Интересно, а дьявол носит вещи из тончайшей шерсти в одиннадцать микрон?
Даже стоя у противоположного конца дорогущего стола своего шефа, Иззи Дин точно знала, что темно-серый костюм Гарри Митчелла был мягким на ощупь, как котенок. Ее пальцам просто не терпелось погладить дорогую ткань.
Может, ей дотянуться и хлопнуть его по плечу, чтобы стереть эту самодовольную ухмылку с щетинистого лица?
– Осторожно, Дин, ты выглядишь так, словно хочешь уложить меня на лопатки.
– Разве? – притворно удивилась Иззи. Конечно, он ни на секунду не поверил ее наигранной наивности. Уж слишком он привык к стычкам и препирательствам с ней.
Господи, это было бы великолепно! Напрячь все свои мышцы, которые она развила еще в детстве, убирая кухни ресторанов фастфуда, и – раз! – усадить Митчелла на его аппетитную ханжескую задницу прямо здесь, в его стеклянном офисе. Да весь затюканный отдел аплодировал бы ей стоя!
– Эй!
Большое лицо замаячило перед затуманенным взглядом, и она снова сфокусировалась на голубых глазах – оттенок оазис, согласно таблице-классификатору «Какого цвета его глаза?» в ее любимом потрепанном женском журнале. С леопардовыми пятнышками синего цвета.
Не то чтобы она специально искала в таблице его оттенок…
Даже его ресницы напоминали раскидистые пальмы, окаймляющие оазис, что вполне соответствовало поэтическому названию. За исключением одной вещи – в пристальном взгляде Гарри Митчелла не было ничего, даже отдаленно напоминающего блаженную прохладу. В его глазах бушевал вулкан, обдающий Иззи жаром в самые неподходящие моменты.
Как сейчас.
– Ты сердишься.
– Вот поэтому ты и получаешь большие деньги, Митчелл, – медленно закипала она, – за это несравненное внимание к деталям.
– Забавно, что ты упомянула детали…
– С моим докладом все в порядке?
– Формально да…
Она тряхнула короткими волосами и уставилась на него:
– Цифры в порядке?
– Ты же спец, палочка-выручалочка в офисе, когда твои коллеги не могут что-то решить. – Он посмотрел на Иззи. – Конечно, они в порядке.
– Тогда все нормально. Я не вижу никаких причин, чтобы тратить время и переделывать его.
Гарри разочарованно запустил пальцы в волосы, и Иззи ощутила легкий пьянящий мужской аромат.
Неприятный запах, сказала она себе. Запах босса. Отвратительно.
– Ты на самом деле хочешь, чтобы о тебе наверху думали «нормально»? – спросил он.
– Я проработала здесь намного дольше тебя. Они знают мою работу.
– Вот эту работу? – Он поднял ее последний доклад. – Или эту?
Иззи посмотрела на скромную папку, которую он держал в другой руке.
– Что это?
Хотя ее нижняя губа точно знала, что это было, – она оказалась между зубов, и Иззи начала ее слегка покусывать. На какое-то мгновение Митчелл отвлекся, но быстро взял себя в руки:
– Я поднял один из докладов, который ты подготовила в первые месяцы работы в «Бродмор Натбли». Это что-то выдающееся.
Наконец-то! Какое-то признание… Спустя всего двенадцать месяцев работы.
Но он не закончил.
– Его не сравнить с сегодняшними жалкими попытками. Сколько еще ты собираешься эксплуатировать свою репутацию, Дин?
– Я не помню, чтобы обладание Пулитцеровской премией было одним из основных критериев для этой работы.
Папка с глухим стуком упала на письменный стол, и акцент Митчелла стал более выраженным – как всегда, когда Гарри злился. Он обошел вокруг стола и посмотрел на Иззи сверху вниз:
– Твой доклад поверхностный и скучный, и я хочу знать почему.
Иззи изо всех сила старалась не позволить сексуальному австралийцу отвлечь ее своим выговором.
– Может, ты хочешь, чтобы я написала тебе отчет на эту тему?
С этими словами она развернулась и выскочила из стеклянного кабинета Митчелла, – наверняка все сотрудники читали их разговор по губам, – направилась к своему столу и с размаху упала в удобное кресло, где ей особенно хорошо думалось.
В любом случае лучше, чем рядом с Гарри Митчеллом.
Деспот.
Ни у кого в этом офисе бесконечные обязательные доклады и отчеты не были похожи на произведения высокой прозы. Возможно, когда-то Иззи была важна внешняя сторона, но сейчас ее интересовали только итоговые цифры и значки фунтов стерлингов. Факты и только факты – потому что именно в этом состояла работа и именно за это платили зарплату, разве нет?
Ее плечи поникли.
С каких это пор понятие «приемлемо» устраивало Айседору Дин? Ей не нравилось, что чувство неудовлетворенности явно стало проявляться в ее работе, но еще больше она ненавидела то, что именно Гарри Митчелл указывал ей на это.
Как будто ему нужно было к чему-то придраться.
Она обвела взглядом офис, изучая коллег, которые изо всех сил делали вид, что им все равно. Митчелл был прав: все они приносили ей документы на проверку. Потому что она была профессионалом.
Но быть профессионалом не значит автоматически быть счастливым.
Она щелкнула по маленькому декоративному ежику, стоявшему на столе, и тот энергично закивал. Затем она отстегнула бейдж с жакета и уставилась на свою фотографию – радостное, оптимистичное, полное энтузиазма лицо девушки, получившей новую работу. И вспомнила, как раньше относилась к тому, чем занималась. Как благодарна была судьбе за то, что получила хорошую должность в такой престижной фирме. Как игнорировала беспокойство родителей. Как бурно праздновала с подругами.
