Те же сумерки, те же улицы, то же изнеможение.
Он нагнулся под полуопущенной роллетной дверью и вошел в кофейню. Бариста, хихикавшая в это время по телефону, заметила его и спешно поздоровалась:
– Вы вернулись?
Он кивнул, плюхнулся на стул, бросил на стол холщовую сумку, и в ней зазвенели металлические кастрюли и сковородки.
Бариста протянула ему стакан воды, который он осушил залпом. Затем она взяла маленький блокнот и стала отчитываться о проделанной за день работе. Казалось, он еще не пришел в себя, и эти цифры были просто бессмысленными символами, которые он никак не воспринимал на слух.
– Босс?
Он обернулся к бариста, которая уже надела куртку, перекинула через плечо рюкзак и, похоже, была готова уйти, улыбнулся и махнул рукой:
– Понял, можешь идти.
Бариста обрадовалась и мигом выбежала за дверь.
В кофейне сразу стало тихо: солнце уже садилось, оставляя на пороге лишь маленькое пятно света, которое еще не успело исчезнуть под полуопущенной роллетной дверью. Однако пятно становилось все меньше, а его цвет из тускло-желтого становился мертвенно-бледным цветом бетонного пола. Все в зале погрузилось в глубокий полумрак; книжные полки, столы и стулья из черного ореха превратились в размытые пятна. Только световой индикатор на кофемашине по-прежнему мигал, словно пара зловещих глаз.
Он сидел молча, позволяя себе погрузиться в сгущающуюся темноту. Это хорошо знакомое ему чувство, ведь до встречи с ней ему казалось, что только в эти мгновения он мог почувствовать себя в безопасности и тепле. А тот проблеск цвета, что она привнесла в его жизнь, возник слишком быстро и так же быстро исчез.
При таком освещении зрение уже не могло охватить пространство, а обоняние, наоборот, становилось все более чувствительным. Он принюхался: смешанный запах типографской краски, шоколада и кофе был хорошо знаком, а вот аромат цветов, некогда витавший в нем, больше не ощущался.
Нет, нельзя так думать. Он с силой тряхнул головой.
Она вернется.
В этот момент наверху раздался треск. Он испугался, но тут же выдохнул. Покачал головой, встал, закрыл дверь и, шатаясь, поднялся по лестнице.
Наверху находилась спальня, совмещенная со складом, где у стены стояли коробки всех размеров, а возле окна была полуоткрытая кухня, загроможденная различной посудой.
На южной стороне комнаты располагалась широкая платформа, на которой лежал матрас и беспорядочно разбросанные постельные принадлежности. На матрасе, склонив голову, сладко спал пухлый мальчик. Рядом с его ручкой на боку лежала башня из «Лего», и треск, раздавшийся недавно, вероятно, был вызван этим «чрезвычайным происшествием».
Он подтянул одеяло и аккуратно укрыл ребенка, после чего открыл холодильник и стал готовить ужин. Тот был скромным, но аромат еды вскоре заполнил тесное помещение. Он так сосредоточился на готовке, что не услышал ни малейшего шороха позади себя.
Внезапно его поясницы коснулась рука. От испуга он первым делом оттолкнул ее, затем повернулся и занес руку с кухонным ножом.
Это был мальчик. Он упал на пол, но быстро поднялся и, громко мыча, пополз к плите, словно не замечая кухонного ножа в его руке.
Его прошиб холодный пот: если его реакция была бы на полтакта быстрее, он наверняка порезал бы его ножом. Все же нужно заново привыкать к жизни вдвоем…
Его взгляд понемногу смягчался, когда он смотрел на принюхивающегося мальчика, который тщетно пытался схватить еду.
– Не торопись, скоро будет готово.
На лице ребенка были написаны восторг и нетерпение, когда перед ним поставили тарелку лапши с мясным соусом, зеленым луком и нашинкованным огурцом. Он даже не взглянул на палочки, лежащие рядом, а просто схватил лапшу руками и запихнул в рот. Правая рука, на которой было всего два пальца, напоминала разделочную вилку и вполне подходила для поедания лапши.
Наблюдая за тем, как мальчик жадно уплетает еду, он словно видел себя двадцать лет назад. Такой же одинокий, беспомощный и готовый отбросить все ради выживания и еды…
Поужинав, мальчик вернулся к игрушкам у кровати и время от времени довольно лепетал. Мужчина убрал посуду, достал из холодильника два куска мяса на кости и бросил в кастрюлю вариться. Ощутив легкую усталость, заварил чашку кофе и сел за компьютер. То и дело щелкая мышкой, быстро пролистал все разделы – от сплетен индустрии развлечений до спортивных новостей. Наконец открыл раздел местных новостей.
