Ещё раз перепроверив, что у каждого в сумке по второй накидке, сменные носки, запасные штаны, свои ножик, еда, фляга, Мирон ещё нёс котелок и компас, они вышли в прихожую.
– Колчаны у пояса, сумки с луками за спину! Хоть бы метель утихла.
В неприветливую морось вынырнули охотники из тёплого дома. Мирон повесил замок на дверь и, чавкая таящей слякотью под стопами, они проходили мимо тёмных изб с зелёными крышами из заиндевевшего мха и резными наличниками вокруг окон, миновали каменную ратушу, старающуюся напоминать крохотный дворец с башенками, кузницу, где Арон сам вызывается помогать и, наконец, достигли изгороди из валунов и ворот. Мирон помахал стоящему на вышке дозорному, единственному, кроме них, кто не спал в деревне. Не на много старше Арона паренёк спустился со своего поста и учтиво открыл троице ворота. Арон знал его, конечно, знал, это сын кузнеца, они часто работали в паре за наковальней, но он уже не играл со всеми ребятами. На улочках или в лесах его заметишь лишь с однолеткой, дочерью старейшины, на неё-то и уходит всё свободное время.
– Здравствуйте, Мирон, привет, Арон, Сильвин, – басом поприветствовал крепкого телосложения длинноволосый юноша, что светлые космы вылезали из шлема.
– Привет, – с большей серьёзностью в голосе сказал Арон и, не снимая варежки, они пожали руки.
– Чего тебя приставили сюда, морок у тебя и так хватает? – проходя через ворота, поинтересовался Мирон.
– Есть за что.
– А мы идём охотиться в нагорье, – сообщил Арон.
– Желаю вам лёгкой добычи, может, ещё странный рог найдёшь, так приноси, – он улыбнулся, Арон признательно кивнул ему.
Ворота закрылись и, дождавшись появления его на вышки над валунами, путники взмахнули ему на прощание Ворота закрылись и, дождавшись появления его на вышки над валунами, путники взмахнули ему на прощание и пошли вниз по склону. Небо потихоньку прояснялось, дорога, выстланная булыжником, вела через лес высоких сосен и толстых елей, и скоро деревья заканчивались и открывали взор на ошеломляющие соседние вершины гор – одна выше, другая ниже, следующая выше предыдущей, но не выше первой, зато острее её пик, и все соединены седловинами, будто волнистыми ламбрекенами, и как неровные зубцы на пиле они устремлялись вдаль. Горы держали на себе снег на самых макушках и в лощинах, редкие зелёные пятна растительности прорастали на крутых склонах серого камня, а внизу раскинулись прекрасные долины. Луга и леса, охваченные горами, с журчащими речушками так хорошо известны Арону всегда захватывали дух и поражали воображение.
Деревня осталась Деревня осталась за их спинами, спускаясь, путники не сворачивали ни к примыкающему лесу, ни к цветущим полянкам, а шли только по дорожке, иногда становящейся ступенями и сопровождавшейся боковым ограждением, чтобы никто не сорвался, залюбовавшись упоительным пейзажем. Вскоре их путь не только вёл вниз, но и заворачивал, как бы обнимая гору, и так перед охотниками открылся вид на иную сторону хребта и уже взошедшее солнце.
Лепо Лепота куда ни глянь, троица спиралью обогнула самый высокий пик и сравнялась с вершиной ближайшей горы. Тут дорога разветвлялась: шла и дальше кругами вниз и вывела б к долине с озёрами, куда Мирон ходит рыбачить, а ребятня купаться; и привела бы по крутому спуску в окрестные леса, где пастухи выгуливают свои стада, и выродились вепри; но по прихоти Арона они пойдут прямо – по деревянному мосту, укреплённому канатами, на который с мечтами взирал Арон.
Им суждено было исполниться Им суждено было исполниться, по мосту-то он переходил, веселясь, распевавши песни вместе со всеми жителями, ведь, несмотря на то, что все обитаемые земли под уклоном, на той горе находилась просторная лужайка да без глыб и впадин. Там устраивали игры, танцевали хороводом, по особым дням жгли чучел на счастье – забавы миролюбивых людей. И вот они достигли места различных гулянок и напрямик прошли его, сегодня не сюда так тщательно собирались путники. А держали они путь к гномьему лагерю.
