«Так странно, его что, подменили?», «месяц из избы не выйдет!», «что я не сделал, не додал ему?», «негодный мальчишка, ведь всегда послушный был, всегда душа в душу», «где же он?», «ради всего святого, прошу тебя, вернись!»…
Они поднялись. В помещении перед подъёмником толпились облачившиеся в броню гномы с копьями, лекарь и сам Фигли. Быстро объяснили, что произошло. Взбурлил гул гномьих ворчаний, как выплеск эмоций после протяжённого звяканья колокольчика. Мирон всех перекричал и потребовал опустить его вниз до вечера. Он не решил, пойдёт ли искать его или будет ждать у входа в грот, взвесит возможные исходы в подъёмнике, а к Сильвину гномы не безразлично отнеслись и радушно пригласили его выпить пива и чего покрепче. Прогнать потрясение, не дать душевной ране осесть глубоко в памяти и стать кошмаром на всю жизнь.
Одному пользоваться подъёмником было очень грустно. Спуск длился вечность. И за это время он больше любого узника корил себя, сожалел о случившемся и так и не придумал что делать. Подъёмник стукнулся оземь ещё жёстче, чем в прошлый раз. Мирон открыл решётку, вышел, просто стоял в пустой пещере. Его надежды, что Арон вот-вот появится, рушились каждую секунду и зарождались в следующую. Обойдя вокруг ящика подъёмника, Мирон покинул грот. Пока привыкали глаза к свету, думал. Решил вернуться к тому месту.
Мысли об Ароне словно поглотили душу мнимого дедушки и расщепляли в желудочном соке. Мирон пытался справиться с собой и размышлять логически. «Парнишка не пропадёт, всё-таки не дуралеем вырастили, а толковым». И всё же переживать о близком – это высшей степени мучение!
Там так же неизменно лежал колдун. Но подле него трава истоптана настолько, что Мирон заметил изменения после своего недавнего пребывания здесь. Он поплутал неподалёку и обнаружил, что от этого места ведут две протоптанные полоски травы в разные стороны и еле заметные отпечатки сапог на земле. Ещё он различил следы впившихся в землю когтей, волчих, шерсть, и обрывающиеся следы парнокопытного, должно быть, лося.
Не похоже, чтобы Арон бродил один, он кого-то встр Не похоже, чтобы Арон бродил один, он кого-то встретил, рассуждал Мирон. «Он испуган. Я столько рассказывал ему про зверей и совсем не говорил про чудовищ».
Мирон собрал валяющиеся неподалёку ветки, Мирон собрал валяющиеся неподалёку ветки, с наступлением сумерек развёл костёр под навесом крупной ели. Рядом с этой елью Арон с Сильвином целились и стреляли. Кругом тишина, луна всей площадью освещала поляну, костёр потрескивал, приятно пах, а в голове стоял звон. Пару раз Мирон ловил себя на том, что засыпал, и бодрился, вскоре снова задремал и уснул перед костерком, опершись спиной о ствол ели, а в руках держа лук со стрелой наготове.
Проснулся от тряски и знакомого голоса. Спросонья перепугался, ясность ума пробилось сквозь тревожные сны как солнце сквозь тучи, сперва подумал, что Арон, но нет – Фигли.
– Ах, это ты, старина, – прохрипел Мирон и поднялся.
– Да, я. Полночи не спал, вас всё нет и нет, ну, думаю, к полудню не явятся – придётся идти искать обоих.
– Поэтому топор прихватил?
– Да, ещё деньжат и малость сухарей и пряников.
И Фигли хлопнул по мешочку на поясе, другой рукой помахал своим топором, мощной секирой, такой, что то И Фигли хлопнул по мешочку на поясе, другой рукой помахал своим топором, мощной секирой, такой, что точным ударом может расколоть череп бизону.
– У меня тоже всего понемножку, – сказал Мирон, надев рюкзак. – Я тут осмотрелся, идти либо направо, либо налево.
– Сначала я должен кое-что поведать тебе.
– Пойдём, по дороге расскажешь.
Они подошли к полянке, где путаются следы. Они подошли к полянке, где путаются следы. Остановились. Стоило начать разбираться, так сразу Мирон сбивался с толку, к тому же ещё болтающий гном не давал сосредоточиться. Идти с Фигли в разные стороны не имело смысла, приходилось выбирать между направлениями с остатками следов, откуда пришли, рыская в поисках дичи, Трет и Куверт или куда они побрели уже с Ароном. Интуиция ничего не подсказывала, побоялась ответственности, а обливавшееся слезами сердце намекало на долгий путь. Но и ещё на то, что всё с ним хорошо.
