Услышав Фигли, Арон нащупал ту вещь сквозь одеяние, обладание ею заняло вершину пирамиды скупости, хотя мальчуган он не жадный и пусть вещей своих у него немного, эту он спрячет далеко, никого не подпустит и сам лишний раз не тронет, как будто и нет её, но есть приятное знание о ней. Опускались медленно, не застревали и на том хорошо, периодически покалывало в ушах. Первый раз для Арона и Сильвина, как первый раз всегда в любом деле, был особенный, уже светлело, а ожидание не успело надоесть. Подъёмник рывками начал останавливаться и вскоре они жёстко приземлились так, что ударом подкосило ноги. Секунду другую охотники бездумно стояли и, убедившись, что всё, приехали, Мирон отодвинул решётку.
Они вышли из грота в горе, замаскированного теперь известным способом под непролазную щель, и принялись осматриваться. Если честно, и это про себя признал Арон, отличий от их лесов немного – заросшая опушка пред чащобой зелёных деревьев, словно площадь перед вратами в шахту, разве только звери обещали быть крупнее. Мирон видел озирающегося Арона, ищущего тот необыкновенный мир, который он навыдумывал, летая в грёзах. Его не то чтобы разочарованность, но порушенная вера в большее, к сожалению, была явью, так выглядит мудрость, правдивость слов нудного деда. Но Мирон не поторопился сказать, что мир полон открытий, для кого-то его горы есть заветные сновидения, а значит, грёзы Арона лежат где-то за дальними землями.
– Мирон, а как мы поднимемся наверх? – спросил Арон.
– Всё очень просто, подъёмник останется на земле, когда будем возвращаться, потянем за верёвочку около решётки, и у них сверху забряцает звоночек.
– А если там никого не будет, вдруг нас не ждут, – испугавшись, очухался Сильвин.
– Ждут, обещано принести им деликатесных зайцев, мы вычтем ещё пару голов за неплавный спуск.
Достигли нижних лесов. Достигли нижних лесов. Возле гор стояла сладкая тишина, край-то далёкий, кричать некому, разве что птичье пение да шорох листьев не посчитаем противным звуком. Наслышанный историй про шатающихся разбойников Арон напряг бдительность – хоть бы не струсить от треска в кустах. Решительность, которая помогала ему увещевать Мирона, отпала напрочь, пусть Мирон ведёт, командует, целы будем. Но сколько сил было вложено, чтобы придти сюда, и перед Сильвином хотелось блеснуть, а перед Мироном показать себя, охота должна выдаться знатной, иначе как ещё накапливать интересные случаи из жизни, или всё это просто-напросто выдумки и преувеличения? Лёгкое волнение прошло, бравируя своим рвением, на манер вожака Арон первым зашагал в дремучий лес.
Путники пробирались в дебри лесистого кряжа, Арон метил ножичком деревья, присматривался, искал след. Хоть бы помёт чей найти, никого, лес пустой. Мирон намекнул на то, чтобы залезть повыше и выжидать жертву со стрелой наготове, так Арон и решил. Сооружать одёр – толку мало в возможной ситуации, когда придётся переходить на тысячу шагов в поисках дичи, если за полдня ничто не промелькнёт поблизости. Залезли по веткам и по-простецки уселись на крепком суку каждый на соседней ёлке и стали смотреть.
Тревожило молчанием нагорье. Недоброе безмолвие застыло в лесу, это не такая спокойная тишь, какой могла показаться, она давила, такое чувство, будто старалась заглушить сердцебиения. Может та скверна, что вспыхнула в охотничьей комнате, изначально озлобила поход и всему виной ярое желание рвущегося мальчика? Арон удивился тому, что держался за сердце, растягивая материю куртки, сам того не осознавая. Что-то не так. Из-за веток почти не разглядеть Мирона и Сильвина – бесспорно, им также не по себе, единственным и необходимым лекарством, по мнению Арона, будет всем вместе спуститься и раздуть невидимый мрак общением. Минутку, вторую, ещё одну и спущусь, но словно намертво прилип к дереву Арон, словно сам намертво затих. И тут в голову снова ударила кровь вперемешку со всяким другим.