Теперь он просматривал страницы гораздо медленнее, и наконец его взгляд остановился на одной из них. В темной комнате тусклый голубой свет монитора освещал его лицо, создавая тени и бороздки, как у статуи.
В какой-то момент мальчик прекратил возиться с игрушками и уставился на него.
Постепенно дело средней школы Д. исчезло из поля зрения общественности, и вскоре не только полиция, но и народ переключился на другое. Это и не удивительно, ведь цены, безопасность продуктов питания, образование и медицинское обслуживание – любое едва заметное изменение в них – затрагивают наши личные интересы, а жизнь и смерть других людей – это, в конечном счете, про других людей. Жизнь продолжается, и тем, кто потерял мужа, приходится думать о создании новой семьи, а тем, кто потерял сына, – строить планы на будущее. Колесо истории движется слишком быстро; Юй Гуан и Вэй Минцзюнь стали подобны двум ничтожным пылинкам, то ли раздавленным, то ли поднятым в воздух, в одно мгновение исчезнувшим и не оставившим после себя ни следа. Возможно, в архивах дела они останутся не дольше, чем в воспоминаниях их близких.
Ян Сюэу предположил, что убийцей может быть человек, который пережил то же, что и Юй Гуан. Фан Му был не согласен с этим, однако в ситуации, когда все нити уже оборвались, оставалось только проверить гипотезу Ян Сюэу.
Когда он пришел в архив Департамента, чтобы взять материалы дела, то столкнулся с проблемой: Лао Дуань ни в какую не шел навстречу и настоял на том, чтобы Фан Му сделал все в соответствии с формальностями и пришел еще раз. Профайлер был немного озадачен. Согласно протоколу, выдача материалов дел действительно требовала соблюдения определенных процедур, но он работал в Департаменте общественной безопасности уже много лет и был давно знаком с Лао Дуанем, и иногда достаточно было просто поздороваться, чтобы получить материалы; так почему же правила вдруг изменились?
Выхода не было. Пришлось найти Бянь Пина, чтобы тот написал письмо, а затем еще подойти к начальнику Департамента, чтобы тот его подписал. Фан Му промаялся так с полчаса и только потом вернулся в архив. Лао Дуань тщательно проверил документы, а затем попросил расписаться в бланке о предоставлении документов.
Фан Му в раздражении спросил:
– Может, еще и служебное удостоверение проверишь?
Лао Дуань неловко улыбнулся:
– Не нервничай так, Сяо Фан. Я тут ничего не решаю – сверху спустили новые правила.
Фан Му небрежно расписался и отбросил ручку:
– И какая муха их укусила?
– Архив Департамента общественной безопасности города Ц. ограбили, а ребята там те еще бездари – заметили только спустя несколько лет. – Лао Дуань убрал бланк о предоставлении документов. – На прошлой неделе Департамент провел совещание по улучшению системы управления архивами, и теперь проверить какие-то материалы будет уже не так легко.
– Не повезло тебе, – улыбнулся Фан Му.
– Это точно, – с удрученным видом ответил Лао Дуань. – И никакой прибавки…
Следующие несколько часов Фан Му просматривал архивные дела, пытаясь найти похожие случаи, но безрезультатно. Раздраженный донельзя, он достал сигарету, но, прежде чем успел прикурить, ее выхватил Лао Дуань. Указав на новый знак «Курение запрещено!» на стене, он с ухмылкой произнес:
– Тоже новое правило.
Фан Му ничего не оставалось, кроме как сердито удалиться в курительную комнату.
Выкуривая вторую сигарету подряд, он постепенно разбирался в своих мыслях. Подобный способ совершения преступления – «плата той же монетой» – никогда не встречался в городе C., за исключением серии дел, связанных с исправительным учреждением. Подобных прецедентов не было и в провинции. В масштабах страны можно по пальцам пересчитать дела об убийствах, в которых жертвой становился учитель, а убийцей – ученик, а применение подобного способа еще более неслыханно. Похоже, что и идея Ян Сюэу обречена на провал.
Поразмыслив, Фан Му вернулся в архив и запросил информацию о делах, которые не были закрыты в течение последних десяти лет.