Куда делся этот энтузиазм?
Она прицепила бейдж обратно к жакету. Лежащий рядом с ежиком телефон прогудел, оповещая ее о новом сообщении. Иззи рассеянно взяла его и быстро прочитала.
«Когда перестанешь дуться, зайди, пожалуйста, ко мне, чтобы мы могли закончить разговор».
Здание словно накренилось, как будто Лондон находился в зоне геологического разлома, и Иззи вцепилась свободной рукой в край стола. Но вместе с этими высокомерными словами что-то сместилось и в ее голове. Все сдвинулось… влево… на полтора дюйма, и Иззи увидела свою жизнь намного отчетливее, чем прежде.
Это была не обида. А настоящие невыносимые мучения.
Митчелл был прав. Она потеряла харизму. И даже не заметила этого.
Никто не хотел иметь в подчинении скучного сотрудника. Может, она просто должна проглотить это, пойти и пообещать исправиться? Постараться вернуть свои прежние энтузиазм и заинтересованность?
Телефон снова загудел.
Иззи подняла глаза и взглянула поверх коллег прямо на кабинет Митчелла. Всеми своими шестью футами босс опирался на край стола – скрестив ноги, все еще с телефоном в руке, он, не отрываясь, смотрел на нее. От его пристального взгляда кровь непроизвольно закипала у нее в венах. И Иззи поняла, что именно из-за этого она вообще приходила на работу.
Ежедневный адреналин, который она получала от спарринга с Принцем Гарри через стекло его корпоративного орлиного гнезда, располагавшегося на большой высоте. Или по электронной почте. Или на совещаниях отдела.
Как доза кофеина для ее души, разрушавшая сонное оцепенение с восьми утра до шести вечера.
Напоминая, что она до сих пор жива.
Вообще, часть его работы состояла в том, чтобы говорить ей, как работать. Тут не было ничего личного. Так почему же она поворачивает все именно так? Да, он сидит у нее в печенках, и нет, он не самый лояльный руководитель, готовый оказать поддержку, но вряд ли Митчелл виноват в том, что она сделала его своим личным дефибриллятором.
Возможно, она могла бы работать с ним, а не против него. Может, союзник из него получится лучше, чем враг?
Пока Иззи изучала его, что-то в ее взгляде смутило Митчелла, и между бровями у него образовались три маленькие морщинки. Он слегка оттолкнулся от стола и протянул руку в ее сторону.
Почти умоляя.
Взгляд Иззи упал на телефон.
«Пока не поздно, Дин!»
Ее пальцы задрожали, и, боясь выронить телефон, она положила его на стол.
Вот вам и союзники…
Тут ей в голову пришла блестящая идея.
Настолько блестящая, что Иззи не могла понять, почему ее не осенило раньше. Столько времени и энергии пропало впустую.
Она поднялась, разгладила юбку-карандаш, проведя ладонями вниз по бедрам, и подняла взгляд на Митчелла. Затем, пытаясь подражать движениям Скарлетт Йоханссон, она скользящей походкой направилась к его кабинету и вверх по ковровым ступенькам к стеклянной двери, за которой все еще стоял Митчелл, напряженный от раздражения. Иззи остановилась прямо перед ним, так что мыски ее туфель на высоких каблуках касались бы его итальянских кожаных ботинок, если бы не стекло.
Все без исключения в комнате уставились на нее, в том числе и Гарри Митчелл, чье раздражение сменилось замешательством. И чем-то еще. Он с интересом наблюдал за ее походкой а-ля Скарлетт Йоханссон, доставлявшей ему невероятное удовольствие.
Иззи облизнула губы и, наклонясь ближе, дохнула на стекло – оно сразу запотело.
У Митчелла перехватило дыхание.
Она подняла указательный палец к губам и эротично облизала его, а затем провела им по своей полной влажной нижней губе.
Его грудь поднималась и опускалась. Он не сводил c Иззи голубых глаз, в его взгляде было привычное возбуждение. И ожидание.
Она написала несколько букв на запотевшем стекле.
Всего два слова.
Одно плохое. Другое очень плохое.
Тлеющий взгляд Митчелла скользнул вниз по стеклу, а затем вспыхнул, когда он прочитал надпись.
– Надеюсь, это достаточно прозаично для вас, сэр, – язвительно сказала Иззи, не повышая голоса.
Его левая бровь поднялась. Дерзкое заявление на стекле было лаконичным и однозначным. Никаких сомнений – она навсегда порвала с «Бродмор». После такого можно было рассчитывать только на увольнение.
Она это вполне осознавала.
Иззи стерла подпись со стекла рукавом и, не обращая внимания на ошеломленных коллег, окрыленная, вернулась к своему столу.
Она вытряхнула корзину для бумаг – три скомканных листка выпали и покатились по полу, – и сложила в нее сотовый телефон, ключи, крем для рук, все еще кивающего ежика и школьную фотографию, на которой она была изображена с подругами Тори и Поппи.
А потом она просто… вышла.
Никаких оваций со стороны забитых коллег, если кто-то из них и попрощался с ней, то Иззи не слышала – кровь яростно стучала у нее в ушах.
Она вошла в лифт и повернулась лицом к Гарри Митчеллу, который все еще стоял разинув рот в своем стеклянном аквариуме и глядел на нее со сложными эмоциями на лице.
Разочарование – к которому она уже привыкла благодаря своим родителям.
Ошеломленное недоверие – какое испытываешь к тем, кто только что оступился и рухнул вниз по карьерной лестнице, что она только что сделала.
Потеря – чего-то неуловимого, непередаваемого, непонятного…
Иззи нахмурилась. Именно это чувство потери она испытала, когда двери лифта, шелестя, отрезали ее от всего, чего она, как казалось, хотела от жизни.