На невысоком холме в центре кладбища растёт большой бук, раскинувший свои могучие ветви широко-широко, как бы укрывая здешних обитателей от всех бед. Руфус стоит прямо под буком, согнувшись так, что едва не касается носом земли. Девочки быстро ныряют за самое большое надгробие.
– Наверное, увидел какой-нибудь редкий цветок, – хихикает Кора.
– Или интересный кусочек мха, – улыбается Ровен. – Знаешь, мне как-то не хочется выслушивать лекцию о его новых находках или цветении луковичных растений. – Она подносит палец к губам, и они с Корой тихонечко идут прочь, пока призрачный садовник их не заметил.
Они отходят подальше, и только тогда Ровен решается окликнуть Зомби, который отправился навещать её многочисленных двоюродных и троюродных бабушек и прочих родственниц, всегда готовых его погладить и взять на ручки. Ровен всех называет тётушками, хотя они никакие не тётушки, но если их называть правильно, можно запутаться.
Они с Корой шагают по узкой тропинке вдоль живой изгороди, и Ровен то и дело поглядывает на свой дом. Отсюда он выглядит старым и обветшалым, с кривыми зелёными ставнями и крошащейся каменной кладкой. Дикий виноград, оплетающий стену до самой крыши, осенью придаёт дому призрачный мрачный вид, но сейчас он словно подёрнут нежной зелёной дымкой первой весенней листвы. Совсем иначе смотрится фасад, где широкая подъездная дорожка и буйно цветущие летом розы создают ощущение, что перед тобою не просто дом на дальней окраине городка, а величественный старинный особняк. Трещин в стенах издалека не видно – чтобы их разглядеть, надо подойти совсем близко.
Этот дом уже много веков принадлежит семье Келси, его передают от матери к дочери. Лишь у последней хозяйки, которую жители городка считали ведьмой, не было детей, и поэтому дом перешёл по наследству к её племяннице Гвиннор, маме Ровен. Ровен живёт здесь с мамой и бабушкой с самого рождения. Вернее, с трёх лет – только с мамой, потому что бабушка переселилась на кладбище, но это, как говорится, уже детали.
Ровен любит свой дом, любит это уютное кладбище и всех родных, нашедших там последний приют. Это вообще нормально, что человек любит кладбище? Сама того не замечая, Ровен пожимает плечами. Она может любить всё что захочет. В конце концов, рядом нет ни единой живой души, которая сочла бы её сумасшедшей.
– Ты чего пожимаешь плечами? – спрашивает Кора.
– Я просто подумала, что люблю наше кладбище. Здесь вся наша семья.
Кора кивает в знак согласия:
– Я тоже очень его люблю. Но иногда я скучаю по мороженому или прогулкам в лесу. – Она задумчиво смотрит вдаль.
Ровен понимающе кивает. Будь она мёртвой, она бы тоже скучала по многому из того, что доступно живым.
Погружённые в мысли, они идут дальше, по дороге приветливо здороваясь с поднявшимися из могил родственниками. Зомби с большим удовольствием играет в пятнашки с парочкой совсем маленьких детишек.
– Кора, а ты скучаешь по папе? – внезапно спрашивает Ровен.
Вопрос срывается с языка раньше, чем она успевает сообразить, что, наверное, не стоило его задавать.
Кора медленно мотает головой:
– Нет, не скучаю. Я его и не помню, на самом деле. Он ушёл, когда мне был всего один год. А почему ты спросила?
– Ну… Мы говорили о том, чего нам не хватает, и я подумала… Ладно, не важно. Забудь. – Ровен неловко машет рукой. Эта тема никогда не обсуждается дома. Ровен даже не знает, кто её папа, и мама всегда говорит, что она ничего не потеряла. Но ей всё равно хочется с ним повидаться. Просто чтобы посмотреть, не от него ли она унаследовала свой прямой тонкий нос и эти странные чёрные точки на скулах, по четыре под каждым глазом. Мама говорит, что это просто веснушки, но для веснушек они расположены слишком уж симметрично. Ровен доподлинно знает, что яркие голубые глаза достались ей от мамы. Это фамильная черта рода Келси. У всех женщин на старинных портретах в их доме точно такие же голубые глаза. А вот таких тёмных волос, как у Ровен – длинных и чёрных, будто вороново крыло, – нет больше ни у кого.
– Скажи, Ровен, ты бы хотела… – Кора умолкает на полуслове и замирает на месте, словно чего-то испугалась. Выражение её лица не предвещает ничего хорошего. Ровен нерешительно бросает взгляд в ту сторону, куда так пристально смотрит её подруга.
На траве между двумя надгробиями стоит невысокая сгорбленная старушка с корзинкой в руках, доверху набитой всевозможными травами. Лицо у старухи точно такое же белое, как у Коры, но на этом сходство заканчивается. Глаза посажены так глубоко, что их почти и не видно. Горбатый нос напоминает клюв хищного ястреба. Губы сжаты в тонкую линию. Белые тонкие волосы, свисают длинными неопрятными прядями. Сердце Ровен на миг замирает. Это та самая женщина, которую жители их городка считали злой ведьмой. Ровен не часто встречает её на кладбище, и этому она только рада. Втайне она побаивается этого призрака: ей всегда кажется, что старуха на неё злится, потому что теперь она живёт в её доме. Хотя это, конечно же, глупо. Тётушка Айне сама оставила дом её маме – так с чего бы ей злиться? Но всё равно в ней есть что-то пугающее…
– Тётушка Айне, – произносит Ровен. Её голос слегка дрожит, и она почтительно склоняет голову. Мама всегда говорит, что при встрече с двоюродной бабушкой следует проявлять уважение.
Тётушка Айне молчит. Её крошечные глазки смотрят пристально, колючий взгляд будто пронзает подружек насквозь, что в случае с Корой не так уж сложно.
Когда Ровен вновь поднимает глаза, тётушка Айне вскидывает руку над головой и указывает пальцем на небо. Девочки смотрят вверх, но в небе нет ничего необычного. Палец начинает вращаться по кругу, и, словно следуя его указаниям, на земле кружатся прошлогодние опавшие листья, как если бы по кладбищу мчался бесшумный маленький вихрь. Лицо тётушки Айне остаётся непроницаемым. Она вращает уже всей рукой, взвихрённые листья шелестят как на сильном ветру.
По спине Ровен бежит холодок. Рука старухи резко замирает. Листья лежат на земле неподвижно. Скрюченный палец по-прежнему угрожающе поднят вверх.
Девочки не решаются переглянуться – боятся не выдержать и закричать. Ровен безотчётно хватается за руку Коры, почти не ощущая обычного призрачного покалывания.
– Я, наверное, пойду, – шепчет Кора. – Мне страшно. – И она растворяется белой дымкой, оставив Ровен одну.
Тем временем тётушка Айне указывает пальцем прямо на неё и что-то пишет в воздухе.
Единица и тройка.
Тринадцать.
Чёртова дюжина.
Несчастливое число.
Как считается у суеверных людей.
Завтра Ровен исполняется тринадцать лет.