Вдали пробегал чёрный лось, подействовавший на Арона как наваждение. Охотник соскользнул с ветки, чуть не навернувшись, спрыгнул по сучкам от нижнего к нижнему и помчался за ним. Сильвин тоже оживился и быстро слез, а Мирон, вероятно, догонит их ближе к вечеру, поскольку древолаз из него с годами стал менее прыткий. Арон на бегу извлёк стрелу из колчана, зарядил ею лук. Скорее он гнался не за лосем, а за историей, чтобы рассказать её ребятам из деревни, быть может, получится произвести впечатление на кого-то из девчонок и тоже начать проводить время наедине с ней вдали ото всех.
С рекордной прытью он бежал к заветной цели. С рекордной прытью он бежал к заветной цели. Деревья поредели, и открылась возможность выстрелить в бегущего лося. А, кстати, куда он бежит или от кого? Уж это точно в данный момент не заботило вечно пытливого юношу: из двух сторон единой квинтэссенции – дум и чувств – верх одержала последняя, а именно насущное желание догнать животное сравняло Арона с уровнем инстинктов и в тоже время оправдывало его стремление к наивысшему подвигу дабы доказать свою смелость и храбрость, обманув тем самым клюнувшею красавицу. Благородный поступок во имя пока ещё неизвестной вдохновительницы опьянил рассудок паренька, Арон неизбежно исполнял приказ сердца. И вдруг он ворвался к началу странной интермедии.
На бешено удирающего лося откуда-то извне набр На бешено удирающего лося откуда-то извне набросился волк. Это произошло на глазах Арона в тридцати шагах от него. Волк вгрызся клыками в тушу так, что несчастный лось взвыл режущим слух воем и, встав на дыбы, пал навзничь. Хищник прожорливо раздирал ему брюхо, кровью полностью запятнало белую морду. Лось жалобно брыкался на земле, безнадёжно извивался и чудом лягнул копытом по голове волка. Чёрный и белый, не шевелясь, отдыхивались. Выйти из ступора помог подоспевший к кульминации чудовищного зрелища Сильвин:
– Стреляй в него! – скомандовал Арон.
Его стрела попала в шею хищника, стрела Сильвина угодила в спину жертвы. Вмешательство повлекло за собой новые стоны от боли.
– Ты в кого метил? – недоумённо воскликнул Арон.
– Так мы же за лосем охотимся!
– Волк нас в клочья порвёт!
Внезапно лось куда-то запропастился, и на его месте возникло человеческое Внезапно лось куда-то запропастился, и на его месте возникло человеческое тело в распахнутом плаще. Живой, но сильно ранен: подстрелен и укушен. Человек, содрогаясь, поднялся – с превеликим трудом его соперник синхронно с ним восстал на четыре лапы. Одеяние словно облито вином, белоснежная шерсть как будто с рождения перемежалась с бордовым окрасом. Их ненавидящие взгляды не озирались по сторонам в поисках ответа на загадку, откуда прилетели стрелы, а безотрывно уставились в очи врага. Так они стояли, пока ноги не перестали подкашиваться, затем волк ринулся вперёд, на что мужчина в тёмной мантии шагнул ему навстречу. Последний всхлип и волк с открытой пастью накинулся на человека против его дрожащей руки поднятой в качестве ничтожной защиты. Вопреки ожиданию наблюдателей волку смог помешать взмах человека, от которого зверь скособочился на грани излома и повис в воздухе вверх тормашками. Очнувшись от душераздирающего воя, Арон поверил глазам и выпалил:
– Стреляй!
На сей раз, Арон проткнул стрелой шею оборотня, напротив, Сильвин задел ухо волку, упавшего на землю. Очередное недопонимание между охотниками.
– Какой-то разный у нас ход мыслей! – истерично пролепетал Сильвин.
– Нет, – протянул гласную Арон. – Это ты не успеваешь за ситуацией.
