Глава 9 Воскресший

– Как будто не Дэниел? – переспрашивает агент Ван Оуэн. Во время беседы с Маркусом она сидела на другом конце комнаты и что-то записывала в блокнот. Коротко стриженная блондинка спортивного телосложения, она напоминает чем-то военного летчика и немного Джиллиан.

– Дайте собраться с мыслями, – говорит Николсон, явно выбитый из колеи. – Мне надо это обдумать. Галлард, а вы что об этом думаете?

Галлард откидывается в кресле, скрестив руки на груди.

– Я внимательно прочел досье Маркуса. А потом мы вместе посмотрели беседу с ним. И хотя лично я его не знаю, по досье складывается портрет человека, совершенно отличного от того, кого мы видим сейчас.

– Простите, глупый вопрос можно? – поднимаю я руку. – Другого в буквальном смысле или просто ведущего себя по-другому.

– Прошу прощения, Тео, – отвечает Галлард. – Ведущего себя по-другому. Радикально иначе. И что меня особенно удивляет, что ничего в прошлом привычном Маркусе даже не намекает, что он способен себя вести так, как мы только что видели на экране. Вот посмотрите.

Галлард разворачивает свой ноутбук экраном к нам. На нем открыта видеозапись. Галлард запускает видео: Маркус в суде рассказывает что-то о полученных им данных криминалистической экспертизы. Он выглядит напряженным, на вопросы реагирует почти испуганно, хотя они касаются каких-то сугубо технических моментов. Его руки постоянно нервно двигаются.

– Это совсем другое поведение под стрессом по сравнению с тем, что мы только что видели.

– Маркус всегда был немного дерганым, – говорит Николсон. – Но я видел, что он может давать показания весьма спокойно.

– Верно, – соглашается Галлард и включает другое видео. – Например, как вот тут?

На экране снова Маркус в зале суда, но на этот раз гораздо более спокойный. Он говорит полными предложениями и весь его вид значительно ближе к тому, что мы видели сегодня.

– Две разные записи, – подводит итог Галлард. – Две разные версии одного человека. Агент Николсон, вы можете вспомнить, когда снято второе видео?

– Дело Кингстона? Кажется, повторное слушание. Возникли вопросы к данным экспертизы, которую проводил Маркус, и ему пришлось давать разъяснения. Он отлично справился, подозреваемого осудили.

– Судя по материалам дела, к даче показаний Маркус готовился неделю. Часами сидел с юристами, чтобы пройти слово в слово по заготовленной речи. Итак, мы видим две модели поведения Маркуса под внешним давлением. Во втором случае у него была возможность все обдумать, а в первом его застали врасплох. Он умный человек и при должной подготовке прекрасно с собой справляется.

– Но это не значит, что он убийца! – протестует Николсон.

– Не значит. Но есть кое-что, чего вы не знаете. Слышали о деле ресторанчика «Яичница»?

– Я еще здесь не работал. Убийство владельца ресторана, кажется? Вроде решили, что убийцей был партнер.

– Верно. Маркус работал над криминалистической экспертизой на этом деле. Партнера оправдали. Частично потому, что единственное, что он рассказал полицейским до того, как к нему пустили адвоката, было то, как он потерял сознание задолго до смерти жертвы. Теоретически кто-то мог подсыпать ему наркотик или снотворное и в это время совершить убийство. Этого хватило для обоснованного сомнения и его оправдали, – рассказывает Галлард.

– Хотите сказать, что сейчас Маркус использует ту же историю? – спрашиваю я.

– У меня стенограмма перед глазами, – Галлард показывает пальцем в экран ноутбука. – Маркус повторяет все практически дословно. Сработало тогда, может, и сейчас тоже сработает.

– Значит, это он, – говорит Николсон.

– Я практически уверен, что да, но что-то в этой истории не совсем сходится, – продолжает Галлард. – Весь опыт и инстинкты психолога-криминалиста говорят мне, что Маркус невиновен. Я еще раз прогнал его досье через нашу систему, но в нем нет ни одной зацепки. Ни одного признака, что он вообще способен так себя вести. Ровно наоборот. Все показатели агрессивности по нижней планке. Он совершенно неконфликтен. Скорее всего потому и стал криминалистом, а не полевым агентом.

– Что-то стало толчком и он сорвался? – спрашивает Николсон.

– Похоже, но для этого тоже должны быть хоть какие-то предпосылки. Да и следы остаются обычно. У нас же совершенно спокойный человек с чрезвычайно развитыми способностями к эмпатии. Его бы совесть замучила, убей он кого-нибудь. Да и после такого преступления он бы точно сознался, по крайней мере если верить его досье.

– Доктор Крей, а вы что думаете? Могут люди так меняться?

Я вспоминаю разговор о лягушках-оборотнях во время расследования дела Гризли-Убийцы, после которого меня сочли главным подозреваемым, и стараюсь подбирать аналогии очень аккуратно.

– Да, теоретически из человека можно сделать убийцу. В армии этим и занимаются. На взрослого можно воздействовать психологически, шаг за шагом переводя из одного состояния в другое, и довести до того, что он будет совершать поступки, которые когда-то считал немыслимыми. Но если, как вы говорите, в поведении Маркуса не было вообще никаких предпосылок к подобному поведению, то добиться такого эффекта чисто психологическими средствами было бы очень трудно.

