Глава 8

Ненавижу общественный транспорт, но с такси не повезло (жажда денег ничто в сравнении с инстинктом самосохранения). В кварталах, близко прилегающих к Гнойнику, таксисты не водились как класс, пришлось искать автобусную остановку, а после ждать около часа в компании нескольких домохозяек и подвыпившего подростка, который норовил излить всем свою душу. К счастью для него, у меня были дела поважней.

Половина автобуса пустовала, свободных мест сколько угодно – я сел возле окна, но унылые пейзажи скоро наскучили. Ехали долго, я успел немного вздремнуть, но вот чадящая машина выплюнула меня из своего чрева и, натужно фырча, покатила дальше.

Кроме меня, больше никто не вышел. Я зашагал по тротуару, вымощенному разноцветной плиткой, мимо уличных продавцов хот-догов, развальчиков с газетами, журналами и дешевыми книжками в мягких пестрых обложках.

День был в самом разгаре, праздношатающихся мало, разве что несколько случайно забредших туристов: райончик, в который меня занесло, считается офисным, тут нет больших торговых центров и памятников архитектуры. Только серые каменные постройки, слепленные по одному образцу. Скучные до омерзения, лишенные индивидуальности и хотя бы подобия стиля, безликие, как те, кто в них сидит.

Через два квартала начиналось более живописное – центральная площадь с неработающим фонтаном в виде гигантской чаши, возле которого выгуливали детвору молоденькие мамочки и няни. Некоторые, как я успел заметить, были весьма симпатичными.

Женщина с длинными волосами, стянутыми в тугой пучок, в больших, карикатурного вида очках, одетая в строгий коричневый костюм, вела за собой стайку школьников. Ребятишки глазели по сторонам и не желали идти парами.

Глядя на них, я вспомнил свое детство и улыбнулся: если б мне тогда сказали, что буду милиционером, а потом полицейским, никогда б не поверил. А если бы еще сказали, что окажусь в другом мире…

Сначала приют, потом приемная семья. Жизнь все расставила по местам: учился я так себе, потому после школы в колледж не попал, зато загремел в армию. Учебка со свирепыми сержантами, которых тогда я проклинал, а потом, спустя много лет, понял, что они делали все возможное, чтобы мы выжили на войне, отправка в действующую часть: джунгли, грязь, окопы в воде, блокпосты чуть ли не из картона. Болезни, уносящие жизней больше, чем пули партизан. Пахнущая болотной гнилью вода. Редкие увольнительные во внешне мирный город, в котором солдат ждали отвратительное виски и страшные, но доступные девчонки с узкими глазами. Только ходить по этому городу в одиночку не разрешалось: столько простых парней в армейской форме навсегда потерялись в его кривых закоулках.

Среди пропавших был мой друг. Познакомились мы еще в учебке, где спали на соседних койках и служили в одном отделении. Вместе с парнями из военной полиции я перерыл всю округу, но нашел только его труп, выброшенный на помойку. Где искать – подсказал платный информатор, которому было наплевать на идеалы партизанского движения. Его интересовали лишь деньги.

Благодаря наводке мы отыскали ту помойку.

День был жаркий, одежда прилипала к спине, а волосы хоть выжимай. От зловония слезились глаза и сбивалось дыхание, но мы методично, шаг за шагом, обшаривали местность, пока не наткнулись на тело. Меня окликнули: «Эй, Рик! Посмотри, не он? Можешь опознать?»

Я подошел, полицейские положили мертвое тело на плащ-палатку и расступились, давая мне возможность рассмотреть получше. Даже им, тертым калачам, было не по себе, что уж говорить обо мне, сопливом юнце, у которого даже усы еще не проклюнулись. Меня сразу вывернуло наизнанку: над телом столь изобретательно надругались, что желудок едва не выскочил наружу вместе с содержимым.

Мне сунули фляжку с джином. Нарушение правил, но у военной полиции свои законы.

Я сделал большой глоток и едва не наблевал снова. Однако нашел в себе силы донести тело до прибывшей по вызову армейской труповозки и сопровождал мертвого друга до морга.

При этом мозг постоянно сверлила одна мысль: неужели переход в другой мир заставил забыть о том, что я уже десятки раз до этого видел трупы? Или, когда начинаешь жизнь сначала, ты неизбежно меняешься и многое заново открываешь для себя?

Чем-то тогда я сумел приглянуться ребятам, носившим на рукавах повязки с надписью «ВП», и они уговорили меня перейти в военную полицию. Я был под таким впечатлением от увиденного, что накатал рапорт сразу, как только вернулся в часть. Командир не стал препятствовать, он понимал мои чувства и дал рапорту ход.

В итоге конец той войны я встречал в комендатуре того городка, в котором погиб мой приятель, ломая кости тем скотам, кто его убил или мог сделать это.

Потом была гражданка, поиски работы в рядах сотен тысяч таких же молодых людей с изломанной судьбой. Времена изменились. Войну назвали ненужной и преступной, вытащили на свет факты жестокого отношения к мирному населению, припомнили, как боевые маги сожгли пару деревень с жителями. Истинные виновники всего – политики – остались в тени. Основной удар приняли простые сошки, исполнители: солдаты и офицеры.

Газеты тогда как с цепи сорвались, будто не зная, что мы ни при чем, страна направила нас воевать, а мы просто выполняли команды, зачастую не понимая, чего хотят. Нас травили, поливали грязью в радио-ток-шоу, люди на улицах плевали нам в спины, хотя вроде бы исповедовали новую религию, гласившую, что надо любить, а не воевать.