Ох, громко ликовали низкорослые чудаки, предпочитающие не бриться всю жизнь, когда ушли от людей с высоким ростом и мнением о себе в горы и заглянули в пещеру полной благородных металлов, после отразившую бумерангом людские насмешки касательно особенностей племени гномов. Все народы выделяются чем-то, вот вспомнить тех же северян – все до последней головы светлые, голубоглазые, но встречаются и исключения. Гнома признаешь по некрупным размерам, ярким туфлям с носами, завернувшимися к ним самим и, естественно, по роскошной браде. Ухаживать за ней следовало как за женой, посему как по бороде узнавали издалека, или делали первые выводы. Как гномы наводили красоту из гущи волос – целая наука, лучше проскользнуть по периферии их бзика, уточнив только, что любимыми формами бород считались треугольные, снизу завязанные в пучок, или раздвоенные, концами собранные в два пучка или заплетённые в косу. Из-за внушительных различий, язвительных шуток, сравнений с детьми среди людей гномам тяжко, однако и последние не без греха – вредные до жути, а, может, это отзвук некоторым нечестивым людям. И завелось так издревле, что кочуют они племенами, о своих скрытых или отдалённых селениях только сами и знают, в гости не зовут и в то же время к общению с великанами расположены.
Был Был в том лагере знакомый у Мирона, про него он вспомнил сразу, когда речь зашла о нижних лесах. Давно уж старые приятели не виделись – даже неприлично. Их дружба доказывала, что сойтись могут любые души, если ко всем относиться с уважением, то добром ответят и тебе, а, если внешне все будут одинаковы и в убеждениях равны, то правы окажутся все вне зависимости от того, правы они или нет, ведь как же отыскать истину, если все зациклены на одном. За эти размышления однажды уцепились охотник и рудокоп, деля стол в корчме и попивая лагер, разговорились и много общего нашли.
Пока Мирон Пока Мирон, ухмыляясь, напрягал в памяти картины первой их встречи да придумывал, каким образом провернуть поделикатней нежданный «привет» и ненавязчиво попросить у него остановиться, а Арон с Сильвином восхищались красотами и обсуждали своё, секретное, ровная местность сужалась, дорога из утрамбованных камней размылась в границах и превратилась в тропу. Затем подкравшиеся обрывы с двух сторон не дали разгуляться, путники проходили по острому гребню гор, кой настораживал и очаровывал, внушая любовь к горам. Над головами летали беркуты и рваные тучи.
Преодолев опасный участок, путники устроили короткий привал перед началом очередным спуском по скалистому отрогу. Сволокли с плеч сумки и уселись на травке вокруг резанной узорами ножки указателя – на нём висели плоский домик с треугольной крышей, наклонённый к деревне, кирка, как стрелка, показывала в противоположную сторону к лагерю, направо, если смотреть от горы, верхушка такой же плоской смастерённой ели посылала к лесам и озёрам, и в сердце гор был направлен костлявый палец чей-то руки. Арону привиделись воспоминания, как он ребёнком выпиливал из доски домик и дерево вместе с дедушкой. Тот тоже обратил внимание на старые поделки, и Арон, заметив его улыбку, сам заулыбался. Мирон чувствовал себя бодрым, друзей и подавно не настигла усталость, тогда как засиделись они куда больше, чем мог подумать каждый. Взор не отпускал родимый дом перед ними, их гора смотрелась величественно – могучая хозяйка, властительница неба, ближайшая твердыня для поступи нисходящих Богов. О, сладкая нега – осознавать, что мы там живём – примерно это пытался сказать очнувшийся Мирон, и, оглядываясь назад, они продолжили ход.
Пришлось не раз спуститься, пересечь долинную ширь и снова подняться на горный массив. Зачастую Мирон вёл через перевалы, берущие простотой прохождения бОльшую привлекательность, нежели борьба с наклоном, если точно был уверен, что в конце горный проход обойдётся без неожиданностей. Так перед тремя охотниками открылось ущелье, переполненное устрашающими фигурами. Наплывшая туча поселилась в расселине наперекор воли бессильного ветра, что каждая глыба казалась страшным монстром. Нет, этим путников не испугать! Исключительно ради полной готовности Мирон держал лук в руках, а кладенные башенкой небольшие камни – обереги низкорослых и бородатых гласили о приближении к лагерю, что до знакомого гнома оставалось лишь одно восхождение.
