Я всегда была маленькой и тихой, но, когда пела, словно оживала, а благодаря занятиям гимнастикой еще и хорошо двигалась. Когда мне было пять, я приняла участие в местном танцевальном конкурсе. Я исполнила простую связку в цилиндре и с тростью. И выиграла. Мама стала возить меня на все областные соревнования. На старых фото и видео с выступлений я всегда нелепо одета. Для мюзикла в третьем классе я надела мешковатую фиолетовую футболку и нацепила огромный фиолетовый бант на макушку. Смотрелось это ужасно, я выглядела как рождественский подарок.
Я достигла определенных высот, выиграв региональный конкурс талантов в Батон-Руж. Вскоре родители задали мне гораздо более высокую планку: призов, вручаемых в школьных спортзалах, теперь было недостаточно. Увидев в газете объявление о прослушивании в «Клуб Микки Мауса», они решили, что мне следует поучаствовать. Мы восемь часов добирались до Атланты. Туда приехало более двух тысяч детей. Нужно было как-то выделиться, особенно когда выяснилось, что набирают только тех, кто старше десяти лет.
Когда кастинг-директор Мэтт Казелла спросил, сколько мне лет, я чуть не ответила «восемь», но, вспомнив о десятилетнем рубеже, сказала: «Девять!» Он одарил меня довольно скептическим взглядом.
На прослушивании я пела Sweet Georgia Brown и танцевала. В номер я добавила несколько гимнастических сальто.
Из тысяч претендентов со всей страны дальше прошла лишь небольшая группа детей, включая красотку из Калифорнии по имени Кери Рассел, которая была на несколько лет старше меня.
Нам с девочкой из Пенсильвании по имени Кристина Агилера сообщили, что отбор мы не прошли, но отметили, что мы очень талантливы. Мэтт сказал, что мы сможем попасть на шоу, когда станем старше и опытнее. Он же посоветовал моей маме отправиться со мной в Нью-Йорк и поискать работу там. Мэтт порекомендовал нам агента, который помогал молодым артистам начать карьеру на театральном поприще.
Мы поехали не сразу. Еще полгода я оставалась в Луизиане и работала официанткой в ресторане Лекси Granny’s Seafood and Deli, чтобы хоть немного помочь семье.
В ресторане стоял ужасный рыбный запах. Тем не менее еда была восхитительной, необычайно вкусной. Там постоянно собирались дети со всей округи. В подсобке мой брат напивался с друзьями, когда они учились в старших классах. А я в девять лет чистила моллюсков и разносила тарелки с едой, причудливо пританцовывая в своих милых нарядах.
Мама отправила мое видео Нэнси Карсон, агенту, которого порекомендовал Мэтт. На записи я исполняла Shine On, Harvest Moon, и все получилось: она пригласила нас приехать в Нью-Йорк на встречу.
После того как я спела Нэнси у нее в офисе на двадцатом этаже здания в самом центре Манхэттена, мы отправились домой на поезде «Амтрак». Я подписала официальный контракт с агентством талантов.
Вскоре после возвращения в Луизиану родилась моя младшая сестра Джейми Линн. Мы с Лорой Линн часами играли с ней, словно она была нашей куклой.
Через несколько дней после возвращения из роддома, когда я готовилась к танцевальному конкурсу, мама начала вести себя странно. Она вручную штопала мой костюм, работая иголкой и ниткой, а потом вдруг просто взяла и скинула его на пол. Кажется, она не понимала, что делает. Честно говоря, наряд был ужасным, но он был нужен для конкурса.
«Мама! Почему ты бросила мой костюм?» – спросила я.
А потом вдруг пошла кровь. Она была повсюду.
После родов ее не зашили как следует. Из мамы хлестала кровь. Я позвала отца. «Что с ней такое? Что это?» – вопила я без остановки.
В комнату влетел папа и повез ее в больницу. Всю дорогу я продолжала кричать: «С мамой не может быть что-то не так!»
Мне было девять. Вид истекающей кровью матери любого способен травмировать, для ребенка это ужасное зрелище. Я никогда раньше не видела столько крови.
Как только мы доехали до больницы, врачи все исправили буквально за пару секунд. Казалось, никто из них даже не переживал. Судя по всему, послеродовые кровотечения – не такая уж и редкость. Но в моей памяти это накрепко отложилось.
На занятиях гимнастикой я всегда проверяла, стоит ли мама за окном, ждет ли, пока я закончу. Это был рефлекс – убедиться, что я в безопасности. Но однажды, как обычно взглянув в окно, я ее не увидела. И запаниковала. Мамы там не было. Она ушла! Может быть, навсегда! И я разрыдалась, упав на колени. Со стороны можно было подумать, что у меня кто-то умер.
Преподаватель бросилась меня успокаивать: «Дорогая, она вернется! Все в порядке! Она, наверное, пошла в супермаркет».
Так и было – мама отошла в магазин. Но легче мне не стало. Я не могла смириться с ее уходом. Вернувшись и увидев, как меня расстроила эта ситуация, она больше никуда не уходила во время занятий. На протяжении нескольких лет она не отходила от меня ни на шаг.
Я была маленькой девочкой с большими мечтами. Я хотела быть звездой, как Мадонна, Долли Партон или Уитни Хьюстон. Но были у меня и более приземленные мечты, которые было труднее достичь. Они казались слишком амбициозными, чтобы быть произнесенными вслух: я хочу, чтобы отец бросил пить. Я хочу, чтобы мама перестала ругаться. Я хочу, чтобы с нами все было в порядке.
В моей семье в любой момент все может пойти наперекосяк. Тут я бессильна. Лишь во время выступлений я чувствовала себя по-настоящему неуязвимой. Стоя в конференц-зале на Манхэттене перед женщиной, которая могла воплотить мои мечты в реальность, я хотя бы на что-то могла повлиять.