Как знак свыше восприняли эти выстрелы чёрный и б Как знак свыше восприняли эти выстрелы чёрный и белый – наполовину красные – и не вдавались в подробности, кто же ввязался в их бой. Арон пока ещё не осознал, что впервые в жизни целился в человека. Умышленно ранил его и, возможно, смертельно. Вопросы накатывались не сразу, а один за другим, потихоньку приходило понимание. Действительно, с ним и Сильвином приключилась история. Ну, расскажет он её, разве после такого хоть одна слушающая западёт на него? А такое можно рассказывать, и что скажет Мирон, когда увидит?
Волк убедился в крахе своего неприятеля и бросился наутёк. Охотники медленно подступали к неподвижному телу, их пробирала дрожь при рассматривании мужчины – лицо было бледное, изуродованное кожной болезнью, он как будто мёртвецом бродил и до роковой стрелы в глотке, и сейчас как дёрнется, как встанет. Но нет. Кто бы он ни был – его дорога закончилась здесь. Это натворил Арон, теперь его ночью будут преследовать кошмары, а днём угрызения совести, но постойте, ни в какого странника он стрелять не собирался, это вообще не человек, а существо, владеющее ворожбой да ей же облик меняющее, и теперь убиваться в муках из-за этого беса? В голове у виновника проворачивались разные мысли, огибающие тот факт, что он его убил или оправдывающие Арона в случившемся, вплоть, что Сильвин ни больше, ни меньше тоже виновен, и одна мысль вышла к следующему: до охоты нет никакого дела, они не могут уйти, не разобравшись, что за чертовщина твориться в лесу, теперь их долг это выяснить.
Мальчишки стояли, не подавая голос, смотрели на последнее перевоплощение беса в человеческую форму. Начудили в этот раз они серьёзно – шутки в сторону – произошла катастрофа! И ничего не поделать, только принять, что это случилось и что они причастны. Хоть извержение тревожных чувств затихало, они всё стояли, непроизвольно подрагивая, а Сильвин дышал всё громче, всхлипывал не в силах удержать плач или нервный смех и вскоре не справился с собой. Его вырвало, он давился воздухом и отплёвывался. Сзади подбежал запыхавшийся Мирон. Он увидел и понял. Точно также неизвестно, сколько они стояли и смотрели на тело до прихода Мирона, так и сколько вместе с ним. Мирон прошёл через то же самое – впал в дикий ужас, пропустил через себя и смирился. Спустя вечность он схватил за волосы ребят, словно потерявших дар речи, развернул и толкнул со всей силы.
– Мы уходим! – сурово и грозно, не своим голосом произнёс Мирон.
Все понуро пошли в сторону подъёмника. Молча. И лес молчал вместе с ними. Все понуро пошли в сторону подъёмника. Молча. И лес молчал вместе с ними. Арон не мог справиться с заторможенностью сознания и начал сомневаться в реальности, думая, что всё происходящее творится во сне. Он вымолвил:
– Это был не человек.
– Помолчи, Арон! – как стукнув камнем по рту, рявкнул Мирон, этот жёсткий голос невозможно было переносить.
– Я не вру, мы видели беса, в жизни не встречал ничего страннее, – Арон подавился своей же догадкой и, заикаясь, изрёк. – Ах, мой кинжал сделан из рога одного из них! А я нашёл его в наших лесах, получается, эти твари могут рыскать возле деревни? – Арон вновь будто поперхнулся, глаза вылезли из орбит и он заорал. – В ту ночь, пуская огненные стрелы, мы защищались от бесов!
– Перестань! Ты не будешь про это думать…
– Зло обитает в наших краях, разве тебя это не тревожит? Дедушка, как ты не понимаешь, нам надо всё выяснить и положить этому конец! – Арон превысил голос больше положенного, но не смог пересилить голос Мирона, давящего на душу как гора.
– Ты не будешь этим заниматься и не уйдёшь впредь с горы, разве только когда явится твоя мать!
– Ну и где же она?
– Я не знаю.
