила женщина, которую Гаглес определила как хозяйку.
– Приветствую благородную госпожу. Семью моего хозяина постигло несчастье, – с «горечью», сказала причина нечастья.
«Не повезло, не повезло. Меньше надо заниматься тёмными делишками».
– Да, слышала, – поджав губы, сказала хозяйка. По её лицу не было видно сочувствует ли она старому Удакину и его семье или плевать на них хотела.
– Наша управляющая выжила в том страшном пожаре и продала всех рабынь в столицу. Но мне она разрешила задержаться, что бы похоронить мать. Я поклялась, что доеду до столицы к празднику плодородия. Хозяин ожидает, что я приступлю к работе в начале зимнего сезона. За ночлег я могу заплатить.
– И куда же вас продали?
– В Ненен.
– Это ведь часть дворца! Почему вы путешествуете одна?
– Я не одна! Мой брат со мной. Он свободный человек, он служил в армии. Но едва мы вошли в город, брат оставил меня, сказав, что бы я оставалась в гостинице. Но там одни мужчины. Они пьют и ведут себя развязно.
– Побежал в бордель, небось, твой брат, – проворчала управляющая.
– Я не знаю, – скромно потупив глаза, сказала Гаглес.
– Ладно, – благосклонно кивнула хозяйка – Можешь остаться. Управляющая покажет где. Я хозяйка этого дома…
«Угадала!» – Мысленно возликовала Гаглес.
–…А это госпожа Соли, управляющая моим поместьем.
– Пойдём, девочка, – сказала управляющая – Денег этому дому не надо. Лучше развесь бельё, ты у нас высокая, тебе должно быть нетрудно. Прачка у нас низенькая и старенькая. Мы обычно просим кухарку, но раз уж ты пришла, поможешь. Пойди сначала, помойся с дороги и переоденься в чистое.
Она отвела Гаглес в баню, убедилась, что у неё есть своё полотенце и ушла.
«Вот где рай», – подумала Гаглес, обливаясь горячей водой. Баня остывала, ведь другие слуги уже давно помылись, однако ей хватало и воды, и жара.
Купание в холодных реках и озёрах, в компании с голодными комарами, не сравнить с этим блаженством.
Она переоделась и взяла свою сумку, затем встряхнула её, сказав:
– Спрячь всё, кроме одежды и расчёски.
Мало кто знал, но её сумка тоже была проклятой вещью, не менее опасной чем фонарь. И очень полезной.
Чистая и довольная, Гаглес вышла из бани. На выходе её дожидались четыре огромных корзины с бельём.
В этом доме, либо было много слуг, либо тут тайком обстирывают подразделение имперской армии.
Она, у которой было от силы три комплекта дорожных платьев, не понимала этого вопиющего стремления к излишеству. Ну, не ей судить. В конце концов, она дикая женщина из дикого леса и «немного» оторвалась от человеческого быта.
Прачка тут же поковыляла к ней. Взгляд у неё был суровый и строгий. Она действительно выглядела старенькой, маленькой и сутулой.
– Ты мне яркое на белое не навешай. Гляди что б одно на другом не висело внахлёст, иначе пятна остануться. Белое вешай внахлёст, что б место осталось. И не развешивай гармошкой, иначе с утра гладить заставлю.
Гаглес пыхтела, скрипела зубами и тихо ругалась сквозь зубы. Она то, наивная, считала, что нет ничего проще развешивания белья в рутине домашних дел. Её не заставили чистить печь или кухню. Однако она развешала штук триста вещей и спина взмолилась о пощаде.
Когда она закончила, прачка сменила гнев на милость.
– Какая ты высокая и ладная. Ростом как наш садовник. Мы бы верёвки перевесили пониже, но овцы бельё испортят. Им бегать нужно, что бы мяса больше сала было.
То-то у них тут пустовато, а хозяйский сад огорожен.
– Овцы непростое животное и вонючее, – сказала Гаглес – Зачем их в городе держать? Это для императорской армии?
Император уже который год готовился к войне с непокорными южными землями Гьёна. И потому, в приступе дурного вдохновения, повелел держать скотину в каждом доме…даже городским аристократам. Три головы – для крестьян и двадцать голов – для землевладельцев. Население кинулось скупать куриц как наименее проблемных. И как самых дешёвых.
– У хозяйки сыпь на птичий помёт. Как наступала сухая пора, так её всю обсыпало, бедняжку. Долго искали отчего так. Кое как вспомнили, что это началось в тот год как кур завели.
Кухарка некоторое время помолчала оглядывая её с ног до головы. А затем сказала:
– Ты бы поосторожнее, девочка. Одна по городу не ходи. Да и в окресностях тоже. У нас часто красивые, да неженатые пропадают. Последняя пропала всего две недели назад.
– Хм, а в столице об этом знают? – Спросила Гаглес.
– Прошение хозяйка подаёт каждые три месяца. Чаще нельзя. А похитителя всё поймать не могут, – махнула рукой кухарка – Потому на стражей не надейся. Одна никуда не ходи.
– Хорошо, госпожа, – кивнула Гаглес – Спасибо за заботу.
Вопросов к западному Гьёну становилось всё больше.
Засыпала она в чистой постели, хоть и деля комнату с незнакомыми девушками.
Уж куда лучше грязных гостиниц или лесной поляны. Гаглес позволила себе немного позлорадствовать над своими спутниками.
Ксено всё ещё не нашёл разбойников, но наткнулся на их недавнюю стоянку. Удивительно, но судя по всему они двигались в направлении столицы, где было больше всего патрулей.
Подозрительно.
Долго размышлять ей не дала усталость, сомкнувшая веки и путавшая мысли.
Проснулась она от шуршания, шушуканья и хихиканья. Соседки прилипли к окну и что-то там высматривали.
– Хозяин приехал, – великодушно обьяснила одна и даже уступила своё место.
Гаглес с любопытством выглянула наружу. Ей открылся вид на сад. Она увидела мужчину с конём, который разговаривал с пожилой женщиной, стоявшей к окну спиной.
Мужчина был высок, худ и бледен. С длинными волосами забраными в хвост и с большим носом, который был виден даже в неярком свете фонаря.
Гаглес быстро потеряла интерес к зрелищу. И пошла спать. Ей было неведомо зачем обсуждать и поднимать суету из-за какого-то мужика. Был бы он голый – другое дело. А так только нос торчит.
Пустая трата времени.