Я медленно подвожу ее к лифту и нажимаю кнопку. Она покачивается, и я, поддерживая, крепче обнимаю ее за талию.
– Стой спокойно, – строго говорю ей.
Она косится на меня, и я улыбаюсь.
– Не см-мей… – тянет она, валясь вбок.
Я подхватываю ее, прижимая к своему телу.
– Чего не сметь?
– Р-раз… драж-жать… меня. – Ее веки снова трепещут, закрываясь.
Я откровенно посмеиваюсь.
– Это невозможно!
Лифт останавливается, я вывожу ее в коридор, мы поворачиваем за угол и оказываемся у выхода из здания. Она опускает голову мне на плечо и окончательно закрывает глаза. Стеклянные двери добросовестно отражают нас двоих: вот уж не думал, что когда-нибудь такое увижу.
Кэтрин Лэндон, сонная и спокойная, приютилась у меня под мышкой.
Двери выходят в вестибюль, и я медленно вывожу из них свою сотрудницу; это просто ужас, насколько она одурманена!
– Все в порядке, сэр? – К нам встревоженно подбегает охранник.
– У нее помрачение сознания, реакция на какое-то лекарство, – объясняю ему.
– Я могу чем-нибудь помочь? – выпаливает он, попеременно глядя то на нее, то на меня.
– Нет, спасибо, я прослежу за тем, чтобы она безопасно добралась до дома.
Он трусцой бежит к входной двери, распахивает ее и придерживает перед нами.
Мой «бентли» стоит на наружной парковке, Эндрю выходит из машины и настороженно хмурится, увидев, что я практически тащу Кейт на себе.
– Что с ней такое? – спрашивает он.
– Просто сомлела, реакция на какое-то лекарство. Мы отвезем ее домой.
Он поспешно открывает заднюю дверцу.
– В машину, – командую я Кейт.
Она, не размыкая глаз, пристраивается головой мне на грудь.
– Я просто пойду… пешком, – выдыхает еле слышно.
Вот срань господня!
Прикрываю ладонью ее макушку, чтобы не стукнулась, и заставляю наклониться как надо, а потом один сильный толчок – и она падает на заднее сиденье.
– Ой! – корчит недовольную гримасу.
Сажусь рядом с ней и захлопываю дверцу.
– Ты где живешь? – спрашиваю я, пока Эндрю встраивается в поток машин.
Она тычет пальцем в окно.
– Во-он там.
– Где «там»?
– Вон! Там! – огрызается она, словно имеет право злиться.
Молча закатываю глаза; даже пьяная в стельку, эта женщина меня раздражает.
– Скажи мне свой адрес или я сейчас снова буду рыться в твоем чертовом чемодане!
– Дом двадцать четыре… – Она морщится и поднимает дрожащий палец. – А, нет, погоди, это мой старый адрес… эм-м-м-м…
– Господь всемогущий! – нетерпеливо бью по лбу ладонью.
– О, вспомнила! – радостно восклицает она.
– И?..
– Это… сорок четыре… Кент-роуд.
– Ты уверена?
– Тс-с-с, не говори ничего, – шепчет Кэтрин, преувеличенно осторожно поднося палец к губам. – У меня от тебя уши болят. – И для верности обеими руками указывает на уши, а то вдруг я не понял.
Усмехаясь, наблюдаю за ее забавной пантомимой.
– Кент-роуд, сорок четыре, – повторяю для Эндрю.
– Есть, шеф!
На следующем перекрестке он поворачивает направо.
Голова у Кейт бессильно болтается, и я снова подгребаю ее под мышку и прижимаю к себе. Она закрывает глаза и укладывается щекой мне на грудь.
Мы минут десять тащимся в пробке, она засыпает крепче, сует под щеку ладонь – будто на ночлег устраивается.
Я смотрю на нее, и меня охватывает странное ощущение.
Хм-м… интересно.
Через некоторое время Эндрю заезжает на парковку, потом поворачивается и смотрит на нас.