– Недавно я нашёл удивительный камень в недрах горы, – со вздохом приступил к своей истории Фигли. – Сначала я обрадовался, камушек показался мне не просто драгоценным, но ещё и волшебным, позже это подтвердилось. Думал продать его алхимикам. Потом передумал, ведь с тех пор, как я его нашёл, моя бригада стала больше добывать золота, чаще находить алмазы, но со временем почуял я от него угрозу.
– Что в нём плохого? – слушая одним ухом, спросил Мирон.
– Камень порабощал разум хозяина, манил к себе как фигуристая девка дымящегося паренька.
– Не преувеличивай!
– Ещё мне снятся видения, в них тьма находила меня и…
– Ты уверен, что про это стоит сейчас говорить? Я тебя обязательно выслушаю, но сейчас дело есть важнее.
– Я помню его.
– Кого его?
– Этого, – Фигли смотрел на труп.
Фигли привёл Фигли привёл подтверждение своим словам, дабы Мирон серьёзнее к нему отнёсся. Мирон оторопел от неожиданного и впечатлительного доказательства гнома. Тот долго ходил вокруг да около, Мирон терпеливо ждал выявления сути, он понял, Фигли причастен, и он пришёл не только из-за своих дружеских качеств и сочувствия. Ему стыдно. Стыдно за какой-то свой проступок, и он хочет всё исправить.
– Ну и что же ты увидел? – Мирон скрестил руки и прищурил глаза, смотря на гнома.
– Тьму я видел в кошмарных снах, вернее видениях. Ещё тогда я понял, что есть точная грань между сном и видением. Во сне ты просто смотришь выходки твоего воображения, а вот в видении… в видении у тебя присутствует чувство, что оно уже произошло в реальном мире, и изменить это никак не удастся, но проснувшись, испытываешь облегчение, прекраснее бывает только чувство любви. Этого я видел, и его дружков, видел, как они уничтожают любого на их пути, им нужен камень.
– Так, теперь понятно, с чего эти черти водятся в наших краях. С годами аура твоего магического камушка укрепилась вокруг наших гор, и колдуны её унюхали. Но почему ты раньше не избавился от камня?
– Мне не хотелось расставаться с его силой, я становился богаче и успешнее! Пожадничал, и теперь каюсь и мучаюсь!
– Да уж. И так Арон втянул и себя, помешав проискам бесов, и пошёл на заклание.
– Столько бед из-за меня! – Фигли, закрыв лицо рукой, жалобно хныкал. – Надо было сразу, ах, сразу после первого видения выкинуть его. А я тянул до последнего…
– То есть камень не у тебя?
– Боюсь, это моя вина, что Арон так себя повёл. После стольких ночей в холодном поту я готов был зубами расколоть этот камень, выкинуть его в пропасть иль отдать задаром первому встречному.
– Говори так, как есть, – крича, произнёс Мирон, терпение его было на исходе. – Причём здесь Арон?
– В недавнем видении я увидел собственную смерть, – нервно говорил Фигли, как будто и не слышал вопрос Мирона. – Я проснулся и мучился в ожидании гибели. Они должны были настигнуть меня прямо дома, несмотря на мои обереги, ночью в полную луну.
– Полнолуние было этой ночью, – смеясь от лёгкого облегчения, говорил Мирон. – Твоё видение – полная чепуха. Как видишь, ты стоишь передо мной невредимый.
– Ты плохо меня слушаешь, Мирон. Прошлым утром, очнувшись ещё живым в мокрой постели, у меня было мало времени до рокового предсказания, чтобы сохранить себе жизнь. Я бросился бежать, чтобы хоть как-то повлиять на свою судьбу. Но тут непроглядный туман устроил нам встречу. Вы окликнули меня, обещали стрелу пустить, помнишь? Я не хотел пугать вас и сделал вид, что ничего страшного не происходит.
– Так и что? – Мирон крикнул на всю округу, голос охрип от волнений.
– Какое-то время назад я заточил камень в хрустальную сферу, чтобы лишний раз не дотрагиваться до него. Пытаясь понять, какой артефакт попал в мои руки, я изучал некоторые труды волшебников и дневники коллекционеров всякой всячины, читал рукописи путешественников и расспрашивал алхимиков и выяснил, что сила появляется при первом прикосновении к камню, ты сию секунду получаешь то, что хочешь больше всего в жизни, а эффект власти над ним не нарушается, и сила не пропадает, пока другой не узурпирует его себе или получит с согласия хозяина. Когда вы помешали мне выкинуть камень и гостили у меня, Арон из любопытства без спроса взялся за мой шар, и я почувствовал, что он не принадлежит мне больше, я ощутил прилив свободы и в то же время я потерял самое дорогое, что у меня есть. Я растерялся, крикнул на Арона, и он вернул вещь на место, и я снова стал хозяином этого проклятья! Ты не поверишь, но моей мечтой стало, чтобы камень у меня навсегда украли. А потом… я свершил ужасное, за что искренне прошу у тебя прощения – я притворился щедрым и добродушным и вручил камень Арону.