Приближались к подъёмнику, спрятанному за глыбами в гроте. Охотники ничего не раздобыли, но несли тягча Приближались к подъёмнику, спрятанному за глыбами в гроте. Охотники ничего не раздобыли, но несли тягчайший груз. Возвращения их, вероятно, не ждали, также как и прихода. Так рано, с чего бы, спускались ради пары часов? Так или иначе, это дело путников, а гномов – следить за звоночком. Святая обязанность посменно передаётся между четырьмя гномами, они, как и подъёмник помнят разные случаи, и благо, когда слегка, ненавязчиво подёргивался колокольчик, и беда, когда яро бьющийся, словно желающий оторваться от стены, звоночек даже при подымании тех, кто снизу, не умолкал и заливал пещеру радостным звучанием. Скорые вылазки или с тревожным ожиданием открытия решётки происходили нечасто. Сегодня тот самый редкий день.
Арон застопорился пред ящиком подъёмника. Воображение нашёптывало самые страшные правды, за основу которых в голове артистично разыгрывались феерии. Внутри возбуждался бунт, порождённый версией: очевидно, Мирон имеет представление в отличие от Арона, что происходит в мире, каков он на самом деле, неужели для Арона там нет места, а, если и так, то почему? Надо было раньше не только у Мирона, но и у всех взрослых выуживать сведения и новости из-за пределов гор. Один день, проведённый вне горы, доходчиво разъяснил, что Арон запаздывает с осмыслением всего окружающего. Надо было, настаивая, допрашивать его по поводу родителей, а не считать себя кинутым сиротой. Они живы, и теперь, в отговорку их отсутствия на протяжении всего детства Арона «по нуждам сохранности мира» верилось больше. Надо было вести не такую праздную и замкнутую жизнь! Арона убивало ядовитое ощущение, будто его существование проходит впустую. Он не разумеет ничего, находясь в заточении прекрасного уголка на вершине, ведь на пороге перед небом он далёк от земли, тем самым лишён малейшего понимания о самой жизни там, на земле. Это раздражало, это выводило из себя, к тому же дрожь никак не утихала. Мотивов достаточно для безрассудства.
– Ты не хотел нас вести сюда не из-за боязни разбойников. Ты знал про бесов, и мои родители занимаются их ловлей, – выпалил Арон.
– Немедля зайди в подъёмник! – едва не вызвав землетрясение, рыкнул Мирон.
Арон подчинился, вошёл и Арон подчинился, вошёл и с грохотом закрыл за собой решётку. Бедолага Сильвин сжался в углу, Мирон резко подёргал за верёвку.
– Расскажешь мне?
Ответа не последовало. Зачем скрывать? Назло? Тогда ждите того же. Платформа пошатнулась и приподнялась, тросы тянули её наверх. Решено! Арон со всей силы отдёрнул решётку и выпрыгнул из ящика головой вперёд, чуть не защемив стопы. Грот стал пустой неприметной пещерой, лишь упавший с потолка Арон из дыры сверху, откуда слышались крики Мирона, продолжил являться её главным объектом. Добился своего. Он упал на живот, лицо прикрыл руками. Одному ему не всё равно, он продолжит поход только уже с другой целью.
И тут охватили сомнения. Остановить подъёмник уже было поздно. Чтобы вернуться требовалось добраться до верха, а затем спуститься вниз. Пока он отлёживался на дне бездны, последнее эхо разъярённого дедушки донеслось до Арона, и эти отголоски неодобрения его поведения застыли в ушах. Он перевернулся на спину и, смотря вверх, в тёмный коридор, прорубленный гномами-умельцами, уныл. На что он рассчитывал, в одиночку найти мать и отца, присоединиться к их отважному делу? С чего он про это взял, Арон уже позабыл, как пришёл к этому выводу. Возникло странное чувство остаться лежать даже, когда станет виднеться подъёмник. Арон сам себе ударил пощёчину и поднялся. Возвращаться уже было стыдно, и это бы опозорило его перед всеми. Он не желал выглядеть мальчишкой, полностью зависящего от Мирона и не могущего ничего без него сделать, и в то же время огорчать его. Мирон своей строгостью старался уберечь Арона от бед, ведь он действительно не готов ко многим из них. Но ждать у подъёмника, когда Мирон затащит его за шкирку, он не собирался. Вскоре, Арон смог уговорить совесть и пообещал себе, что хотя бы попытается что-то предпринять и вернётся в ближайшее время невредимым.
