Погода всегда любила парадоксы. Вопреки уверенному вранью метеорологов, капризничала и хмурилась, своевольно меняя циклон на приставку -анти, а солнечное жаркое утро превращала в вечерний нескончаемый ливень.
Сейчас все тоже шло наперекор: небо завалилось набок, переминаясь впадинами, теряя свои обычные яркие краски, и казалось рыхлым, густо посыпанным асфальтовой крошкой.
А на земле наоборот, насмехаясь над всеобщей логикой, искрилась в лужах дрожащая темно-фиолетовая небесная синь. Холодные дождевые капли барабанили по стеклу, прохаживаясь задумчивым перебором пальцев.
Запасные ключи по старой привычке мамы, склонной доверять всем и вся, хранились у Леонтьевых. И на том спасибо! Ее собственная сумочка с нехитрым девичьим набором помада-зеркальце-ключи-мобильник сделала ручкой, растворившись в утреннем тумане сегодняшнего дня, но по сравнению с другими неприятностями, которых удалось избежать, потеря телефона казалась сущей ерундой!
Артем оказался понятлив – нерешительно затормозил у подъезда, пока Кристина доставала из кармана ключ. Почти всю дорогу они прошли в одиноком молчании – каждый замкнутый в своей собственной непрерывной тишине. Тем более они ни разу не упомянули случившееся два дня назад вечером во дворе. Чувствуя в молчании девушки угрюмое нежелание общаться, Артем не стал напрашиваться в гости.
А может, вспомнил, что совсем недавно она не хотела рассказывать ему, где живет…
Квартира была пуста.
Тетка, по-видимому, еще днем укатила на все выходные в деревню к любимому ненасытному огороду, заодно прихватив заросли рассады, а две двоюродные старшие сестры, воспользовавшись внезапно обретенной свободой, укатили с друзьями на очередную дискотеку.
Дом встретил хозяйку равнодушным молчанием, слепо глядя внутрь пустого подъезда черным дверным глазком. То ли убаюканный разыгравшейся непогодой, то ли просто вредный, замыкающийся в себе даже от краткосрочного одиночества, он упрямо игнорировал все ее печальные вздохи.
20:00
Электронная коробка часов на телевизоре коротко подмигнула, когда невидимая рука в который раз со всей ответственностью переставила составляющие цифры палочки.
Переодевшись в домашнее, Кристина заварила чай и села за рабочим столом в комнате. Темнота за спиной слабо вздрогнула под голубоватым мерцанием старого ноутбука. Отхлебнув из кружки, девушка вздохнула и решительно ввела в поисковик нужный запрос.
«Все религиозные секты ссылаются на Библию как на основной источник своего вероучения, но произвольно подбирают и извращают смысл вырванных из контекста цитат для доказательства нужных положений…»
Среди строк мелькали незнакомые малопонятные слова: трансцендентальная медитация, неоведантизм, теософия, «живая этика», пока усталый взгляд случайно не выхватил из потока информации одно название – «Небесное Око».
Очень созвучное с тем, о чем рассказывала днем девушка со странным именем.
Кристина кликнула на картинку. Данных оказалось мало, но покопавшись на паре форумов, она нашла несколько сообщений. Поговаривали, адепты секты убеждали окружающих в своем особенном происхождении от внеземных ангелов.
Они верили, что способны превращаться в воронов, поклонялись некоему очищающему Небесному Огню, а также совершали оккультные обряды и жертвоприношения в местах скопления силы.
Картинки заброшенных подвалов, одна мрачнее другой, сменялись на экране. Кристина чувствовала неприятное напряжение, холодком пробиравшееся по шее вдоль спины. Вычерченные на стене знаки, обрывки одежды, старые матрасы, раскиданные на полу следы пребывания людей, давящие потолки, пепелища костров, мертвые тела животных, кровавые рисунки…
«Некоторое время базировалась в подвале заброшенной больницы в Московской области, но после исчезновения нескольких местных жителей, приписанных секте, ее следы оказались потеряны, а лидер остался неизвестен. Однако до сих пор в некоторых местах, где последней раз видели пропавших людей, находят символ секты…»
«Ладно, хватит!»
Кристина захлопнула крышку ноутбука и откинулась на спинку кресла, с наслаждением потирая усталые глаза. Веки слипались, голова сделалась тяжелой, а шея – неповоротливой. Очень клонило ко сну.