Легко было споткнуться, но ещё проще потеряться в непроглядном тумане. Арон с Сильвином отклонили предложение Мирона сцепиться верёвкой и пообещали следовать, не отходя дальше на три шага, за его затылком, в сущности, разбегаться мальчишки не собирались. Лучше всех знающего местность Мирона застал врасплох один и тот же вид что спереди, что сзади – удушающее марево. Он брёл наобум, стараясь не выдать своей растерянности, и держал у себя в голове, что когда они поднимутся выше, и земля станет ровней, нужно высматривать вроде бы как с левой стороны у подножья отвесной скалы строения, да как тут вглядишься, если носа не видно. Гномы весьма удобно пристроились возле пещеры: выточили арочный свод перед входом в грот и закупорили проём вратами высокими даже для людей, а у порога основали приземистый городок, чтобы после утомительных вычищений полостей горы от груд злата веселиться в кутежах и разгулах. Малые да разудалые, веселья их не каждый одобрит, а кто примкнёт – уже не остановится. Мирон вёл ребят к племени гномов не для того, чтобы познавать залихватские утехи, рановато ещё, и не по зудящей потребности наведываться в гости, толковать до вечера и обмениваться новостями, а чтобы обратиться с просьбой к старинному приятелю оказать услугу и разрешить воспользоваться прорубленной когда-то вертикальной шахтой, переместившись по которой вниз с помощью подъёмника, можно было выйти через тайную прогалину меж глыб в условном нагорье и не тратить дни на лазание по горам и обход бездн. Он подумывал поднять этот вопрос после выяснений как у кого дела, воспоминаний о былом и только по совместительству, вторым сопутствующим делом распитии бутылки чего-нибудь покрепче.
И тут по левую руку от них И тут по левую руку от них возникло жёлтое пятно. При вульгарном обзывании Сильвином явившегося чуда свечение повело себя странно, оно поспешило отдалиться от звуков и скрыться в застывшей мгле. Мирон, соображая, какие меры предпринять, достал стрелу и натянул тетиву. Незачем прибегать к крайностям – разразилась в нём мысль, наиболее возможным из предположенного Мироном, если отсечь светящегося приведения, что это всего-навсего блуждал странник, имеющий фонарь. Стоит признать, что путники малость заблудились, они нуждались в указании верного направления и всё-таки провинились перед странником, и даже будь он подтверждающим опасения призраком, обижать никого не следует, но коль слетело с языка, то подобало завершить говор добрым словом и поблагодарить за спасительный совет как добраться до лагеря. Поговорить надо. А, вдруг, правда, привидение? Так или иначе, Мирон решил не отпускать нежное сияние, поскольку свет априори вселял надежду, а сумрак жадно отнимал.
– Постойте, – оклик не подействовал или был воспринят не вполне серьёзно, Мирон придал мотивации. – Стой, а не то стрелу пущу!
– Не надо! – рявкнуло гнусавым голосом с хрипотцой свечение. – Стою, видишь, доволен?
– Не вижу, – не снижаясь с грубоватой ноты, провещал Мирон. – Кто таков?
– Гном-рудокоп, звать Фигли, а ты кем будешь?
– Другом твоим давнишним.
Из тумана показался светильник с колышущимся пл Из тумана показался светильник с колышущимся пламенем. Незамедлительно за ней высунулся коричневый сапог с загнутым носком и пряжкой, второй, и вот пред ними стоял готовый к услугам низенький человечек в широких штанах, укутанный домотканым одеянием, почти невидным за пышной жёлтой бородой. Лучилась она во все стороны, вытекала из темени, напоминала прошлогоднее сено. Гном хлопал маленькими янтарными глазками и не понимал, что происходит.
– Чего? – растянув по слогам, вымолвил Фигли, к его голосу надо было привыкнуть.
– Мирон, охотник из деревни, ну, как же так, старина, память отшибло? – нахлынуло небольшое разочарование, а мальчишки наоборот поймали смешинку.
– Не знаю такого, – задумчиво пробубнил Фигли и хмыкнул, – мы с тобой пили?
– Случалось, – на щёках Мирона проступила краснота, видневшаяся в густоте тумана. Ребята загоготали громче и неприкрытее. Фигли застыл, всё равно, что заснул с открытыми глазами и ртом и, резко пискнув, выдал то, что натужно выбивал из своего рассудка:
– А не ты ли меня спас, когда я в бочку нырнул и чуть не захлебнулся элем?
– Да, я, мы отпраздновали, что я нашёл логово волков, рыскающих близ города, и изловил их до единого.