– Мы приехали.
Хмурюсь, глядя на обветшалый дом с террасами.
– Это точно здесь?
– Угу.
– Кейт, – шепчу я. Она не просыпается, и я легонько встряхиваю ее за плечо. – Ке-эйт, – повторяю.
– Если вы хотите ее разбудить, то не нужно шептать, – советует Эндрю.
– Ты бы за дорогой так следил! – ощетиниваюсь я.
Тоже мне умник!
Он хмыкает, выходит из машины и открывает заднюю дверцу с моей стороны. Я выбираюсь наружу, потом наклоняюсь, заглядывая в салон.
– Кейт! – говорю громко. – Проснись, мы дома!
Эндрю подсовывается сбоку, желая помочь.
– Сам справлюсь, – говорю ему.
Кейт хмурит брови, приходя в себя, и сонно оглядывается.
– А?..
Я протягиваю ей руку, она берется за нее, и я тащу ее на себя, но неповоротливая тушка соскальзывает с сиденья на пол машины.
– Ой…
Я хмыкаю, тянусь к ней, безнадежно запутавшейся в собственных руках и ногах.
– Что, красное платьице слишком скользкое, деточка? – ехидно спрашиваю.
Эндрю закатывает глаза.
– Адский ад! – бормочет он себе под нос.
Я покрепче беру Кейт за руку, рывком вытаскиваю из машины и тут же обхватываю рукой. Мы медленно поднимаемся по шести ступенькам, ведущим к террасе.
– Теперь по лестнице, – командую.
Она, вместо того чтобы послушаться, оседает на нижнюю ступеньку:
– Я просто вот тут посплю…
– Кейт! – гаркаю своим специальным командным голосом. – Сосредоточься, пожалуйста, и давай поднимемся по лестнице!
Она так и норовит снова усесться, и я кошусь бешеным глазом на Эндрю, который потешается, прислонившись к машине и наблюдая за этим спектаклем.
– Заткнись! – шиплю ему.
Он улыбается, подмигивает мне и закуривает сигарету.
Вот в чем заключается неудобство, когда семь лет ездишь с одним водителем: он непозволительно расслабляется.
– Кейт! – гаркаю я в сердцах. – Поднимись по лестнице – и тогда сможешь лечь спать!
– М-м-м. – Она, улыбаясь с закрытыми глазами, преодолевает одну ступеньку.
– Вот умница…
Еще две ступеньки.
– Хорошая девочка!
– Буду спать здесь…
Я тащу ее на себе, мы наконец добираемся до входной двери, и я нажимаю кнопку звонка.
Кейт прислоняется ко мне, снова задремывая; крепко обнимаю ее, чтобы не упала.
Две таблетки – и такая реакция… Думать не хочу, что случилось бы, попробуй она по-настоящему серьезный дурман!
Снова звоню в дверь… нет ответа.
– Кейт, дома кто-нибудь есть?
– Есть. – Она глупо улыбается мне. – Мы!
– Я имею в виду твоих соседей по квартире.
Она пожимает плечами и льнет ко мне.
– Где твои ключи? – спрашиваю я.
Еще одно пожатие плечами.
– Да едрить же твою через колено! – Роюсь в ее сумке и достаю ключи. – Какой ключ?
– Кра-асненький…
Беру красный ключ и отпираю дверь.
– Привет! – громко говорю в коридор.
Нет ответа.
Оглядываюсь на машину, Эндрю пожимает плечами.
– Вот и твоя кроватка, – говорю я, завожу Кейт внутрь и закрываю за нами дверь.
Ну, раз с входной дверью квартиры мы разобрались, спрашиваю:
– Где твоя спальня?
Она тычет пальцем в крутую узкую лестницу, и я задираю голову, оценивая высоту. Вот черт!
– Ну конечно, разве могло быть иначе! – вздыхаю я.
На минуту задумываюсь. Что мне теперь делать? Не могу же я просто оставить ее здесь.
– Ладно. – Нагибаюсь и перебрасываю ее через плечо.