Кто-то не выдержал и свел счеты с жизнью, спился или стал наркоманом, лишь часть смогла возвратиться к нормальной жизни, пусть к нам долго относились как к прокаженным. Лишь время сгладило остроту угла.

Мне повезло, в муниципальной полиции решили, что я им подхожу. С простого детектива я поднялся до лейтенанта, но вряд ли смогу получить капитанские нашивки. Для них я слишком прямолинеен и чересчур часто пускаю в ход кулаки.

Посольство Арабии находилось в центре города и занимало приметный особняк с высокими шпилями башен. Территория была ограждена высоким забором, а у входа стояли два смуглых усатых молодца в зеленой арабийской форме. Из общей цветовой гаммы выделялись разве что черные тюрбаны на головах да белые лакированные перчатки. Вооружены охранники были карабинами и изогнутыми саблями, висевшими на боку.

Я думал, что придется предъявлять удостоверение еще при входе, но караульные и глазом не моргнули, беспрепятственно пропустив меня внутрь.

Сразу за порогом начиналась восточная сказка: ковры и паласы на полу и стенах, высокие расписные потолки, причудливая, преимущественно лазоревая лепнина, позолоченные люстры, живые пальмы в кадках, струящиеся фонтаны и фонтанчики, много мягкой мебели, на которую просто тянуло опустить зад и вытянуть уставшие ноги.

Я с удовольствием рассматривал это великолепие, пока не понял, что кто-то стоит рядом и выжидающе смотрит на меня. Убедившись, что внимание переключилось на него, этот кто-то, оказавшийся мужчиной, которому можно было дать и четырнадцать, и сорок, тщедушный, узкоплечий, но с широким женским тазом, деликатно кашлянул, поднеся микроскопический кулачок ко рту, а потом почти на ультразвуке пропищал:

– Милости прошу дорогого гостя в гостеприимное посольство великого и могучего Арабийского Султаната.

Слухи, рассказывавшие, что многие государственные должности у арабийцев занимают кастраты, подтвердились.

Я вежливо склонил голову:

– А уж как я рад!

В голову почему-то лезла всякая чепуха вроде «о звезда моих очей!».

– Что привело вас сюда, почтеннейший? – Ультразвук резал мои уши, вызывая желание лезть на стенку.

– Желание увидеть достопочтенного Али Мугараба как там его…

– Ваше желание достойно похвалы, но, боюсь, трудновыполнимо. Господин Али ибн Мугараб ибн Хатаджи ибн Асмараз преисполнен государственных забот и крайне занят.

– Прекрасно понимаю, что негоже отрывать столь занятого мужа от дел огромной важности, но, боюсь, мне придется потревожить его покой.

Я помахал перед глазами кастрата удостоверением. Клерк скосил на него взгляд и с легкой издевкой пропел:

– Я неслыханно рад визиту в стены нашей скромной обители столь высокой и чтимой особы. Но… увы, на территории посольства вы являетесь частным лицом и не вправе применять ваши, несомненно выдающиеся, полномочия.

– Полномочия у меня и впрямь выдающиеся… в отличие от некоторых, – со значением сказал я, проведя рукой по ширинке брюк и делая вид, будто хочу что-то поправить. – Но мне бы не хотелось пускать их в ход, так как имеются опасения, что результатом станет огласка ряда неприглядных событий, бросающих тень на вашего государственного деятеля и на страну, которую он представляет. Так что в интересах «великого и могучего Арабийского Султаната» принять меня без всяких проволочек. Иначе… придется сообщить всем газетам несколько неприятных для посольства фактов. Надеюсь, мы поняли друг друга? – Я выжидающе уставился на кастрата.

Тот несколько секунд жевал губами, потом, решившись, поманил за собой.

– Пройдемте. Думаю, знаю того, кто может вам помочь.

Он остановился возле высокой дубовой двери и, приняв почтительную позу, постучал.

– Войдите.

Я отстранил клерка и, оказавшись внутри, увидел быстро поднимающегося с молельного коврика человека.

Он развернулся и слегка опустил подбородок, приветствуя.

– Мир вам! С кем имею честь?

Кастрат остался снаружи.

– Лейтенант полиции Рик Дональд, – представился я.

– Керим Ахмараджи, второй секретарь посольства. Чем могу быть полезен?

– Вы отвечаете за безопасность посольства? – угадал я.

– Я облечен доверием решать вопросы подобного толка, – несколько витиевато ответил Ахмараджи. – Посольству что-то угрожает?

На нем был строгий деловой костюм самого привычного покроя, ничего национального в одежде, никакого арабийского колорита. Да и внешне этот мужчина не отличался от большинства моих сограждан.

– В некоторой степени…

– Речь идет о безопасности сотрудников? – нахмурился он.

– Скорее, о государственном престиже.

Ахмараджи заметно расслабился. Легкая улыбка появилась на его дотоле сосредоточенном лице.

– Безусловно честь страны много значит, но… если в ближайшее время никто не умрет, можем провести беседу в иной обстановке.

Ахмараджи взял в руки колокольчик и позвонил.

На зов появился черный, как вакса, слуга.

– Приготовь нам с господином Дональдом стол: ничего серьезного, – добавил Ахмараджи, видя мое недоумение. – Только фрукты, сладости и освежающие напитки. Вам, мистер Дональд, стоит попробовать наши национальные лакомства. Поверьте, они того стоят.

Загрузка...