– Припоминаю… ты выхлёбывал большими глотками, надеясь осушить бочку… поперхнулся… и выбил днище ногой, – вещал Фигли в перерывах заливистого хохота.
– А ты помнишь, как кирку мне свою подарил?
– Ещё бы, это же когда ты на спор выпил больше моего. Моего! Ну-с, твой лук всё равно был бы великоват для меня.
– Узнал, наконец, старина, своего друга, охотника Мирона?
– А-а, Мирон, Мирон, погоди… так ты же умер!
Заявленное подействовало на Мироне, словно он кубарем скатился с водопада, точно также его пришествие озадачило и гнома. За спиной в три погиба ржали Арон с Сильвином.
– Тьфу, ведь ты здесь, цел и невредим… ну да, ты ж с тех пор, как тебе мальца доверили, перестал появляться на пиршествах, а мы тебе всегда рады были!
– Годы взяли своё, состарился я, не винить же в этом, ты погляди, какого юношу воспитал.
– Ох, вот это да, возмужал, гляди вымахал какой.
– Здравствуйте, – Арон вернул спокойствие на одно слово и задрожал, сдерживая позывы смеха. Сильвин назвался и кивнул.
– А ты почему в деревню не поднялся ни разу за всё время? Арона видел один разок и то, ты спешил куда-то, – Мирон был рад, что общение их вернулось на прежний лад.
– Что я там забыл? Это вам, длинноногим, хорошо, меня и богатствами, найденными моим народом в здешней пещере, не заманили бы сюда, если бы не работал подъёмник.
– Кстати, коль ты упомянул о нём, пора раскрыть цель нашего визита. Мы отважились на охоту в нижние леса и рассчитывали воспользоваться вашим уникальным изобретением, разумеется, если это не доставит излишних неудобств.
– О, ничуть, я проведу вас внутрь и сам за всем прослежу.
– Славно, тогда не подскажешь в какой стороне от дороги ваша пещера?
– Конечно ж слева, справа – обрыв! Но только не думай, что я отпущу вас вниз, не пригласив в мой дом и не предложив напитков, обжигающих горло.
– Ты очень добр, мы с удовольствием заглянем к тебе. Ах, посиделки с нами вовсе не входили в список твоих дел.
– Нет, нет, знал бы, избавился бы от бардака, но давнему другу можно виде…
– Тогда зачем вы направлялись прямиком к обрыву? – внезапно спросил Арон, заметив, как Фигли вздрогнул, потёр карман жилетки, и, уловив взгляд Арона, стремительно засунул ладошки в боковые карманы.
– Ну, как… я прохаживался и смотрел, чтобы такие безумцы, как вы, путающие правильную сторону, не канули к бесам проклятым.
– А когда уйдёте, кто проследит за вас? – видать, Арон боялся отвлечь Фигли от занятий или работы, и он хотел выяснить назревший вопрос, но получилось чересчур.
– Умный вопрос, мальчик, но туман скоро развеется и, если за вами никто не шёл, вряд ли ещё сегодня кто-нибудь пройдёт по этому пути, а оттуда, – Фигли качнул светильником по направлению дороги, – мы не ждём никого, пущай разворачиваются и не суются в наши горы.
– Я уверен, Фигли почувствовал и вышел нас встречать, – сказал Мирон.
– Вот так вот, ладно уж, – гном повернул разговор к своему дому. – Кто хочет выпить – за мной!
– А эта идея мне по душе, – крикнул Сильвин, подпихнув локтём Арона, он согласился.
– Хо-хо, я всегда тебе говорил, Мирон, приходи, нальём первую кружку бесплатно, и незачем тащиться по опасным скалам, Боги знают, что там водится, плавно вниз тебя спустим, ещё как! Теперь это относится и к вам, ребятки.
И путники засемени И путники засеменили в жёлтом пятне к городку, кой слева от дороги, если идти из деревушки с горы, перед пещерой, прилегающему к обрывистой скале.
Спустя некоторое время Арон, Мирон, Сильвин и Фигли добрались до городка, но не сумели его тщательно рассмотреть. Знакомились вслепую. Лишь доносились производственные звуки из кузниц (Арон возымел желанием заглянуть в одну, гномью), из крохотных ромбовой формы окошек слабо брезжили огоньки, и встречались прохожие, охающие и ахающие при виде высоких существ.