– Ой… не надо, – невнятно бубнит она. – Поставь меня!
– Замолкни, – шлепаю ее по заднице. Одна ступенька, другая…
Преодолеваю еще пару ступенек, и у меня начинают гореть мышцы. Тяжело дышу.
Пошатываюсь, едва не заваливаясь назад.
Не уронить бы ее.
Почему с этой чертовой бабой все так сложно?
Скрежеща зубами, продолжаю подниматься по лестнице, стараясь идти как можно быстрее.
– Поставь меня, – ноет она, и я снова даю ей шлепка.
– А ну, веди себя хорошо! Сломанная спина – последнее, что мне сегодня нужно.
Мы добираемся до верхней площадки, я снова ставлю ее на ноги, хватаюсь за грудь и жадно вдыхаю ртом воздух. Вот адище!
Нелегкая работенка.
Кейт еле держится на ногах, я хватаю ее за руку и волоку в спальню.
Подвожу к кровати, отдергиваю одеяло и укладываю. Снимаю с нее одну кроссовку, и она вяло брыкается, – видимо, в знак протеста.
– Знаешь… – развязываю шнурки второй кроссовки, – многие женщины были бы готовы жизнь отдать, лишь бы я снял с них обувь в постели.
– От… чайные. – Она с трудом ворочает языком.
– И никакие не отчаянные.
Сняв вторую кроссовку, невольно улыбаюсь. На Кейт светло-розовые носки, я укладываю ее ноги под одеяло и подтыкаю поуютнее со всех сторон.
Она сонно улыбается мне и протягивает руку.
Я беру ее ладонь в свою и сажусь рядом на кровать; веки у нее отяжелели, ей едва удается держать глаза открытыми. Я убираю волосы с ее лба. Смотрю на нее.
Светлые пряди разметались по подушке, пухлые губы – ярко-розовые. Темные ресницы трепещут, когда она силится не закрыть глаза.
А ведь на самом деле она очень…
Обвожу взглядом ее спальню, окрашенную в цвет сливок, с огромной белой деревянной кроватью. Здесь есть книжный стеллаж и трюмо, косметические штучки в корзинках и фотографии в рамках; комната очень обжитая и уютная. Под потолком натянуты елочные гирлянды, в углу – массивное кресло для чтения с оттоманкой. Чем-то напоминает комнату в студенческом общежитии, от такой и я бы в свое время не отказался.
Снова смотрю на Кейт и вижу, что она сладко спит, по-прежнему уцепившись за мою руку.
Рассматривая ее, ловлю себя на том, что улыбаюсь. И что мне теперь делать? В смысле, нельзя же просто оставить ее одну. А если что-нибудь случится?
Это была бы преступная халатность.
Наверное, придется ждать…
Через час природа настоятельно зовет меня в туалет, но Кейт по-прежнему крепко держит меня за руку. Стоит ею шевельнуть, как она хмурится и вцепляется еще сильнее.
– Не надо, – бормочет сквозь сон.
– Я мигом вернусь, – заверяю шепотом.
– Я сказала – нет…
Самодурка какая! А я уже и с голоду помираю, и вот-вот обмочусь.
Вот попал!
Решительно встаю, захожу в смежную ванную комнату и осматриваюсь: маленькая какая!
Корзина для грязного белья; розовые полотенца и коврик в тон. Делаю свои дела, мою руки, потом возвращаюсь в комнату. Подхожу к книжному стеллажу и разглядываю фотографии в рамках: на одной немолодая пара, на другой сама Кейт, совсем юная; должно быть, на первой – ее родители. Фотография собаки, черно-белой бордер-колли. Фотография, где Кейт с мужчиной примерно ее возраста, сделанная пару лет назад. Интересно, это был ее парень?
Помнится, она говорила, что бойфренда у нее нет…
Продолжаю рассматривать ее пожитки – вижу несколько кристаллов, расставленных в малопонятном порядке.
Только не говорите мне, что она из этих психов, которые верят в исцеление кристаллами!