Возможно, навеянный прочитанными статьями, а может просто возникший из подсознания дурацкими ассоциациями, Кристине привиделся ворон. Вторгся посреди еще не начавшегося сновидения размашистой черной кляксой.
Края его силуэта темнели и оплывали подобно чернилам под залившей их водой, но не теряли форму, а обретали все новые грани, проявляясь, словно мгновенная фотография на листке полароида.
Ворон пропорхнул мимо, чуть не задев жестким пером кончик кристининого носа, на миг загородил собой все обозримое пространство, сверкнул полированным желтым глазом и исчез.
Девушка машинально обернулась следом, но вместо птицы увидела облепленный струящимися ватно-кучевыми облаками небосвод. Вдали неясной зубчатой кромкой темнели вершины леса.
Вокруг был пустырь. Выжженный солнцем, песчано-желтый, явно давно заброшенный. А сама девушка оказалась стоящей посреди него, на возле глинистой, размокшей от недавнего дождя колеи, ведущей к руинам усадьбы.
Несколько корпусов. Центральный возвышается ровно входом к воротам. Покосившийся навес перевернутой галкой топорщится над пустынным крыльцом. Закопченные окна с выломанными наружу рамами, крыша местами просела и сложилась внутрь, точно у хрупкого карточного домика. Разбитая дорожка, когда-то мощеная крупным булыжником, ведет за разросшиеся ели, в глубину неухоженной территории.
В стороне, в круге выжжено-черной земли, виднеется обугленный остов второго здания – продолговатого и прямого, от которого остались уже лишь недогоревшие зубья-доски, торчащие пиками откуда-то из впалой глубины, и каменный фундамент.
Следы пожара старые, едва различимые, но очевидные. Даже сам гигантский дом-особняк осознает это, угрюма пряча телесные и душевные раны под сводами теней и в угрюмых заколоченных окнах.
Не осознавая, зачем именно, повинуясь внезапному порыву, Кристина сделала шаг вперед. Ветер, свободный, буйный, хлестнул в спину, подталкивая навстречу, разворошил волосы, набрасывая их на лицо. Старая калитка натужно скрипела в петлях, непримятая трава шлепала хвостами-метелками по ногам. Под подошвами ботинок хрустел битый кирпич и несуразный, чужеродный пластиковый мусор.
Дом смотрел в упор, жадно и зло, точно призрак, обозленный нарушенным покоем, но не двигался. Лишь темнел скособоченными стенами, зиял пробитым кирпичной кладкой, шелушился отсохшей штукатуркой, цеплялся паутиной и пылью. Чернел кромешным мраком внутри.
Дом отрицал свет как принцип. Солнечные лучи скользили по его шершавым бокам, но словно не видели его, проходя мимо. Стороной.
Полукругом обойдя крыльцо, Кристина приблизилась к стене. Рассохшееся окно было наполовину забито фанерой и подперто чем-то тяжелым изнутри, но из глубины, сквозь узкую щель в просвете между стеной и загородкой, в потусторонней, мертвой тишине, слышался неразличимый, тоскливый тонкий плач.
– Здесь кто-то?.. – глупый вопрос не мог сорваться с онемевшего языка полностью.
Из неразличимой темноты на нее смотрел кто-то. Кто-то замер и поднял голову, глядя невидимым, но несомненно прямым, направленным именно на Кристину взглядом.
Что-то резко обхватило девушку сзади за плечи, оттаскивая назад. В перерыве между двумя ударами сердца.
А затем на сознание обухом опустился мрак, и незнакомый голос произнес:
«Добро пожаловать!..»
Сквозь клочья тумана, забившего горло, девушка почувствовала, что выныривает наружу. Так же резко, отрывисто… страшно. Обливаясь холодным потом.
21:00.
Сознание – это ком. Помесь мыслей с немыслимым бредом, снов – с реальностью, а реальности – с жуткими кошмарами.
Комнаты узкие, давят, обнимают друг друга углами, стараясь заключить собой пространство в изломанный круг. У каждой – слепой взгляд внутрь, на собственные бездушные органы мягкой мебели.
«Хватит!..» – надломленно прошептала Кристина, выбегая в темную прихожую. Дверь лениво подалась наружу. В подъезде стало лучше, но не сильно.
Слева – слепая кишка коридора, змея лифтовой шахты; узкое квадратное окошко залито бледно-серебристым светом. Он покорно ложится под ноги, расстилаясь дорожкой по усыпанным крошками плиткам подъезда. В их щели забивается пыль, пыль застревает в горле, мешая дышать. Впереди другой коридор.