Его дом стоял на окраине Его дом стоял на окраине из числа последних замыкающих улицу, не отличался от соседних: три ступени, ведущие к закруглённой сверху узкой двери, уменьшенной копии их главных врат, по два окна по бокам от прохода и пара на фронтоне, при желании Арон бы до них допрыгнул. Сквозь мглу видать, что город деревянный, а не золотой, странно как-то, неужели перехвалили залежи в пещере – подумал Арон. Отперев дверь, Фигли шустро выполнил круговое вращение вокруг себя отточенным движением, как свершал поворот ключа. Неотъемлемая часть процесса открывания двери гномьего народа. Мирон не придал кружению удивлённой реакции, он сам, когда помогал Фигли добраться домой на своём плече после бурного кутежа, уважая традиции, проделывал подобное прежде, чем пересечь дверной проём. Ребята коротким взглядом передали друг другу шутки и передразнивания и учтиво пропустили столь странное па.
Внутри всё маленькое, в юных головах хватало понимания на этот счёт не изъявлять пренебрежительную жалобу и не акцентировать на то внимание, посему как приравнивалось к неуважению. Первый этаж не разделялся стенами, служил залом, заодно прихожей и трапезной, наверх вела прибитая к стенке лесенка в дальнем углу. Судя по небольшому беспорядку Фигли жил один, но часто устраивал посиделки. В середине комнаты стелен шерстяной ковёр перед изразцовым камином. Арон заметил напротив него подставку для кольчуги и рогатого шлема, они блестели, были не тронуты попойками, как и горка из трёх камушков на выступе камина. А выдавали приязнь к шумным застольям разбросанные игральные карты, кости, по-видимому, кинутые через плечо обсосанные рёбра, перевёрнутые стол и табуретки.
Фигли, сплюнув на пальцы и затушив фитиль, повесил его за крючок возле двери, рядом жилетку, затем любезно предложил путникам свалить рюкзаки и тёплую одежду на ковёр. Не зная за что хватиться, он метнулся к камину и подкинул пару поленьев, тепло важнее всего. Ребята, скользящие лопатками по потолку, поставили стол и табуретки на место, смахнули веником в кучу ошмётки, уклоняясь от Фигли и его кочерги, знаете ли, тот плесневелый окорок в углу предназначен для домового, как нестранно, в благодарность защищающего дом. После короткой суеты Мирон вытер кружки и сел на когда-то сделанную для него же скамью, Арон и Сильвин, обхватив колени руками, уселись на подложенную им волчью шкуру, которую Фигли сдёрнул со стены, а хозяин поднялся наверх и спустился, держа в охапке два бочонка эля. Стол снова собрал компанию.
– Прости, Мирон, на самом деле я часто тебя вспоминал и скучал по тем весёлым временам. Тревожить меня сновидения стали, пока во сне я мучаюсь и голова у меня последние дни набекрень.
Фигли долго рассказывал о том, как его бригада лучше всех справлялась с находкой и очищением плодов горы, как завистники наслали на него порчу, якобы обереги отразили насланную ворожбу от его жизни, но не спасли ночной сон и разум. Мирон подбадривал открытого, делящегося всеми тайнами, на вид незатейливого гнома, из рассказанных проблем Мирон понял для себя, что Фигли в целом живёт хорошо. Наконец, когда у Фигли устал язык, настал черёд Мирона и тот аж с сызмальства Арона обрисовал забавные истории в основном заключавшиеся вокруг его взросления и закончил, дескать, вот так и живём. Как приличествовало встрече после долго расставания, они пересказали нынешние настроения и пустились далеко в прошлое, в свою разгульную пору. Пока говорил один, пил другой, молчаливым ребятам было стыдливо просить подлить. Бочонки легчали и пустели, речь становилась медленнее. Вылив до капли из второго бочонка, Фигли снова поднялся в подсобку и вернулся с бутылкой вина.
– Честно скажу: затаривался не для сегодняшней встречи, но ради вас, дорогие мои, не пожалею, – уж очень хотелось Фигли продемонстрировать образцовое гостеприимство.
– Вовсе не обязательно поить нас самым лучшим, – встрял Мирон, однако жидкость уже разливалась. – Ой, этим двоим на глоток, всё равно вкуса не оценят!
– Да что уж там, угощайтесь, а я подкоплю и снова запасусь.
– Простите, но, как вы сами сказали, вас привлекли сюда прославленные богатства пещеры, и мне подумалось, что у рудокопов достаточно золота. Разве вы не должны самородком в зубах ковыряться?