Хм-м…
Очень эклектичная обстановка. Совершенно не похоже на мой идеально обставленный пентхаус.
Пробегаю взглядом корешки книг: что она читает?
Фу, романчики про любовь!
Никогда бы не подумал.
Хрустальная розетка, и в ней несколько золотых украшений. Улыбаюсь, беру одно из ее колец и надеваю на мизинец; дальше первой фаланги не налезает.
Надо же, какие крохотные у нее руки!
Снимаю, кладу обратно и продолжаю смотреть фотографии. Это как игра в «покажи и расскажи», и я узна́ю о Кейт все.
Кстати, как ни удивительно, нигде не видно ни метлы, ни котла.
Достаю из ее сумки телефон, возвращаюсь к кровати и сажусь рядом. Она перекатывается на бок и кладет руку поперек моих бедер.
Внутри все отзывается сладкой дрожью.
Прекрати сейчас же.
На самом деле мне бы давно пора ехать, я здесь уже не один час. Где, черт возьми, носит этого дурацкого Дэниела с его омерзительно белозубым оскалом?!
– Кейт, – пытаюсь разбудить ее. – Ке-эйт. – Подношу к ее лицу аппарат. – Разблокируй свой телефон, мне нужно кое-кому позвонить.
Она хмурится во сне, прижимается теснее к моему бедру, и я провожу пальцами по ее волосам. Не знаю, сколько времени мы проводим в такой позе, и я бы солгал, если бы сказал, что мне она не нравится.
Но голод не тетка; уже около десяти вечера.
– Кейт. – Снова подношу телефон к ее лицу. – Разблокируй телефон, пожалуйста.
– М-м-м…
– Кейт!!
Она вводит код, не открывая глаз, и снова отдает мне.
Укладывается на прежнее место, уткнувшись в мое бедро, и я пару секунд смотрю на нее.
Ладно. Признаю.
Она мне нравится.
Не то чтобы прям нравится-нравится, я просто ненавижу ее не так сильно, как мне казалось.
Просматриваю список контактов, ища имя Дэниела.
Хм-м, никакого Дэниела здесь нет.
Я же не знаю его фамилию… черт!
Этот поц совершенно бесполезен, с какой стороны ни посмотри.
Проходит еще час. Может быть, просто спуститься в кухню и поискать там что-нибудь съедобное? А потом, возможно… просто лечь спать рядом с ней?
В смысле, я же не могу оставить ее одну!
Решено, так и сделаю.
Дверь спальни распахивается, и я, вздрогнув, поднимаю голову. На пороге стоит Дэниел.
Кейт беспробудно дрыхнет, ее ладошка в моей руке.
Дэниел хмурится, видя меня, и переводит взгляд с моего лица на Кейт.
– Она в бессознательном состоянии, – поясняю ему.
– А-а-а… что здесь происходит? – спрашивает он, входя в спальню.
– У нее реакция на какое-то лекарство, помутнение сознания. Я обнаружил ее в беспамятстве в рабочем кабинете и привез домой.
Он встревоженно округляет глаза.
– Надо отвезти ее в больницу!
– Я уже звонил в скорую. Все с ней нормально. Она просто сонная, я проверил. Она в сознании, спит только.
Дэниел долго и внимательно смотрит на нее.
– Ну ничего себе…
Я встаю.
– Теперь, раз вы уже здесь, я, пожалуй, поеду.
Дэниел садится на кровать рядом с Кейт.
– Детка, – окликает ее нежно. – Ты как, в норме?
Незнакомое чувство поднимается внутри, когда я вижу его с ней.
Не называй ее деткой!
Скрипнув зубами, делаю шаг к двери.
– Все, теперь она на вашей ответственности, – говорю ему.
Дэниел встает и протягивает мне руку.
– Огромное тебе спасибо! Я очень благодарен за то, что ты о ней позаботился. Дальше я присмотрю.
Изучающе разглядываю его; та-ак, мне совершенно точно не нравится этот парень!
