Бетти Бойл звали, конечно, совсем не Бетти. Это было имя для родителей, вечно занятых деловых людей, предпочитавших газеты и хороший табак. Школьная учительница, прагматичная мисс Сюзи Гвинн, называла ее только Элизабет, и никак иначе. С самого детства Бетти должна была вести себя как маленькая леди. Окружающие считали, что из такого очаровательного ребенка обязательно вырастет настоящая светская львица. В конце концов, уже в шестилетнем возрасте она очаровывала своими золотыми кудрями и синим платьем с большим бантом, а ее умение петь песню про зеленые рукава растрогало даже старушку миссис Дрейк, соседку из дома справа.
Правда, в последнее время кудри Бетти стали уже не совсем кудрями, да и платья сменили порезанные джинсы. Бетти исполнилось двенадцать, и вся ее жизнь была возложена на алтарь черной меланхолии.
И дело не только в том, что Бетти совершенно не хотелось становиться светской львицей и уподобляться напудренной и элегантной матери, и не в том, что мисс Сюзи Гвинн в очередной раз застукала ее с книгой старинных легенд. И, конечно, вовсе не в Артуре Ниме из ее класса, о настолько высоких материях Бетти еще и думать не полагалось (как были уверены и ее мама, и мисс Сюзи Гвинн, и даже отец, после нескольких серьезных разговоров на кухне, был с этим согласен).
Просто в жизни не было ни единого лучика света, который мог бы рассеять тоску, нависшую над всей жизнью Бетти.
Бетти исполнилось двенадцать, и в этот день ее жизнь кончилась.
В ее комнате с черными занавесками было пасмурно и сумрачно, хотя на улице был полдень и весеннее солнце согревало улицу Высоких Осин, на которой стоял особняк семьи Бойл. Но солнце и весна не могли порадовать Бетти. И ничего другое тоже не могло. Ей было прекрасно известно, что внизу, в гостиной, приодетая по случаю в лучшее платье мама накрывала на стол, и что скоро привезут заказанный в самой модной кондитерской города торт, и придут дети из школы, которых позвала ее мама, потому что на дне рождении дочери обязательно должны быть друзья. Так, конечно, принято. Придет задавака Энни Мораг, и рыжая Вивиан О'Брайен, и занудная Клара Поул, вечно поучающая всех вокруг и рассказывающая, как надо жить. Вот уж лучшая компания для двенадцатилетия!
Бетти тяжело вздохнула и перевернулась на другой бок. Взгляд ее уперся в рамку на кровати. Там, вместо фотографии красивого мальчика вроде Артура Нима, стояла вырезанная из журнала картинка с элегантным вампиром. Вампир тоже не радовал, как и новая книга, купленная у старого букиниста, и предстоящий чинный вечер с чаем из старинного сервиза. Невыносимое занудство! Когда Бетти была моложе, она думала, что день рождения – это ее праздник, и она может сама выбирать занятие, но реальность оказалась совсем другой. Все – от и до – было продумано ее светской мамой и должно было представить дом Бойлов в наилучшем свете.
– Как хорошо, что сейчас не девятнадцатый век, – мрачно сообщила Бетти нарисованному вампиру. – Иначе бы мама отправила меня на какой-нибудь дурацкий бал.
На бал Бетти не хотела, если это, конечно, не бал вампиров или фей, или хотя бы вечеринка в закрытом клубе «Носферату», но туда ее не пускали: даже в лучших драных джинсах и с синей помадой она не могла пока сойти за шестнадцатилетнюю, тем более, что тот случай плохо кончился: ее поймал охранник и вызвал родителей.
Ох и недовольной же выглядела мама!
Бетти перевела взгляд на часы. Равнодушные цифры показывали почти пять. Это значит, что скоро придется все-таки встать и искать в шкафу приличное платье, а потом спускаться к гостям и целый вечер сидеть с приклеенной улыбкой…
У Бетти просто не было на это сил! Ей казалось, что с каждым днем она все больше слабеет и никак не может играть во взрослые игры и соответствовать ожиданиям. Даже в школу она теперь просыпалась с трудом. Ей было так плохо, не хотелось ничего, но взрослым разве объяснишь? У них есть свои планы на детей, и ты ничего не можешь им противопоставить.
Разве только сбежать, как делали дети в старых сказках, но у них были силы и много энергии, а у Бетти нет ничего.