– Арон! – с упрёком буркнул Мирон.
– Твой малец хорошие вопросы задаёт, хочет разобраться во всём, – Фигли сказал это совершенно в прямом смысле, отпил из кружки и хмыкнул. – Вот и мы негодуем чего же, паче чаяния, так обернулось не в пользу маленьким гномам, шутим, мол, неизвестно больше известняка там или золота, хотя по правде говоря, в роскоши мы не купаемся. А дело в том, что и пару лет плясок и песнопений не прошло, как явился человек с короной и войском, заявил о покорности ему всех земель и рек, лесов и гор северных и без обиняков разъяснил, что золото это принадлежит всем его подданным. Ну-ну. Нам в награду он разрешил основать нашу, гномью общину, вот уж чудо – не прогнал, а приказал добытые сокровища складывать в недрах горы. По его слову к нам жалуют виноделы и торговцы, правда, вместе с кавалькадой, чтобы часть злата забрать на нужды государя… – Фигли осушил кружку, налил ещё. Арон участливо смотрел на него, не отрываясь, и слушал ответ. – И, наверно, всё правильно, ведь мы живём среди своих, делом любимым заняты, эх, но не покидает чувство, будто что-то у нас отобрали. Родное золото стало чужим, повальным, ну, а на что оно надо? На выпивку хватает, а в веселье забываются душевные невзгоды. Ах, да, и хозяйствование он поручил какому-то барону, которому лень хоть раз прибыть в своё владение, а, если и захочет – пусть тащится по горам, про подъёмник то мы им ничего не рассказали, о-хо-хо!
Вино согревало живот, в камине играл огонь, но нерадостные выражения лиц как будто впитали хмарь с улицы. Арона послали проведать, что там с погодой, потому как Мирон погорячился, облачившись в тёплые меха, стоило претерпеть холод на вершине и довольствоваться утепляющимся с каждым шагом вниз воздухом. Фигли пообещал, что куртки с ковра никто не стащит. Арон подошёл к окошку и сгорбился ещё больше, небо прояснилось, солнце озаряла жиденькие избы и крутую скалу.
За столом завязались буйные крики – Сильвин, горланя и что-то отстаивая, тянулся за вином. Арон усмехнулся, повернулся к ним, как вдруг заметил на крючке повешенную жилетку, нашёл боковой карман. Голоса в голове осуждающе загалдели во всё горло громче компании, но зов любопытства перекрикивал всех. Взглянув на сражающихся Мирона и Сильвина, хохочущего Фигли, он подкрался к жилетке и засунул пальцы в запретную глубь. Арон нащупал нечто твёрдое, круглое и холодное, остро разразилось в нём чувство схожее с тем, когда получаешь то, о чём мечтал. Скрытой связью смена хозяина воздействовала на Фигли, его передёрнуло, он хватился за грудь, как будто вмиг отрезвел, что-то вспомнил и получил нож меж рёбер. Словно ушли кошмары, и рассудок его очистился.
– Арон! – рявкнул Фигли. Янтарные глазки вонзились в него, казалось, Фигли прыгнет и перегрызёт горло. – Что ты там роешься?
– Вешаю вашу жилетку, она упала, – выговорил Арон, похлопав по ней для убедительности.
Оно осталось на дне кармана, Арон возвращался к столу, едва скрывая пронёсшуюся по спине волну страха. Зачем я полез, мучаясь и ненавидя себя, сожалел Арон, тронул ли сердцевину домашних оберегов, почему Фигли выглядит нездоровым и что произойдёт дальше? Он сохранял видимую невозмутимость, как если бы залез под стол или прикрыл лицо камнем, его спросили бы, что случилось, если бы не были так увлечены. Украдкой Арон взглянул на Фигли – слишком спокоен для развесёлого застолья, тоже нарвался бы на расспрос. Мирон кончил с распустившимся Сильвином, отобрав бутылку и хлопнув ладонью по столу:
– Нам пора! Благодарим тебя, Фигли, и твой дом за всё, спасибо огромное, с нас причитается.
– Мы уже уходим? Вы же не все истории рассказали, давайте ещё выпьем, – артачился Сильвин. – И поедим.
– Имей совесть, должен же быть конец обременениям Фигли, тем более, боюсь, мы наведаемся на обратном пути, не успеешь соскучиться, – Мирон бросил красноречивый взгляд на друга, конечно же, зная, что он сполна уделит им внимания и не откажется заново ухватиться за прошедшие моменты, ценник на которых вешает время.