Слишком уж он… фамильярничает.
– Не уверен, что мне следует оставить ее с вами, – говорю.
Он удивляется:
– Почему это?
– В смысле, откуда мне знать, не воспользуетесь ли вы ее состоянием?
– Так ведь я ее друг… и я с ней живу.
Поправляю галстук, обдумывая имеющиеся варианты.
– Хм-м… – нарочито медленно поправляю манжеты.
– Слушайте, мистер… – начинает он.
– Эллиот Майлз, – перебиваю его.
Он принужденно улыбается.
– Мистер Майлз, спасибо за то, что позаботились о ней, но теперь-то я уже дома. Благодарю за все, что вы сделали.
– Отлично. – Напоследок оглядываю комнату. – Буду на связи.
Шагаю было к двери, потом останавливаюсь и достаю из кармана золотую визитку, протягиваю ему.
– Позвоните мне, если что случится или будут какие-то изменения.
Он хмурится, берет у меня карточку.
– Ладно, позвоню.
– Доброй ночи.
Спускаюсь по лестнице, выхожу из дома, сажусь на заднее сиденье «бентли».
– Куда теперь, шеф? – спрашивает Эндрю, когда мы выезжаем на улицу.
– В любое место, где есть еда.
Просыпаюсь от болезненной пульсации в глубине живота и морщусь.
О-о, менструальные боли!
С трудом открываю глаза – нужно в туалет. Сажусь и непонимающе хмурюсь, оглядывая себя.
Что?
Почему я так одета?
Слезаю с кровати и наступаю на одеяло, лежащее на полу.
– Это еще откуда?
Включаю лампу на тумбочке и вижу, что на диванных подушках, уложенных на пол около моей кровати, спит Дэниел.
Как? Почему?
Переступаю через него и иду в ванную.
Почти бегу.
Проклятье, месячные – это системная ошибка в женском теле!
Сажусь на унитаз, пытаясь вспомнить, что было накануне вечером. Стоп… а почему я в платье для нетбола?
Погодите-ка, я даже не помню, чтобы играла в нетбол.
Я была в офисе, а потом… что было потом?
И почему Дэниел спит на полу у меня в комнате?
Наскоро принимаю душ, пытаясь восстановить в памяти события вчерашнего вечера. Я что, напилась?..
В голове звенящая пустота, господи помилуй!
Накидываю халат и возвращаюсь в спальню, вижу, что Дэниел уже проснулся и полулежит, опираясь на локоть.
– Как ты себя чувствуешь? – участливо спрашивает он.
– Почему я была в спортивной форме?
Он садится на импровизированной постели, лицо удивленное.
– А ты не помнишь?
– Я… – запинаюсь, напрягая память. – Нет, я… ничего не понимаю!
– Ты вырубилась на работе. По всей видимости, у тебя была негативная реакция на какое-то лекарство.
– Что, серьезно? – В сознании какие-то обрывки. – Да… обезболивающие таблетки… Вот блин!
– К счастью, тебя обнаружил Эллиот, – продолжает Дэниел.
– Кто? – переспрашиваю, не веря своим ушам.
– Эллиот Майлз. Он привез тебя домой.
– Как?! – недоверчиво таращусь на него.
– Но дома никого не было, поэтому он оставался с тобой, пока я не приехал, – заканчивает рассказ Дэниел.
В ужасе хватаюсь за голову.
– Поверить не могу! Он был… здесь?
Начинаю кругами бегать по комнате.
– Ага, – кивает друг. – Чувствовал себя явно как дома, сидел тут, держал тебя за ручку и все такое.
Я с облегчением выдыхаю.
– Да ну тебя к черту, а я-то уж чуть было не купилась! Ну, признавайся! Что случилось на самом деле? Мы напились?
– Я абсолютно серьезен. – Дэниел встает, подходит к моей тумбочке, берет с нее визитку и протягивает мне.