Лес померк в гробовом затишье и до них. Арон пытался додумать картину в голове, зарисовывая пустые пятна своими рассуждениями. Он узнал в чём дело и не позволит его деревни и лесам на горе также умолкнуть от деяний бесов. А что они вытворяют рядом с его домом? Или их кредо – слоняться всюду и портить жизнь людям или вовсе забирать её? Быть может первый уничтоженный Ароном бес даст пищи для размышления и толчок к следующей думе. Арон направился к нему назад.
Прошёл ёлки, вышел к поляне, где произошло необратимое. Пока он плёлся и углубился в себя, позабыв, что находится в нижних лесах, где зверь мог напасть на него в любую секунду или он запросто угодить в ловушку разбойников, а теперь, как стало известно, столкнуться с бесами, всё представлял, что бы было, если вернуть минувшее утро. Стал бы он что-то изменять? А если бы вся охота прошла как всегда довольно спокойно без малейшего намёка на тщательно скрываемый его дедушкой ужас. Все дни так в его жизни проходили. А сегодня всё по-другому. Стоило всего-то зайти дальше обычного, осмелиться на нечто большее, рискнуть. И новой волной ледяного страха точно колкими иглами по спине его взбудоражили в глуши мёртвого леса голоса. Люди недалеко впереди смеялись.
Он заметил их в опасной близи – никуда не скроешься, почти что ударился лбом об их спины. Времени на раздумья нет, как и негде укрыться. Его присутствие, несомненно, заметят, и Арон сделал то, что первое пришло в замученную сегодняшними бедами голову. Он выкинул колчан со стрелами куда подальше, подозрительным шумом заставив двоих мужиков обернуться.
Один был крупнее своего товарища серобородый с тёмно-русыми волосами до широченных плеч и густыми бровями. Его суровое выражение лица с грубыми чертами – прищуренные серо-зелёные глаза, крупный нос, не раз сломанный, массивная челюсть – словно ему не составит труда прикончить очередного путника, припугнуло Арона. На нём надета куртка, сшитая из шкуры и шерсти медведя, а во всём остальном все трое схожи: лёгкое охотничье облачение, сумка и оружие. В отличие от своего напарника второй казался не таким отпугивающим, он располагал к себе без слов – улыбающийся, по виду добряк и такой же длинноволосый и небритый странник, редко обитающий среди людей. Глаза голубые, как небо, волосы рыжие, но, сказать по правде, не огненного цвета, скорей они были чуть светлее бурого на грани с рыжим. Зато наряд подстать лису сочетался с его-то цветом волос, накидка из шкуры лиса украшена клыками и когтями пойманных животных, а к сумке пришит лисий хвост. И всё же не хотелось бы наткнуться на эту парочку одному в лесу. Боязно. Но это было первое впечатление.
Нахлынуло переживание умственного ступора от неготовности к стольким неожиданностям, и заслуга выйти из него принадлежала рыжему, зычно возгласившего:
– Лес нынче молчаливый, как и он.
И охотник указал пальцем на кровью пропитавшее зе И охотник указал пальцем на кровью пропитавшее землю тело. Арон предпочёл промолчать, кивнул и изобразил удручённую гримасу. Напрягаться пришлось не сильно, было бы тяжелее, если вдруг понадобилось бы польстить и искренне улыбнуться.
– Парень, у тебя стрелы упали, – велегласным голосом промолвил второй, тот, что крупнее.
– Какие стрелы? – отозвался Арон, но глупец из него вышел никудышный.
– То есть это не ты их уронил только что? Посмотрим, лук у тебя есть, а стрел нет, и чем же ты стреляешь?
– Нет, мои закончились, – достойно держался Арон.
– А колчан тогда где потерял?
