«Мисс Линн! Мисс Линн! – кричал мальчик. Он запыхался, пока бежал, и пытался отдышаться на пороге нашего дома. – Вы должны туда пойти! Пойдемте скорее!»
Однажды, когда мне было четыре, я сидела дома в гостиной на диване с мамой и моей подругой Синди. Кентвуд напоминал город из мыльной оперы: он всегда был полон драм. Синди как раз выкладывала маме последние сплетни, а я подслушивала их разговор и пыталась уловить, что к чему. Вдруг дверь распахнулась. По выражению лица мальчишки было понятно, что произошло что-то ужасное. У меня внутри все оборвалось.
И мы побежали. Дорогу у нас недавно отремонтировали, и я, босая, наступала в горячий гудрон.
«Ай! Ай! Ай!» – каждый мой шаг сопровождался криком. Я посмотрела на ноги и увидела прилипшую смолу.
Наконец мы добрались до поля, где мой брат Брайан играл с соседскими мальчишками. Они пытались косить высокую траву своими квадроциклами. Этим идиотам показалось, что это потрясная идея. Они не видели друг друга в зарослях, из-за чего в результате произошло лобовое столкновение.
Я, должно быть, все видела и слышала: как Брайан вопил от боли, как мать кричала от страха, но я ничего не помню. Думаю, Бог заставил меня отключиться, чтобы я не запомнила ни страданий, ни паники, ни вида раздавленного тела брата.
В больницу его отправили на вертолете.
Несколько дней спустя я пришла навестить Брайана, он весь был в гипсе. Насколько я поняла, он сломал почти все кости. Мне в детстве так казалось, потому что ему даже писать приходилось через отверстие в гипсе.
Я не могла не заметить, что вся палата была завалена игрушками. Родители были так благодарны, что он выжил, и им было так его жаль, что каждый его день, проведенный в больнице, напоминал рождественское утро. Мама угождала Брайану из чувства вины. Она до сих пор ему во всем потакает. Забавно, как доля секунды может навсегда изменить взаимоотношения в семье.
Тот несчастный случай сблизил нас с братом. Нашу с ним крепкую связь сформировало мое искреннее, непритворное признание его мучений и боли. Когда Брайан вернулся из больницы, я не отходила от него ни на шаг. Была рядом каждую ночь. Он не мог спать в своей постели, потому что все тело было еще загипсовано. У него была особая кровать, а мне у изножья положили небольшой матрас. Иногда я забиралась к нему и просто обнимала.
После того как Брайану сняли гипс, я еще много лет спала с ним. Даже совсем маленькой девочкой я понимала, что помимо несчастного случая и жестокого обращения отца, у брата была трудная жизнь. Я хотела его как-то утешить.
Наконец, спустя годы, мама сказала:
– Бритни, ты уже в шестом классе. Пора спать одной!
Я отказывалась.
Такой я была – не хотела спать одна. Но она настаивала, и в конце концов мне пришлось уступить.
Когда я начала жить в отдельной комнате, мне понравилось иметь личное пространство, но с братом мы остались близки. Он меня любил. И я его. Я испытывала к нему самые нежные чувства и не хотела, чтобы ему причиняли боль. Я насмотрелась, как он страдает.
Когда Брайану стало лучше, мы стали активно участвовать в общественной жизни. Мы жили в небольшом городке с населением всего в пару тысяч человек, и все ходили на три главных парада в году – Марди Гра[5], Четвертого июля[6] и на Рождество. Весь город ждал их с нетерпением. Во время праздников на улицах собирались толпы улыбающихся людей, они махали руками, забыв на день о проблемах и трудностях жизни, и любовались, как их соседи медленно шествуют по шоссе 38.
Однажды мы с ребятами решили украсить гольфкар и выставить его на параде Марди Гра. В него набилось, наверное, детей восемь – чересчур много. Трое устроились на скамейке, пара стояла по бокам, держась за небольшую крышу, а кто-то балансировал сзади. Мы настолько нагрузили гольфкар, что колеса у него почти сдулись. На всех нас были костюмы XIX века (я даже не помню почему). Я сидела впереди на коленях у старших ребят и махала зрителям рукой. Проблема в том, что из-за такого количества детей и спущенных шин кар трудно было контролировать, а из-за смеха, маханий и всеобщего возбуждения… ну, мы всего несколько раз врезались в идущую впереди машину, но этого было достаточно, чтобы нас выгнали с парада.