Прямой угол смыкающихся стен проводил с отсутствующим равнодушием.
Вперед, мимо других безмолвствующих квартир, на лестничную клетку. Неразличимые в темноте ступеньки уходят вверх и вниз. В небо и в землю, сквозь все восемь предыдущих этажей. Спустившись на пролет ниже и выйдя на балкон, девушка почувствовала себя получше. Уже действительно лучше.
Город стремительно менял краски. Слева, голубизной и осколками оранжево-красного выделялась на краю неба полоска густых закатных красок, но с другого стороны темным пологом уже наползала цельная густеющая пелена ночи.
Прохладный воздух окутывал запахом послегрозовой свежести, озона и листьев плакучих берез, росших под окнами. Пах летом – долгожданным теплом и счастьем. Всем вмещающимся в это понятие. Первыми поцелуями и песнями до утра, музыкой. Дымом дачного костра и нагретыми досками старого деревенского дома. Речной влагой.
Облокотившись о низкие перила, девушка выглянула наружу, ощущая лицом ветреную ночную прохладу. Манящую и пугающую одновременно. Если закрыть глаза, даже покажется на мгновение, что грани между самой Кристиной и тем миром снаружи не существует, что она парит в воздухе. Вольная и неуловимая, точно ветер. Наверное, именно это чувствуют птицы – абсолютную, безграничную, бесстрашную свободу.
Если закрыть глаза…
Мамин кулон, болтавшийся на своей цепочке между ключиц, покачивался в такт ветру, и центральный камешек мерцал в отблесках последнего света.
Подвеска из белого золота – подарок мамы и одно из немногих оставшихся о ней воспоминаний. Гладкий блестящий кругляш с матовым полумесяцем. По краям, очерчивая грани, сверкает россыпь мелких драгоценных капель, а в центре, словно в объятиях ласкового светила сияет небольшой бриллиант.
Как звездная пыль в небе, среди абсолютной многовековой мерзлой пустоты. То же самое видишь, бывает, если с закрытыми глазами смотреть вдаль – туманная дымка в серебряных крапинах. И одна из них сияет всегда чуть ярче, пульсирует, волнуется. Дышит.
Если закрыть глаза…
Взгляд упал вниз, за край карниза. На обочине, прибившись тесной вереницей к бордюру, дремали автомобили. Все, кроме одного.
Кто-то сидел в салоне, только свет фар разрубал ночь двумя притушенными бледными конусами. Может, разговаривал по телефону или просто хотел побыть в одиночестве. Запоздавший домой путник.
Над головой через тонкие домовые перекрытия доносились слабые звуки обитателей соседних квартир.
Где-то шаркали почти тяжелой поступью, гулко бубнил телевизор, раздавались незнакомые голоса – только звук, с неразберихой неразличимых слов. Слышался плач.
Тонкий, детский, почти кошачий голосок, одинокий в томительной пустоте. Всхлипывал жалобно и настойчиво, требуя своим бессловесным бессилием спасения и внимания. Одно равносильно другому. Перемежался тихими паузами, запрокидывался, утопая в прочих звуках, но вновь и вновь возобновлялся с прежней силой и даже делался все громче и громче.
Кристина замерла, настороженно прислушиваясь. Плач казался неестественным, наигранным в смешливом подражании кому-то. Пронзительный, резкий, на высоких нотах голос. Похожий на скрип.
Дети так не плачут.
Звук замер, опадая в прохладной тишине. Так же резко, как и появился. По стене над головой прошелся дробью торопливый топоток, спустился вниз невидимым перебором маленьких ножек и затих в дальнем углу.
Девушка обернулась.
Ничего. Совсем.
Абсолютно…
Темная плитка подъезда, изрезанная потемневшими морщинками сколов, убегала за поворот узором из маленьких коричневых квадратиков. В углу вилась заснувшим удавом от пола до потолка зеленая труба мусоропровода. Застывшая створчатая пасть отдавала запахом гниения и тухлых фруктов. В углу рядом – кофейная банка с окурками и возле нее…
Темный комок, похожий на сваленную шерсть, судорожно вздрогнул и дернулся в сторону. Блеснул желтый огонек-искра. Тревога давящей ладонью легко Кристине на плечи, напоминая о недавнем страхе. Густым, почти физически плотным комком забралось в легкие, перебивая дыхание.