– Да как ты посмел отдать свой прокажённый камень Арону? – грозно заорал Мирон, замахиваясь на него кулаком. – Если от него один вред, зачем, зачем ты поступил так с Ароном?
– Я избавился от долгих страданий, я ни в коем случае не желал Арону зла! Я знаю, что не прав!
– Так в последний момент ты отдал камень Арону и стоишь передо мной довольный, что жив, – разъярённо крикнул Мирон. Он никак не ожидал узнать, что лучший друг так мог подставить его семью. Мирон заикался, терял голос, почувствовал себя плохо, как Сильвин в охотничьей комнате, когда заговорили про кровь и раны. – На Арона охотятся какие-то безумцы! Раз теперь шар у него, то он тоже должен предвидеть грядущую к нему смертельную угрозу. Боги!
– Прости меня, Мирон, – упав на колени, пробормотал Фигли. – Я могу загладить свою вину и помочь отыскать Арона.
– Теперь это твой долг!
Долго молчали. Лес был самым молчаливым. У Фигли хрустнуло колено, когда он вставал на ноги, Мирон отве Долго молчали. Лес был самым молчаливым. У Фигли хрустнуло колено, когда он вставал на ноги, Мирон отвернулся и последний раз присел, вглядываясь в протоптанную траву. Без понятия кто, откуда шёл, и куда направился Арон. Он посмотрел в обе стороны и побрёл. Не туда. Не в ту сторону вчера отправились охотники, а Фигли засеменил за старым другом.
Мирон не обращал внимания на Фигли. Мирон не обращал внимания на Фигли. Следы на земле исчезли, как зыбь после лодки, плывущей по лоне вод, озеро успокоилось и не выдаст путь гребца. Словно Мирон ступал по девственной почве, и лес впервые видит человека. Гном плёлся сзади, как преданный пёс, Мирон смущался, и, несмотря на то, что пылал злобой, понимал, что поступал нетактично, игнорируя своего помощника. Он остановился, глубоко вдохнул и выдохнул и, повернув голову, спросил:
– Как обошлись с Сильвином?
– Я распорядился, чтобы Сильвина отправили в деревню в сопровождении парочки моих друзей, – незамедлительно ответил Фигли.
На этом разговор закончился. Фигли сравнялся с М На этом разговор закончился. Фигли сравнялся с Мироном, они шли прямо, обходили препятствия, и так они вышли к просторному полю с гигантскими глыбами.
Путники проходили мимо множества родников, небольших озёр, соединенных ручейками, текущих от гор. Останавливались дух перевести, умывались, пили, опустошали припасы. В один их таких раз Мирон подошёл к одному из них зачерпнуть воды во фляги. Он опустил руку по локоть в воду, и пока фляжка набиралась, краем глаза смотрел за Фигли. Гном, сложив ногу на ногу, уселся на камень и упёрся руками о топор. Когда фляжка наполнилась, Мирон отложил её и наполнял другую, как вдруг фляжка подпрыгнула и замерла. Мирон резво отскочил, она снова дернулась. Фигли, усмехнувшись, поднял фляжку. Ёмкость вздрагивала в руках, и из-за тряски крышку с трудом удалось открыть. Из горлышка брызнула вода, облив лицо Фигли, что тот не удержал в руках и уронил фляжку. Из неё выскользнула зелёная с красными плавниками рыбёшка и прыгнула в воду. Мирон рассмеялся и похлопал по плечу Фигли. Он тоже захохотал и обнял Мирона. Вскоре Мирон замолк, пока Фигли продолжал заливаться смехом. Он не мог прекратить смеяться ещё некоторое время, но когда поднял голову вверх и увидел серьёзное лицо Мирона, понял, что он припомнил ему обиду. По заброшенным тропинкам они постепенно спускались и окончательно сошли с горной местности на равнину.
Идти дальше побуждало лишь то, что Мирон знал, что за полем и лесом есть деревушка, называемая Лортон с зажиточным бароном. Мирон полагал, что Арон с новыми знакомыми отправился туда.