– Где-то в лесу, пока бежал за взбесившемся лосем, – внутренности застыли во льду, голова кренилась заснуть от усталости, но выдавала слова на ответы.
– О, Куверт, мы тоже его видели. Этот рогатый нездешний, прокажённый, – удивился рыжий.
Куверт сходил за откинутым Ароном колчаном, надел его и извлёк стрелу. Затем подошёл к телу, вытащил стрелу из шеи и, держа стрелы в двух руках, высматривал хоть одно различие. Серые перья и ромбовой формы наконечник совпадали у обеих стрел. Вложив стрелу обратно в колчан, а другую выбросив, он пронизывающе взглянул на Арона.
– Не догнал сохатого? – голос Куверта понизился.
– Нет, – соврал Арон.
– Кто же его тогда догнал?
– Может, ему удалось сбежать?
– Я так не думаю, вот же он, лежит прибитый.
Рот Арона словно наполнился затвердевшей смолой. Ему захотелось заорать и скрыться за спиной дедушки. Удрать. Он презирал себя за нарастающую слабость, за то, что он не прочь сдаться, опустить руки в первый же час своей ответственной миссии по спасению дома от зла и бесов. Но сейчас мальчишка в полной растерянности, Арон, как и полагал Мирон, не дорос.
– Ты не похож на убийцу, нас же не убил. Давай, колись!
– Честное слово я стрелял в животного…
– … А попал в человека, – завершил Куверт.
– Вам известно про бесов? – оглушительно крикнул Арон.
– Я после первого раза места себе не находил, убивался, лишь потом понял что к чему.
– Нет, нет и нет, я отказываюсь верить в бесов, в магию и прочую чушь, – возмущёно буркнул рыжий охотник, тряся руками.
– Ты боишься признать…
– Я ничего не боюсь, и этой дряни не существует, только Боги всемогущи!
– Не загоняй меня в угол, ты единственный, кто мог бы меня поддержать.
– На охоте случается всякое, я повторял это кучу раз!
– Однако его убил не ты, и поймёт меня лишь новый наш знакомый, и как тебя звать?
– Арон.
– На охоту в одиночку не ходят, Арон.
– Мне одному лучше, другие меня не понимают.
– И со мной было также. И с Третом, да, Трет?
– Да, только про колдунов ты переставай мне напоминать.
– Колдунов? – спросил Арон.
– Ну, а как их ещё назвать? Охваченные тьмой люди, служители бесов, – говорил Куверт.
– Они разбойники с грязными фокусами и трюками! – фыркнул Трет.
Втроём Втроём с минуту задумались и слушали нервирующую тишину.
– Мы возвращаемся к повозке и едем в город, ты с нами, Арон? После такого, – и Трет снова показал пальцем на труп, – тебе бы развеяться в весёлой компании, бывал когда-нибудь в Ростерне?
– Я никогда, – почувствовав лёгкость в общении, Арон расслабился.
– Тогда давай с нами, – предложил Куверт и вручил Арону его колчан.
Впервые после вручения Впервые после вручения гномом вещицы Арон улыбнулся. Симпатизируя, он склонялся ближе к рыжему, нежели к его хмурому собрату, потому как тоже не хотел верить в существование зла. Но увиденное им сегодня навсегда изменило его! Каков секрет фокуса хранит разбойник, чтобы превращаться в зверей и обратно, и, не прикасаясь, вешать в воздухе неприятеля? Таинственная сила, не иначе, и подспудно Арон соглашался с Кувертом, на счету которого тоже есть убитый колдун.
Охотники двинулись к их пристанищу, в сторону которого не так давно убежал волк. Арону дали флягу с медовухой, хохотали с того, как он кашляет и морщится, и не принимали флягу назад, а настоятельно подносили её ко рту Арона, чтоб он пил дальше. Резко на душе повеселело, муки отступили, тянуло смеяться, вот почему взрослые любят выпить, понял Арон. А ещё он понял, что его привлекал новый образ жизни. Один глоток свободы и отныне ему не остановиться жадно пить дальше, пока не сравняется с диким ветром. Он волен поступать, как захочет. Это сладкое чувство растеклось по телу вместе с успокаивающим теплом медовухи, оно же затупило волнение по поводу того, что его ищут, волнуются, хотят вернуть в тёплый дом.