Начиная с 2004 года, когда Министерство общественной безопасности выдвинуло лозунг «дела об убийствах должны быть раскрыты», уровень раскрываемости убийств в стране существенно вырос. Нераскрытых дел очень мало, и большинство из них связано с подозреваемыми, которые уже задержаны, но еще не привлечены к судебной ответственности. Остальные – это в основном ограбления и экономические преступления. Фан Му терпеливо перелистывал страницы и дошел до дела о пропавшем враче из Городской народной больницы, по которому до сих пор не было никаких зацепок.
Исходя из этого, убийца, по крайней мере как считала полиция, совершил преступление впервые. То, что он придумал такой сложный, искусный и столь стилизованный способ убийства, явно не было результатом сиюминутного душевного порыва. Это тревожный знак.
Особенностью обычных убийств является то, что они чаще всего совершаются знакомыми. В отдельных случаях – например, при массовом убийстве семьи – жертв бывает несколько, однако по количеству совершенных преступлений такие случаи редки. Другой тип – полная противоположность. В них убийца в основном незнакомец, и преобладает совершение множественных преступлений. Иными словами, серийных убийств.
Фан Му напряженно нахмурился.
Дело средней школы Д. далеко не такое простое, как отдельные случаи. Убийца весьма успешно совершил преступление, и спустя почти две недели после него у полиции все еще не было никаких зацепок. Это, безусловно, поощряет его. И в подобном настроении он, скорее всего, пойдет на еще одно преступление.
Если предположения Фан Му верны, то кто станет следующей целью «благородного рыцаря»?
Поздней осенью стояла прекрасная погода.
Кладбище Лунфэн – самое большое кладбище в городе C., расположенное на окраине, где большинство горожан после смерти обрели покой. На его территории росли сосны и кипарисы, а белые надгробья, высокие и низкие, беспорядочно разбросаны вдоль холма. Под ярким полуденным солнцем эти надгробья отражали ослепительный свет, окутывая все кладбище дымкой. Когда кто-то проходил между ними, создавалась иллюзия, что те, кто уснул здесь вечным сном, действительно попали на небеса. И там, возможно, гораздо лучше, чем здесь и сейчас.
Фан Му припарковал машину и понес байцзю[14], сладости и фрукты в сторону кладбища, а Ляо Яфань шла следом с букетом цветов. Она надела одежду, которую принесла Ми Нань, завязала синие волосы в конский хвост и обошлась без макияжа. Выглядела она свежо и изящно.
Фан Му не стал рассказывать Ляо Яфань обо всем, что случилось с учителем Чжоу, а только сообщил, что тот погиб в результате несчастного случая. Он не хотел разрушать образ учителя в памяти девушки и полагал, что она придерживается того же мнения.
Два человека и два мира, но у каждого свои секреты, которые они стыдятся рассказать. За добром скрывается зло, а непорочность перестала быть прекрасной. И единственное, на что можно надеяться, воссоединившись, – это сохранить все так, как было тогда.
Проходя по тропинке между надгробьями, Ляо Яфань, казалось, нервничала все сильнее, а ее шаги становились медленнее. Фан Му пришлось несколько раз останавливаться, чтобы дождаться ее. Подойдя к могиле учителя Чжоу, он убрал уже давно увядший букет и поставил подношение, но, повернув голову, заметил, что Ляо Яфань неподвижно стоит неподалеку и смотрит в его сторону.
– Подойди, – Фан Му помахал ей рукой.
Ей потребовалось полминуты, чтобы поправить одежду и пригладить волосы, а затем она на негнущихся ногах подошла к нему.
Фан Му взял из ее рук букет и положил перед могилой.
– Поклонись учителю Чжоу.
Ляо Яфань не шевелилась, в растерянности смотря на низкую могилу. Прошло немало времени, прежде чем она спросила приглушенным голосом:
– Он… здесь?
– Да.
– Такая маленькая… Ему удобно спать?
Фан Му не смог найти слов.
Ляо Яфань медленно присела на корточки, потянулась к холодному мрамору и, едва коснувшись его кончиками пальцев, отдернула руку. Через несколько секунд она снова неуверенно протянула руку и наконец прижала ладонь. Ее тело съежилось, и, прислонившись к надгробию, она внезапно расплакалась.
У Фан Му защипало в носу, и он тихо отошел.
Оставить Ляо Яфань здесь одну – лучший выбор, ведь она должна многое рассказать учителю Чжоу.
Фан Му медленно спускался по ступеням, рассматривая окружающие его надгробия. Каждый раз, когда он приходил сюда, в его душе царило безмолвное спокойствие. Люди, уснувшие здесь вечным сном, сбросили все оковы, и, как бы ни хотелось, с этим ничего не поделаешь. Все в этом мире, хорошее и плохое, уже не имело для них никакого значения.