Черный ворон бился и слабо вздрагивал на кафеле, уставив на Кристину сверкающий глаз. Грудь его вздымалась и нервно опадала, выдавая рваные короткие выдохи.
«Ворон – птица-вестник» – пришло откуда-то неуместное напоминание.
Не ворон. Комок черного пламени, который теперь возрастает, поднимается, неловко покачиваясь из стороны в сторону. Оплывая, расползается, вздрагивает и вытягивается в человеческий рост. Слипается кучками вороненых перьев и угольного пепла, приобретает человеческие черты.
Ступеньки медленно качнулись под ноги. Существо плавно вставало навстречу, еще не видя, но чуя, ощущая слепым взглядом присутствие Кристины, и надвигалось, перетекая с одного места на другое, следом за ней. Как черный туман, обретающий плоть. Как создание ада.
В черном пламени двумя желтыми углями обрисовались глаза на угловатом, рубленом лице. Черная одежда слилась с черной кожей. В темном пепле, усыпавшем пол, проступили отчетливые очертания опавших черных перьев. Резко завоняло гарью.
Это больше не птица! Никогда ею не было!…
Она побежала. Ступеньки бешено кидались под ноги, упруга ударяя в подошвы мягких домашних тапочек. В горле щетинился застрявший крик.
Тень скользнула следом, с наводящим ужас молчанием стекая по ступенькам.
Что-то влетело в Кристину на полуобороте. Или она сама наткнулась на что-то. Точнее, кого-то. От неожиданности и темноты, мешающей рассмотреть лицо, девушка отчаянно вскрикнула, шарахаясь назад; высокая фигура в черной одежде удивленно подалась навстречу, хватая за плечи, стискивая и разворачивая к себе лицом.
– Тим?!
Почти не веря глазам, девушка обняла ладонями его лицо, беззвучно выдохнула ему куда-то в шею.
Он смотрел взволнованно и непонимающе. Худой, растрепанный, с темными волосами дыбом. Глаза блестят зелеными огнями.
– Тим!..
Радость и облегчение взметнулись в ней одной огромной волной и тут же опала, подрубленная у основания. Девушка обернулась, кидая взгляд за спину, и почти закричала вновь, давясь сдавленным, всепоглощающим холодным ужасом.
Тим застыл, глядя вверх, туда, где навстречу им поднималось необъятное, не поддающееся никаким объяснениям, жуткое нечто.
Тень впереди. В нескольких шагах. Уже сформировавшая нормальные осязаемые контуры, почти человеческие.
Не-человек сжимал в ладони обрывок металлической цепи. Конец ее с угрожающим бряцаньем скользнул на пол.
Замах. Короткий и резкий, но время предательски растянулось. Кристина видела каждое движение мускулов на его плече, хотя ничего – совершенно ничего – не могла сделать. Только закрыться от удара руками. Если успеет…
Яркая, не понятно откуда возникшая вспышка света полыхнула в окружающем полумраке, пронзительно резанув на глазам. Изогнулась расползающейся дугой, словно огромное сияющее крыло; голова мгновенно начала кружиться.
– Беги! – крикнул Тим в полуобороте. В голосе не металл – взволнованность. Дело плохо.
Ступеньки кинулись под ноги, опасливо накреняясь вперед на поворотах.
Сзади слышались неясные звуки борьбы, но все тонуло в поглощающем свисте дыхания. И в голове прыгало, дергаясь от неровного бега, только одно слово: нереально!..
На нижний этаж девушка влетела, пропуская по три ступеньки, ударилась об дверь, притормаживая, заколотила руками, крича что-то неразборчивое.
Ответа не последовало.
Вторая. Третья…
Ну должен же кто-то помочь! Хоть кто-нибудь!..
Она бессильно била кулаками дерматиновую вишневую обивку, внутренне содрогаясь от ужаса.
«Это все нереально! Не по-настоящему! Неправда!..»
На шум, доносившийся сверху, хрустнула, приоткрываясь, дверь угловой квартиры.
– Чаво бузишь, ошалелая?.. – донеслось неразборчиво-шамкающее, с хрипотцой. В образовавшейся щели, опасливо высовываясь наружу, блеснули два темных глаза за морщинистом лице.
– Помогите! – Кристина лихорадочно вцепилась в дверь, дергая и тряся ручку, но она не поддавалась, видимо, придерживала изнутри цепочка. – Пожалуйста!.. – на половине вдоха, надломанным шепотом.