ЭЛЛИОТ МАЙЛЗ
0423 009 973
– Не-э-э-эт! – взвываю я. – О нет, нет, нет, нет! – Сердце начинает колотиться как бешеное. – Он был здесь? В моей спальне?! – Я тычу пальцем в пол. – Вот прям здесь?!
– Ну да.
В ужасе вцепляюсь пальцами в щеки и набрасываюсь на Дэниела с упреками:
– Зачем ты вообще его впустил? – Я окидываю взглядом неприбранную спальню. – Здесь такой бардак!
Дэниел пожимает плечами.
– Кажется, ему было все равно.
– Почему это? В смысле, что ты… Почему ты так говоришь?
– Он выглядел очень счастливым, держа тебя за ручку, – ехидно сообщает друг.
Глаза у меня становятся размером с блюдца.
– Так он на самом деле держал меня за руку… А я чем в это время занималась?!
– Ты этак уютно прижималась к нему всей тушкой.
– Что?! – Я перехожу на ультразвук, закрывая лицо ладонями. – О боже мой, мне трындец! Полный!
– Знаешь, тебе следовало бы быть благодарной, – замечает Дэниел. – Он о тебе заботился.
– Да ты шутишь, что ли?! – кричу я, пулей несусь в ванную и обвожу ее безумным взором: в корзине полно грязного белья, а на тумбочке рядом с раковиной валяются тампоны.
Он видел этот бардак, видел меня спящей… и я прижималась к нему.
– Убей меня на этом самом месте! – стенаю я. – Моя жизнь кончена!
Дэниел, посмеиваясь, встает и выходит из комнаты, небрежно роняя на ходу:
– Должен сказать, он дьявольски сексуален, согласна?
Хватаю с кровати подушку и в сердцах швыряю в него.
– Убирайся!
– Спасибо тебе за то, Дэниел, что спал у меня на полу и всю ночь проверял, как у меня дела, – пародируя женский голос, говорит он.
– Спасибо тебе за то, что разрушил мою жизнь и впустил его! – разъяренной тигрицей рычу я.
– Я его не впускал, это ты его впустила.
О нет…
Еще одна ужасная мысль закрадывается в мою голову.
– Ой… а что я ему наговорила?
Снова бегаю по комнате, в отчаянии вцепившись в волосы.
– Что, если я сказала ему… – шепчу испуганно.
– Что находишь его сексуальным? – Ехидный вопрос Дэниела не дает мне дойти до полноценного нервного срыва.
Бросаю на него уничтожающий взгляд.
– И вовсе не нахожу! – рявкаю я.
Дэниел ухмыляется.
– Если бы ты не считала его сексуальным, для тебя не имело бы значения то, что он видел твои грязные подштанники в корзине для белья и твои тампоны на тумбочке.
– А-а-а! – завываю я, впечатываясь лицом в ладони. – Убирайся вон!
Дэниел, весело насвистывая, спускается по лестнице.
Я оседаю на постель, чувствуя, как кровь отливает от лица.
Испанский стыд…
Унижение – есть ли на свете худшая эмоция?
Поднимаюсь в лифте на верхний этаж поджав хвост.
Прерывисто вздыхаю. Даже не припомню, случалось ли мне еще когда-нибудь так нервничать.
Или испытывать такой ужас.
В моей жизни было немало идиотских ситуаций, и упасть в обморок на работе в форме для нетбола лишь одна из них. Но позволить Эллиоту Майлзу везти себя домой в одурманенном состоянии – абсолютная вишенка на этом дерьмовом торте.
Это какой конченой идиоткой надо быть, чтобы зазвать своего ублюдка-начальника в собственную неубранную спальню с раскиданными по всей ванной тампонами, а потом спать, прижавшись к нему?
Морщась, хватаюсь за переносицу. Вот он, конец моей карьеры! Приятно было иметь с тобой дело, «Майлз Медиа». Эллиот и раньше меня не уважал, а теперь наверняка будет целую вечность тыкать меня носом в эту стыдобищу.