– Приходите, приходите ко мне гости дорогие, – Фигли улыбнулся и махнул рукой. – Что ж, доведу вас до подъёмника и, вестимо, встречу с охоты.
– О да, не выразить даже, как мы признательны. Арон, как погодка себя ведёт?
– Стоит прекрасный день, – Арон ощутил божественное облегчение, нервный трепет утих.
– Если позволишь, куртки сбросим у тебя, а назад пойдём – заберём и занесём пяток тушек.
– Чудно, – промолвил Фигли, к греющему солнцу, огню в камине и вину добавились раскалившиеся тёплые улыбки.
Стали собираться. Стали собираться. Арон и Мирон, отдав меховые наряды, остались в лёгких туниках и поверх них кожаных накидках, Сильвин снял с себя пару плащей, будто сбросил два слоя кожи. Арону хотелось ещё побыть в гостях у Фигли, послушать его истории, но, когда Сильвин превозмог себя и поверх шерстяных носков зашнуровал поршни, они закинули на плечи сумки и Фигли оделся в жилетку, дружно погладив по косяку двери, ровно в полдень путники двинулись в путь. Гномы, встречавшиеся им, обескуражено пялились и бурчали, Фигли без опасения за репутацию проводил друзей до подъёмника, продолжая болтать и смеяться. Он находился неподалёку от входа в шахту, главная улица городка венчалась площадью перед роскошными вратами филигранной работы гномьих мастеров и от площади заворачивала направо, где в конце домов по обе стороны проулка в глыбах таился проход.
Высокие валуны поставлены специально так, как разбросала бы их природа, что издали груда камней выдавала себя за тупик, но, объехав одну, затем другую глыбищу, к подъёмнику в скале могла подъехать телега, запряжённая лошадью. Путники зашли в небольшое помещение, по центру стоял гигантский ящик, к которому сверху тянулись мощные канаты, продетые через вколоченные в каменный свод кольца, они же натянуты к двум вОротам, расположенных по бокам от платформы, таким образом, ящик висел над пропастью и механизм приводился в действие, когда две лебёдки начинали крутить. Четверо гномов ответственны за спуск и подъём: двое смотрят за состояниями предохраняющих храповиков, другие два гнома следят за закреплением канатов и по готовности все обязаны раскручивать рычаги. Надобности перемещаться каждый день не возникало, поэтому Фигли пришлось собирать работников или их заместителей по всему проулку. Пока Мирон с Сильвином прежде, чем шагнуть на платформу, рассматривали устройство, а гномы перепроверяли каждую деталь, Арона дёрнул Фигли и поманил в сторонку.
– Арон, – прошептал Фигли, – у меня есть для тебя вещица, вижу, тебя к ней так и тянет.
Арон присел, чтобы его глаза были на уровне глаз Фигли. Он взялся за руку Арона и положил ему на ладонь холодный шар из хрусталя. Мгновение Фигли переживал апогей удовольствия, чувство освобождения, будто его перестали душить, в то время как Арон не заметил никаких странных корчей и ужимок на лице гнома, сам был увлечён спонтанной дармовщиной – вот так вот захотел и получил, невозможно! но теперь это сжато в его руке с разрешения.
– Вот, держи, – говорил Фигли, поглядывая на Мирона, – если оно тебе не нужно, то передай кому-нибудь другому или выкинь.
– Спасибо огромное… я не… не стоит, вы, нет, это ваше…
– Да бери, – Фигли хлопнул по плечу Арона и направился открыть решётку ящика.
Каким бы елейным и добрым не проявил себя Фигли, это нельзя назвать подарком, чуть позже выяснится почему, а Арон, который узрел столько чудаковатостей, сколько достаточно, чтобы задуматься, на радостях запихнул шар в потайной кармашек накидки и довольный присоединился к Мирону и Сильвину. Для них в подъёмнике повесили факел, Фигли придержал решётку и пригласил путников ступить внутрь ящика на платформу. Всё подготовили и внутри много места, однако не покидало троицу взволнованность. По взмаху руки Фигли подъёмник стал опускать, покачиваясь и скрипя. Они спускались всё ниже и ниже, дневной свет уже не доставал до них и лишь от одного факела можно было сориентироваться. Послышался приглушённый голос Фигли:
– Прощайте друзья, я уверен, вы вернётесь с большой добычей.