– Чисто психологическими? – переспрашивает Галлард.

– Я не специалист, но физическое повреждение лобных долей мозга может привести к изменениям в поведении. Финеас Гейдж и все вот это вот. Хотя последнее время масштабы изменений в его личности считают преувеличенными. Анатолий Бугорский получил очень похожую травму, но поведения не поменял.[10]

– Бугорский?

– Похожая история. Русский ученый, которому в процессе работы в голову попал протонный луч высокой энергии. Прям как в комиксах. Только вместо супер-способностей он получил эпилептические припадки и повышенную утомляемость.

– Это ужасно, – говорит Галлард. – Повреждение префронтальной коры лобных долей часто связывают с агрессивным поведением. И хотя в некоторых случаях, когда все списывали исключительно на травму, я сомневаюсь, но в целом согласен, что иногда так бывает. Но вы и сами понимаете, почему эту версию прорабатывают не очень тщательно.

– Конечно, – киваю я. – Ваша задача – поймать убийцу, а не объяснить присяжным, почему он не до конца отвечает за свои действия.

– Дэниел не так давно попал в аварию на велосипеде. Может, это связано? – спрашивает Николсон.

– В какую аварию?

– Год назад. Ехал на велосипеде, и его сбила машина. Загремел в больницу на несколько недель. Это не могло стать причиной?

– Результаты томографии есть?

– Подождите, – вмешивается в разговор Ван Оуэн. – Как верно заметил доктор Крей, постановка диагноза Маркусу не является нашей непосредственной задачей. Это вообще не наше дело, мы всего лишь заинтересованные стороны.

– Миранда, – отвечает Николсон. – Маркус – один из наших. А как только дело передадут в другой отдел, они будут относиться к нему, как к любому мерзавцу с улицы.

Я решаю не высказываться вслух, что именно так и нужно к нему относиться ради объективности. Но я бы сделал то же самое на месте Николсона, если бы подозреваемым стал мой коллега или друг. Вот еще пример несовпадения моих личных этических установок с общественными.

– Хорошо. Но не думаю, что он с радостью передаст нам медкарту. Спорить готова, что Маркус очень быстро потребует адвоката и говорить будет только через него.

– Что именно нам нужно? – поворачивается ко мне Николсон.

– Результаты магнитно-резонансной томографии, если ее делали. Посмотреть возможные повреждения. И нужно найти специалиста, который может эти повреждения определить, я тут ничем помочь не могу… – Я замолкаю на полуслове, вспомнив кое о чем.

– Продолжайте, – говорит Галлард.

– Понадобится эксперт. Но… погодите… – Я достаю телефон и запускаю быстрый поиск по нескольким медицинским базам, к которым у меня есть доступ. – Так, ладно, эксперт нам все равно понадобится. Более того, он скажет, что то, что я собираюсь сделать, – бесполезно, или это уже сто раз делали до меня, но мне будут нужны несколько сотен МРТ-сканов людей с поврежденной корой лобных долей и несколько сотен сканов людей без повреждений. Я настрою программу машинного обучения, которая сможет собрать статистику и поможет проанализировать результаты Маркуса.

– Сколько на это уйдет времени? – спрашивает Галлард.

– Если у сканов все будет хорошо с маркировкой – несколько часов.

– Несколько часов?

– У меня в лаборатории стоит отдельный сервер как раз под такие задачи. По большому счету мне даже программу писать не придется, просто загружу изображения в готовый анализатор, ну и напишу небольшой скрипт, чтобы анализировать их все разом.

– Прям так все просто? – спрашивает Ван Оуэн с сарказмом.

– Машины уже захватили мир, сестренка, – пожимаю я плечами в ответ. – Просто человечество не готово это признать. Единственный вопрос – результаты МРТ Маркуса.

– Тут нам повезло, – говорит Николсон, помахивая телефоном. – Маркус обращался в страховую после той аварии и просил о консультации юриста, так что сам скинул мне сканы.

– А это законно их сейчас использовать? – сомневается Ван Оуэн.

– Я во всем этом не участвую, – говорит Галлард, демонстративно поднимая руки. – Я здесь всего-навсего сторонний наблюдатель.

– Как сторонний наблюдатель, не могли бы вы поделиться информацией, нет ли в округе невролога, который мог бы нас проконсультировать?

– Ладно, но нужно провернуть все это быстро, пока наверху не узнали. Подозреваю, от меня потребуют отчета в любой момент. И если он им не понравится, то меня ждет ближайший самолет в Вашингтон.

– А в чем вообще смысл? – спрашивает Ван Оуэн. – Это же работа для юристов.

– Если ему предъявят обвинение, это будет единственный шанс Маркуса попасть в лечебницу, а не в обычную тюрьму. Возможно, там ему смогут помочь, – отвечает Николсон.

Будем надеяться. Не хочется говорить этого вслух, но я согласен с Ван Оуэн. Устройство человеческого мозга и причины поведения находятся далеко за пределами моей специальности. Я умею ловить злодеев, но не решать, что с ними делать потом. При этом инстинкты говорят мне, что я упускаю какую-то очень важную деталь, на которую не укажет никакая программа, и похоже, у Галларда тоже есть подобное ощущение.

Загрузка...