Поля покрылись кустарником, среди которого уютно живётся зайцам да куропаткам. Мирон со стрелой у тетивы вглядывался сквозь заросли и цветы, пытаясь заметить движение. Пробирались медленно, много колких растений вроде шиповника прорастало вплотную, одежда цеплялась за шипы. Запросто можно было натолкнуться на змей или нечаянно наступить на расплодившиеся на этом лугу дыгры – маленькие склизкие пузырьки, похожие на круглые грибы. При расплющивании такого пузырька, едкий дым мгновенно выступал наружу, образовывая тучку на уровне ног, и оставлял на них слизь, которая может проникнуть на кожу и вызвать сыпь. Мирон про себя вспомнил, как в детстве с ребятами кидались ими в лицо, за что потом дома получали нагоняй.
Поля упирались в тот же лес. Предгорный лес выделялся загадочностью, как и другие редкие леса, оберегаемые духом. Настоящий дом для зверей и растений, дух не позволит чужому взять больше нужного. Звери и даже деревья слушаются своего покровителя, поэтому чтящего мир в лесу путника не тронут и даруют ему ягод и полезных трав. С жителями деревни вокруг баронского замка Лортон происходили неприятные случаи, когда люди непочтительно себя вели из-за неверия во всякие сказки вроде духов. Охотников глодали хищники, лесорубов кусали змеи, жалили целым роем. Но, когда они научились благотворить лес и вежливо просить его блага, дух смилостивился, и так на опушке вырастали за ночь деревья, позволялось их срубить, собрать грибы и ягоды, забрать несколько жизней зверей, когда кончались у людей мех и шкуры.
Мирон и Фигли заметно утомились, пересекая равнину, благо туча скроет ненадолго солнце. Решили устроить привал неподалёку от леса, чтобы не встретиться с крупным зверем. Фигли бросил секиру и завалился возле вереска. Мирон пожалел съедать долгохранящиеся сухари и собрался выследить зверушку на перекус и дружелюбно сказал:
– Чего-нибудь желаешь?
Фигли задумался, Мирон посмеялся:
– Я пошутил, что поймаю – то и будем есть.
Мирон около часа крался, поджидал возле нор, но ве Мирон около часа крался, поджидал возле нор, но вернулся лишь с ягодами калины и малины и парочкой белых грибов перед закатом. Разожгли костёр, насадили грибы на палки. Фигли ворчал, что он голодный, чавкал, хрустел сухарями, Мирон не спеша поглощал ягоды, только они и шуршали под душистой розовой сиренью укрытые спиреей и крыжовником. Даже на поле ни ветерка, ни звука, нездоровая тишь.
Фигли достал из-за пазухи флягу и, сделав глоток и н Фигли достал из-за пазухи флягу и, сделав глоток и наморщившись, протянул её Мирону. Он приятно удивил Мирона, когда тот унюхал из горлышка аромат вина. Напиток согрел, поднял настроение, пробирало смеяться. От него и заморило в сон.
Утр Утром было свежо и мокро от росы. Мирон почувствовал, как что-то острое упёрлось в его горло и, сохраняя спокойствие, вымолвил:
– Бери что хочешь, – прошептал Мирон, не открывая глаза, – ну же, уходи или убей. Не тяни в ожидании твоего выбора.
– А храбрость у тебя не отберёшь, но всё же, ты состарился. Настолько Арон довёл, что даже брови седые?
Мирон приоткрыл глаза и увидел очертание стоявшей над ним фигуры, яркое небо не позволяло усмотреть большего, но она выглядела изящно и воинственно с копьём в руках в позе, словно исполняя мечту живописца, желавшего запечатлеть красоту мужественности женщины. Сразу, как только обвыкли глаза, прояснился вид лукавой дикарки: продолговатые остроконечные уши торчали из-за длинных чёрных волос, драпированная светлая туника свободно болталась, оставив открытыми руки и ноги до колен, тем самым были видны разбежавшиеся по телу что-то значащие узоры и символы, словно отображённые строки из книг на её коже сиреневатого оттенка. По скуластому лицу от кончика острого носа и оканчиваясь челом, протекла тёмно-синяя линия, из которой выходили более тонкие дуги поверх чёрных бровей. Вдоль щёк и ниже губ цвета черники как будто выцвел рисунок зеркально отражённых клинков, веером сложенных, в целом походящий на крылья ястреба. Прелестная вечная молодость выражена в ней, столетия выдавали мудрые голубые глаза. Она – неизменное влекущее очарование, симфония женских идеалов, она – воплощение желаний любого, она, словно мираж, кажется, таких не бывает.