Ни жизни, ни веселья, ни даже настоящих друзей… Ей захотелось плакать, так сильно она себя жалела. Слезы потекли из-под густо накрашенных ресниц, Бетти уткнулась лицом в подушку и горько зарыдала. Проплакав некоторое время, она уснула, обнимая обтянутую черной наволочкой подушку.
Ей снилось, что Ткачиха плетет ее жизнь.
Медленно, прядь за прядью, собирает в свои клешни длинные серебряные нити и связывает в красивый мерцающий узор. Ткачиха тянула и тянула пряжу ее жизни, и Бетти во сне казалось, что она видит, как это происходит. Как нити тянутся прямо из ее спины.
Во сне Бетти помнила все.
Она знала точно день и час, когда Ткачиха заинтересовалась ей. В тот день Бетти поссорилась с Артуром Нимом на заднем дворе школы и прибежала домой, и была такой несчастной, что ей просто необходимо было выговориться хотя бы маме, но мама торопилась на очередной прием в честь какой-то заезжей звезды, и ей было совсем не до дочери. Тогда Бетти так же лежала на кровати и плакала, и проклинала свою жизнь, и мечтала о том, чтобы кто-нибудь пришел и забрал ее, потому что жить стало незачем.
И пришла Ткачиха.
Это произошло полгода назад, и с тех пор Бетти такая – не радуется белому свету и сладостям, много спит и с трудом находит в себе желание хотя бы встать с кровати. Потому что Ткачиха прядет ее жизнь, и когда она закончит узор…
– Я умру, – сказала Бетти вслух, открывая глаза.
Странный сон кончился, но остатки его, как часто бывает, еще преследовали Бетти. Она осторожно огляделась. Она все так же лежала на кровати ничком, обнимая подушку, и в комнате не было ничего необычного, кроме странного, скрежещущего звука, который был едва уловим и оттого казался еще более жутким.
Бетти осторожно повернула голову и увидела, как тянутся от ее спины две блестящие серебряные нити. Она села на кровати, стараясь двигаться очень медленно – вдруг эти нити легко порвать, что тогда будет? Подойдя к большому напольному зеркалу, она принялась изучать свою спину. Нити тянулись от лопаток вперед, но ткань футболки была нетронутой, никаких дырок или прорезанных швов. Кожа в том месте, откуда тянулись нити, странно похолодела.
Это Ткачиха! Страшное озарение настигло Бетти, зеркало отразило, как сильно она побледнела.
– Но ведь если эти нити тянутся из-моей спины, – хрипло сказала она вслух, стараясь, чтобы звук собственного голоса успокоило, – значит, они тянутся куда-то? Куда?
Бетти двигалась осторожно, развернувшись так, чтобы видеть конец нитей. Серебристое сияние заканчивалось в самом темном углу комнаты, за платяным шкафом. Нити растворялись прямо в стене, по обоям растекалось черное неприглядное пятно.
– Что это? – мама Бетти была помешана на чистоте и регулярно требовала от дочери приводить комнату в порядок, поэтому девочка точно могла сказать, что еще вчера никакого пятна не было.
Пятно пульсировало и жило своей жизнью. Бетти протянула руку и коснулась его. Пальцы погрузились внутрь на несколько сантиметров, и девочке показалось, что она ощупывает что-то живое. Она вскрикнула и с отвращением отдернула руку. Пятно отпустило пальцы с противным чавкающим звуком. Нити остались внутри.
– Ткачиха… Она там? – опасливо спросила девочка, но в ответ не раздалось ни звука.
– Надо рискнуть! – Бетти продолжала говорить вслух. – Если Ткачиха сплетет мою жизнь, я умру, так? Я откуда-то это знаю. Значит, я должна найти Ткачиху и помешать ей. Мама, конечно, не одобрит, но прежде, чем я объясню это маме…
Бетти представила себе в красках, что скажет ее думающая только о нарядах и бриллиантах рассеянная мама, и помотала головой. Лучше она со всем сама разберется, так будет намного быстрее. Было бы хорошо успеть до прихода гостей, конечно.
– Я иду! – сообщила Бетти и, сделав шаг вплотную к стене, прижалась к пятну.
Оно со все тем же чавкающим звуком всосало ее внутрь.
Бетти открыла глаза и очутилась в кромешной тьме.