Если подумать, то за последние несколько лет Фан Му чаще всего приходил на кладбище почтить память или расследовать дело, и все это сопровождалось историей, будоражащей сердце. Как долго это будет продолжаться?
Подумав об этом, он немного позавидовал лицам, застывшим на надгробных плитах.
Выкурив несколько сигарет, Фан Му издалека увидел Ляо Яфань, идущую вниз. Непонятно, то ли от долгого сидения на корточках, то ли от переизбытка эмоций, но походка Ляо Яфань была неуверенной, а тело дрожало.
Фан Му подошел, но она не хотела, чтобы он видел ее опухшие от слез глаза, и слегка отвернулась.
Он протянул ей пачку бумажных платочков и молча повел ее вперед.
У выхода Фан Му, однако, не пошел в сторону стоянки, а повернул к администрации кладбища. Ляо Яфань взглянула на внедорожник, стоявший неподалеку, а затем на Фан Му:
– Куда мы?
– Разве ты не просила меня найти человека? – Фан Му обернулся. – Он тоже здесь.
В администрации кладбища Фан Му нашел управляющего и после короткого разговора с ним отвел Ляо Яфань в колумбарий.
Колумбарий – это несколько стеллажей из черного ореха, заставленных урнами, что не были захоронены в земле. В некоторых отсеках до сих пор стояли фотографии усопших, увядшие цветы и ритуальное подношение из фруктов. В других же отсеках в беспорядке стояло сразу несколько урн. Вероятно, при жизни они жили в тяжелых условиях и после смерти по-прежнему страдали.
Фан Му и Ляо Яфань шли между деревянными стеллажами, время от времени присматриваясь к номерам на них. Наконец Фан Му остановился перед уже треснувшим стеллажом. Повернулся, осмотрел стеллаж сверху донизу, присел на корточки и достал из отсека на предпоследней полке несколько пыльных и покрытых паутиной урн. Осмотрев их по очереди, взял одну и передал Ляо Яфань.
Та уже догадалась о «его» местонахождении, но ее руки по-прежнему сильно дрожали. Увидев табличку на урне, она засомневалась:
– Это…
Фан Му кивнул:
– Ребенка, которого ты искала, звали не Хэ Цзин, а Ян Чжань. – Он протер рукой покрытую пылью и нагаром фотографию, и на ней проявилось мальчишеское лицо. – Если не ошибаюсь, это мальчик, который часто играл около «Дома ангелов».
Ляо Яфань не ответила и лишь ошеломленно смотрела на фотографию. Глаза, которые уже давно покраснели и опухли, снова наполнились слезами.
– Он… как же…
– Самоубийство. Из украденного полицейского пистолета.
Фан Му повернул голову и устремил взгляд вдаль. Там, перед прощальным залом, медленно шла похоронная процессия, возглавляемая мужчиной, который держал портрет покойного и душераздирающе плакал.
– А перед этим он застрелил из него своего отца.
Крупные слезы падали на урну, и фотография быстро покрылась кристально прозрачной влагой. Брови мальчика вдруг зашевелились, а в слегка приподнятых уголках рта проступил игривый намек.
– Почему ты не пришел? Почему не пошел вместе со мной? Почему обманул меня?
Ляо Яфань снова и снова гладила урну: неужели внутри этой легкой деревянной урны тот самый подросток, который любил колу и считал овощные баоцзы[15] деликатесом?
Фан Му смотрел на Ляо Яфань, прекрасно понимая, почему она тогда сбежала.
Стоит ли и дальше отрицать существование судьбы? На смертном одре учитель Чжоу беспокоился о Ляо Яфань; Ляо Яфань перед своим побегом ждала только Ян Чжаня; Ян Чжань собственноручно застрелил Ян Цзиньчэна; а Ян Цзиньчэн был тем, кто убил учителя Чжоу.
Каждый из них себе не хозяин.
Правда ли, что в потустороннем мире есть пара рук, которые по своему произволу бездумно играют со всем живым, принуждая нас любить безо всякой причины и необъяснимо ненавидеть?
Перед уходом Фан Му заметил, как Ляо Яфань сняла с пальца маленькое кольцо. Инкрустированный в него бриллиант слабо сверкнул в солнечном свете, скользнул по белым рукам и темно-лиловой деревянной урне. Частичка света скатилась в узкую щель и исчезла в белом пепле.