– Откуда ты будешь, Арон? – задал вопрос Куверт, перестав его спаивать.
– Я из деревни, она высоко в горах, вы вряд ли о ней слышали или заезжали проездом, – хихикнул Арон.
– Раньше мы не подходили к горам так близко, слухи о них недобрые, и тут вовсе нам делать нечего, – взъерошился Трет и, до конца не озвучив вслух, донёс ясное всем подтверждение. – Лес как будто жизни лишился, животные все исчезли, один рогатый и тот…
– Расскажи про свой первый раз, – Арон обратился к Куверту, он хотел выведать, как это произошло и в тоже время, напомнив о себе, услышать слова поддержки.
– Мы охотились в другом конце этого леса пару недель назад, ни души кругом, ни звука. Когда стемнело, возвращались ни с чем к повозке, заметили вдали опушки мчащееся чёрное пятно, подумали, что вепрь. Я выстрелил и попал. Подошли и увидели уродца вроде твоего… не переживай, добрые люди так не выглядят и одичалыми по лесам не ошиваются.
– Куверт, след непременно ведёт к нашей повозке, – перебил Трет.
– Да, я заметил.
– Какой след? – замучено сказал Арон, сегодняшний день его знатно вымотал.
– Кровавый. Земля не влажная, чтобы на ней впечатывались следы, и много мха, так что не понять, кого израненного занесло к нашей повозке.
– Это волк.
– Ого! Сообразительный же ты охотник, и как ты это определил? – дивился Трет, Куверт дружелюбно потолкал его за плечо.
– Я в него тоже стрелял.
– Мы ни одного зайца не поймали, а ты во всех зверей пальнуть успел, – усмехнулся Трет.
– Сегодня самый странный день в моей жизни!
Они выходили из леса. Они выходили из леса. На лугах паслась лошадь, привязанная к прибитому в землю колу. Повозка охотников, скрытая за кустами, походила на шалаш – широкий деревянный ящик на четырёх колёсах, закрытый сверху дугообразной тканевой крышей. И Арон оказался прав. Рядом с их пристанищем тяжело дыша, лежал волк, он умирал.
Охотники нацелили на него стрелы, Арон медленно подходил к волку и тот, вызывая уважение, Охотники нацелили на него стрелы, Арон медленно подходил к волку и тот, вызывая уважение, поднялся. Волк дрожал, но согнул передние лапы и склонил голову пред Ароном. Подобного не ожидал никто. Арон, сам не осознавая, что делал, поклонился ему в ответ, и тут волк рухнул. Арон сел на колени и положил ладонь на морду зверя, умоляюще взглянув на охотников. Куверт подбежал к повозке, рылся среди вещей, Трет с опаской принялся осматривать стрелу. Вскоре рану промыли, перевязали, влили в пасть волку остатки запасов воды. Арон поделился едой из сумки с охотниками и за немногословным отдыхом у костерка решили взять волка с собой. Осторожно перенесли бессильного зверя в повозку, Куверт привёл лошадь и закусил ей удила, пока Трет с Ароном затоптали кострище.
– Не дождусь, когда выпью и займу койку в «Девичьем смехе», – выказал заветное желание Куверт.
– Это же бордель, Куверт! Давай сведём Арона в приличное место, в центральную таверну, например.
Арон догадывался, что в городе есть то, чего в его деревне не было и подавно, но чтобы эти новые ощущения открылись ему так скоро, да не может быть! Как? Уже? Вдохновение от побега продолжало бить ключом, а стремление изгнать тьму из родных земель и выяснить про все скрываемые пороки мира повернулось в иное русло. Вместо этого Арон ехал с незнакомыми ему людьми запивать хмельным питьём прожитые потрясения и веселиться. Чем это обернётся, Арон не представлял, точно так же, как и чем он будет расплачиваться за пиво, удовольствие, своё поведение.