Придется искать другую работу. Здесь я не смогу оставаться… теперь – так уж точно.
Лифт останавливается на верхнем этаже, и я выхожу. Личная помощница Эллиота отрывает взгляд от компьютера и улыбается мне. Я внутренне съеживаюсь. Она знает? Он кому-нибудь рассказал?
Я уже стала посмешищем?
– Привет, Кортни, – отвечаю ей несмелой улыбкой.
– Заходи, дорогая, он тебя ждет, – отзывается она.
И, догадываюсь, с нетерпением.
Бреду по коридору, как приговоренный на казнь, и стучусь в дверь.
– Входите, – слышен его низкий голос.
Замираю на секунду и, прикрыв глаза, нажимаю ручку.
И вот он сидит передо мной во всем своем высокомерном блеске.
Серый костюм, белая рубашка, темные волосы и подбородок, которым можно резать стекло. Улыбается неспешной обаятельной улыбкой, еле заметно поворачиваясь в кресле из стороны в сторону.
– Привет, Кейт!
Стискиваю челюсти – так сильно́ желание напомнить ему, чтобы звал меня Кэтрин.
– Здравствуйте.
– Как ты себя чувствуешь?
Пожимаю плечами.
– Хорошо. Извините за вчерашний вечер, – говорю с запинкой. – Не представляю, что со мной случилось. И я просто хочу, чтоб вы знали: мне до смерти стыдно, я в ужасе и мне очень жаль, что вам пришлось столько хлопотать из-за меня, и я не… – Поток слов внезапно иссякает. – Мне так стыдно!
Он улыбается, глядя мне в глаза.
– Не стоит смущаться.
Поперхнувшись воздухом, молчу: отлично, теперь он будет играть в снисходительность.
– Ты меня напугала, – говорит он, беря ручку и вертя ее в пальцах.
– Я прошу прощения, – угрюмо повторяю, отворачиваюсь к окну. Готова смотреть куда угодно, только бы избежать его взгляда.
– Кейт.
М-м, какое там интересное здание на другой стороне улицы.
– Кейт!
Через силу поворачиваюсь к нему.
– Пожалуйста, не возвращайся сегодня к работе и сходи к врачу.
Открываю рот, собираясь что-нибудь сказать.
– Вот только не надо язвить в ответ, – не дает он мне шанса ответить. – Это не обсуждается, ты напугала меня до чертиков. Я думал, ты умерла.
На глазах наворачиваются слезы стыда.
– Что не так? – спрашивает он. Его голос… он другой! Мягкий, уговаривающий.
– Вот только не надо вот этого вот! – зло выпаливаю я.
– Это был несчастный случай. Он может случиться с каждым, почему ты так агрессивна? – тут же взвивается он.
– Это не я! Это вы!
– Я вовсе не агрессивен!
– Да ладно?! С самого начала, уже со второго дня после нашего знакомства, вы заимели зуб на меня! – не удержавшись, восклицаю я.
Он делает удивленное лицо.
– В смысле?
– В общем, ладно, – иду на попятный. – Я пришла сюда не для того, чтобы это обсуждать. Я пришла поблагодарить вас за вчерашний вечер.
Он внимательно смотрит на меня.
Я нервно заламываю пальцы.
– В общем… спасибо, – говорю, сбавив тон. – Я правда очень благодарна вам и не знаю, что со мной было бы, если бы вы меня не нашли.
Он садится поудобнее и снова берется за ручку.
– На здоровье.
А взгляд от меня не отводит.
Я снова пожимаю плечами – идиотский привязчивый жест; как же неловко!
– Ну… я пойду? – нерешительно говорю, указывая на дверь.
– К врачу, – напоминает он.
– Да-да.
Поворачиваюсь и иду к двери.
– Кейт, – окликает он меня.
Оборачиваюсь.
– Что случилось на второй день после нашего знакомства?
Все, что я могу, – это молча таращиться на него.
– Прости мою грубость, но я понятия не имею, что тогда произошло, – поясняет он.