Сверху, за изгибом лестницы, раздался грохот и стук. Раздались приглушенный стон и хрипы.
Дверь судорожно дернулась, чуть не придавив Кристине пальцы, и резко захлопнулась внутрь. Послышался скрежещущий звук вновь запираемого замка.
Нет!
– Тим!
Он почти не обернулся. Резко, накрест сводя руки перед собой, сделал шаг назад и вниз, слепо нащупывая ногами ступеньки. В серебряной полутьме сверкнуло молниеносно и остро, взвиваясь вверх, ударилось о его скрещенные запястья и с металлическим лязгом отскочило на пол, извиваясь ядовитой змеей возле ног нападающего. Тень едва заметно покачнулась.
Что-то полыхнуло. Не светом, но едва различимым цветным туманом. Тим развел руки – коротко и резко, будто разрывая невидимую стальную нить, – сияющий дым вздрогнул и опал; глаза парня на долю секунды остановились на ней.
«Беги» – прошептал одними губами.
Тень хлестнула с замахом и наискось, пуская цепь по широкой дуге. Конец с металлическим лязгом ударился в стену, оставив на ней глубокие засечки.
Парень уделил им ровно столько внимания, сколько нужно, в промежутках между вдохом и выдохом чувствуя, как колотится бешено, подступив почти к самому горлу, разрывающееся сердце.
Его гул стоял в ушах, кровь пульсировала и билась внутри, точно раненая птица, разгоряченная кожа чувствовала каждое движение, каждую вибрацию воздуха, предугадывая последующий выпад.
От последовавшего сразу за первым ударом он едва успел увернуться – прогнулся назад и в сторону, едва не теряя равновесие, попытался удержаться на ногах. Бетонная крошка отвратительно скрипела под подошвами, в ноздри бил острый запах гнилого мусора, пыли и гари.
Гарь.
Черный силуэт тени казался объятым черным пламенем. Тим смотрел в широко распахнутые в обезумевшем выражении глаза пришельца, не в силах оторвать взгляда. Тонкие губы тени насмешливо поползли вверх на неподвижном лице.
Парень чуть не пропустил следующий хлесткий бросок.
Конец цепи с неразличимым свистом вспорол воздух возле его уха, кромсая пространство широкими ломтями, опал и снова прицельно ударил по тому месту, где еще секунду назад стоял Тим.
Но проскользнул мимо, попав по железным перилам лестницы, с оглушительным лязгом закручиваясь вокруг погнутых перил, оплетая их несколько раз.
Тень попятилась вниз по лестнице, все с тем же неподвижным безразличным выражением на лице. Похожее на маску лицо. Толстый слой отштрихованной глины, без определенных линий. Угловатая и рубленая. Глаза – две всполоха адского пламени. Сбоку снова послышался испуганный возглас.
Кристина. Застывшая в углу лестничной площадки, почти вжавшаяся спиной в незнакомую дерматиновую дверь. Глаза расширены от плещущегося в них ужаса. Пальцы судорожно сжимают ручку, будто последнее спасение.
«Прости, девочка, спасать нас некому».
– БЕГИ!
Тим отшатнулся в сторону. Полусекундное промедление выставило свою цену – руку обожгло. Стремительная боль расползлась по предплечью, сковывая все внутри, на мгновение застилая глаза кровавой пеленой тумана. Словно огонь, разверстывающийся прямо внутри тела. Зато она наконец шарахнулась в сторону.
«Зато она…»
Фраза не успела осесть в голове.
Черный силуэт пронесся мимо, опаляя лицо невидимым огнем.
«Кристина, сзади!» – хотел крикнуть, но губы лишь слабо вздрогнули, не успев среагировать.
Тень взвилась в воздух, стремительно оплывая знакомыми птичьими контурами; черные крылья мощным взмахом резанули пространство. Кристина внизу, ярусом ниже, на другом, точно таком же некрытом балконе. Завороженно смотрит на стремительно приближающийся сгусток мрака.
Толчок – неправдоподобно мощный и сильный, направленный в грудь; балконные перила слишком хлипкие, слишком низкие и непрочные для такого удара.
Перед глазами мелькнуло и застыло вечернее темное небо, внутри замирая, растекся болью холодный мрак. Умирать ведь не страшно. И не больно.
И падать тоже. Даже кажется, если закрыть глаза, что ты летишь.
Если закрыть глаза…