– Эзула, дорогая моя! – Мирон опешил, Эзула убрала копьё и помогла ему встать. Он попытался придти в себя, Эзула спокойно ждала конца его восторга, улыбалась и смотрела на него. – Наконец, я увидел тебя! – Мирон снова растерялся, заикался, мычал как юноша, впервые признававшийся перед девушкой. – Ты всё также прекрасна, как и в былые дни… наши дни. И ты, должно быть, забыла, что люди не такие долгожители как эльфы, и за пятнадцать лет мы сумели по тебе стосковаться.
– И, правда, времени мне дано больше, чем остальным. Поэтому я счёт годам не веду, и, гоняясь по свету за артефактами, я не была рядом, но никогда не забывала о семье. Ты рассказывал что-либо Арону?
– Я ничего не говорил ему. Разве что чуточку.
Из рощи леса с воплями выбежал Фигли, удирающий от гонящегося за ним рыкла. Этот хищник не крупнее волка, и похож больше на рысь, разве что вместо шерсти у него чешуя, будто золотые монеты, а из хвоста торчало жало, которым он мог выстреливать в своих жертв. Мирон точным выстрелом выпустил стрелу в шею рыкла, и сразил зверя уже разинувшего пасть на Фигли.
– Фух… еле успел добежать до вас. Я видел там стаю таких так, что нужно убираться отсюда, – сказал Фигли, прячась за спиной Мирона.
– Это Арон? Я представляла его не таким низким и бородатым, – посмеялась Эзула.
– Эй! Для гнома я очень даже хорошо выгляжу, и я считаюсь востребованным среди женщин.
– Какого дьявола тебя понесло в лес? – ворчал Мирон, испытывая неловкость перед Эзулой.
– Я голодный со вчерашнего дня! Думал, прибью какую-нибудь шавку, а там их стая!
– А куда вы собираетесь, надеюсь, что назад к горам, а не в лес? – с потерей радости сказала Эзула, поскольку сына рядом не увидела, но не переставала надеяться.
– Именно в лес и идём. А что не так с лесом? – спросил Мирон, – Древесную тишь так и назвали, что там всегда тихо и спокойно.
– Недавно лес был осквернён. Где-то здесь убили детей хранителя леса, существа без плоти, которое оберегает покой живущих в лесу. Хранитель обязан явиться на клич о помощи. Видать, последний зов оказался фатальным.
– Какое нам дело до духа? Мы вообще-то идём Арона искать, – пробормотал Фигли.
– Разве Арон не с тобой? – нахмурившись, спросила Эзула. – Где он?
– Мы с ним не поладили. Я думаю, он пошёл по этому лесу прямо в Лортан.
– О, нет! – Эзула не смогла скрыть расстройства. Она повернулась, сделала пару шагов от них, притворяясь, что останавливает чих. Но Мирон понял её, когда-то давным-давно он пообещал ей, клялся, что будет всегда присматривать за Ароном, беречь его и не отпускать, пока не придёт время. Он не знал, когда вернётся Эзула. Несправедливо, что за всё время, пока он свято исполнял свой долг, заботясь об Ароне, она застала его именно в такой момент! Он любит Арона как настоящего внука, и душу его съедает неимоверная горечь. Эзула, будто смогла заглянуть внутрь него, и поняла Мирона. Она повернулась к ним и продолжила. – Передвигаться по лесу полное безумие! Я воздала все почести, и мне открылась безопасная тропа, и по пути никакой молодой человек мне не попадался, совсем никого. Потеря детищ хранителя – очень тяжкое бремя для леса. Арон в беде, его ждут разгневанные звери или треклятый монстр, нарёкший это неописуемое горе на лес, – промолвила Эзула, её глаза намокли, Мирон склонил голову.
– Могу уверить, что Арон не такой уж и беспомощный, – заговорил Фигли. Он и поддерживал всех и тем же сбрасывал с себя груз вины. – У него есть то, чего нет ни у кого – уникальный дар, сила…
– Это смышленость, – перебил его Мирон, знать Эзуле про камень пока ещё не обязательно. – Арон всегда находил решения из трудных ситуаций. Порой я сам не знал, что делать, когда Арон уже придумал какой-либо план или идею. Я уверен, он давно нашёл себе безопасное укрытие и отсиживается там, демонстрируя нам свою смелость.
– Тогда мы пойдём дальше. Может нам повезёт, и мы встретим его в окрестностях Лортана, – произнесла Эзула. – Поспешим, не будем терять время.
– Всё будет хорошо, – обнадёжил Фигли.