Я несколько секунд молчу, раздумывая, стоит ли уточнять.
– Я сказала вам, что у вас самые синие глаза, какие я видела в своей жизни. Не чтобы подольститься… а чтобы… – Пожимаю плечами. – Я просто так сказала. Чисто как наблюдение.
Он хмурит лоб.
– А вы с тех пор меня презираете! – добавляю, не удержавшись.
Эллиот поджимает губы, словно задумавшись.
– Не помню, чтобы ты мне такое говорила, – наконец вздыхает он.
– Ну конечно, – нервно улыбаюсь и спешу к двери.
– Послушай… – снова окликает он.
Ну что еще?
Снова оборачиваюсь.
Он сует руки в карманы и заявляет:
– Уязвимая Кейт – такая привлекательная!
Мы смотрим друг другу в глаза, и кажется, будто воздух между нами искрит.
– Ну да… особенно когда еще не протрезвела, – дрогнувшим голосом говорю я.
Он мягко улыбается.
Уходи.
Уходи сейчас же.
Разворачиваюсь и решительно выхожу из кабинета, совершенно растерянная.
И что это было?
Я послушалась Эллиота. Ушла с работы и съездила к врачу, чтобы рассказать о вчерашнем инциденте. Оказывается, это была просто нежелательная побочная реакция, так что этот препарат навсегда вычеркнут из списка «можно как-нибудь попробовать снова».
Поздний вечер, я устала, пусть и почти весь день слонялась без дела. Хотя причина может быть в моей изрядно потрепанной гордости.
Стыд-позор, что Эллиот видел меня такой! Да если бы кто угодно увидел меня такой – это кошмар, но с ним… это кошмарно втройне.
Слышу оповещение мессенджера, вижу имя и улыбаюсь; мы с Эдгаром Моффатом переписывались в чате всю неделю. Открываю сообщение:
Привет, Пинки!
Отвечаю, предвкушая что-то интересное:
Привет, Эд!
Тут же прилетает вопрос:
Что поделываешь?
Набираю ответ:
Лежу в постели, собираюсь спать, а ты?
Нажимаю кнопку «отправить».
То же самое, устал зверски. Вчера был худший вечер в моей жизни.
О нет, что случилось?
Вижу бегущие точки, он набирает ответ, останавливается… Потом точки появляются снова и вновь замирают. Должно быть, рассказ будет длинным. Терпеливо жду, пока Эд закончит.
Я обнаружил одну из моих сотрудниц без сознания на полу в ее кабинете. Пытался вызвать скорую, но, к счастью, с ней не случилось ничего страшного, и я проводил ее домой.
Оставался с ней, пока не пришел ее друг, но потом не мог уснуть всю ночь – так за нее волновался.
Меня аж подбрасывает. Как?!
Не может быть…
Торопливо спрашиваю:
Что с ней случилось?
Точки снова пускаются в пляс, а у меня сердце, кажется, подкатило к горлу и пытается выбраться наружу.
Реакция на анальгетик, который она приняла от боли при месячных.
Ну капец!
В панике прижимаю ладонь к губам… не может быть, чтобы это был он! Да нет же, не может быть, не бывает на свете таких случайных совпадений.
Вот бездна… сердце вот-вот пробьет грудную клетку. Что мне ему написать?
Надеюсь, с ней все в порядке. Какой ужас, что тебе пришлось это пережить!
О боже мой, о боже мой… о боже мой!!!
Приходит ответ.
Ничего ужасного. И возможно, нет худа без добра.
Сна уже ни в одном глазу, нарезаю круги по комнате, взмахивая руками; в крови бурлит адреналин.
– Да что ж это творится… – слышу собственный панический шепот.
Что б такое написать?
Набираю:
И что за добро ты отыскал в этом худе?
Ответ приходит тут же:
Я на нее запал – немножко.
Глаза у меня лезут из орбит, и я трясущимися руками набираю ответ:
Как ее зовут?
Вновь бегущие точки.
Кейт… Кейт Лэндон.