Элли
– Извините.
Я неуверенно переступаю через порог. Меня колотит дрожь. Я не уверена, стоит ли так усердно извиняться, но, кажется, это немного разряжает повисшую в воздухе напряженную атмосферу. Хозяйка дома – сейчас она стоит рядом со мной, слева – явственно боится меня. Я здесь нежеланный гость, к чему я уже должна была бы привыкнуть. Но, честно говоря, если бы я сделала то же, что сделала в свое время она, если бы у меня было такое же прошлое, как у нее, я бы тоже не обрадовалась визиту неожиданных гостей.
Найти ее было легко, даже несмотря на то, что она успела сменить фамилию. Судя по фотографиям на полке – сменила на фамилию мужа, а не просто взяла псевдоним. Ну, я так и подозревала.
Думаю, она считает, что ее никто не ищет. Что ее постыдный маленький секрет в полной безопасности. Хотя, знаете, всегда говорят, что так люди и попадаются – когда считают, что все уже успокоилось и можно больше не волноваться. Когда ослабляют бдительность.
Я до ужаса напугана и поэтому больно щипаю себя за руку, чтобы немного собраться с мыслями. Мне следует быть очень милой и вежливой. Мне нельзя позволить сболтнуть лишнего. Мы не видели друг друга уже очень долго, и я не хочу, чтобы все мои старания пошли прахом.
– Глупо было сегодня идти домой пешком. Но я и понятия не имела, что начнется этот хренов ливень.
Вот черт. Что это я…Может, она не выносит, когда люди сквернословят? И считает, что наше поколение просто кучка дегенератов?
Выражение ее лица никак не меняется, а взгляд сосредоточен на моем лице. Она прижимает к себе что-то типа детского одеяльца или небольшого покрывальца. Никаких детских фотографий не видно. Но, может, ребенок у нее все-таки есть?
– Я вообще люблю ходить пешком. Помогает успокоиться. Особенно после проклятых школьных экзаменов. Кому вообще нужна эта алгебра? В общем, было солнечно, а потом – бац! – началась эта буря. Буквально из ниоткуда.
Просто прекрасно. Теперь я несу какой-то бред.
Она какое-то время неподвижно стоит, а потом резко срывается с места. Я тем временем продолжаю капать водой на ее дорогой ковер самого нелепого вида. Вот уж правда, быть богатым – не обязательно означает иметь хороший вкус.
– Ты вся вымокла, – сообщает она. Прямо Капитан Очевидность.
Она подходит поближе. Честно говоря, выглядит она совсем не так, как я думала, основываясь на старом найденном фотоальбоме. Запомнила я ее тоже иначе, но ничего удивительного. Когда вы не видите человека долгие годы, то в голове остается не подверженная времени картинка, не имеющая уже отношения к действительности. Найти ее фотографии вообще было сложно. И никаких фоток сегодняшних дней, сколько бы я ни пыталась их выкопать. И никаких сведений в социальных сетях – по крайней мере, я не смогла их найти. Даже на сайте колледжа вместо фотографии рядом с ее именем красовалось пустое место.
В ее карамельного цвета волосах отражается мерцающий свет свечей. Я насчитала четыре таких, пока осторожно осматривала большую гостиную. Глаза шоколадного цвета пристально следят за каждым моим шагом. Еще я думала, она будет выше, но она возвышается надо мной всего-то сантиметров на пять— а я сама довольно низенькая.
По правде говоря, я ожидала встретить чудовище, но ее маскировка оказалась великолепной. Она выглядит абсолютно обычной, совершенно нормальной женщиной. Кажется, именно такое говорят о большинстве социопатов. «Обычная» – слово, которое описывает ее просто идеально.
Я сдвигаю капюшон с головы и откидываю назад мокрые волосы, прилипшие к щекам. А толстовку оставляю застегнутой, словно в случае чего это сможет меня защитить.
– Так ты пешком шла? – спрашивает женщина. – И никакого велосипеда? Или скутера?
– Нет. Своими ногами, – подтверждаю я и указываю вниз.
Мои джинсы тоже промокли насквозь, и жесткая ткань натирает кожу.
Женщина вытягивает руку, как будто ждет, что я ей сейчас что-то отдам. Может, она хочет, чтобы я сняла мокрую одежду? Хотя сомневаюсь, что ей понравилось бы к ней прикасаться. Она из секонд-хенда, так можно и чумой заразиться.
Как будто прочитав мои мысли, она опускает протянутую руку и делает шаг назад. Затем открывает рот, собираясь что-то сказать, и я жду, но она молчит – то ли не может выдавить ни слова, то ли не может собраться с мыслями. Так что она просто закрывает рот обратно и обходит вокруг меня… Ее взгляд неотрывно устремлен в мою сторону, словно лазерный прицел. Дикость какая-то.
– Вы разрешите мне остаться? – вежливо спрашиваю я. Но на вопрос она не отвечает, только выдавливает улыбку.
– Давай-ка посадим тебя поближе к огню, чтобы ты обсохла.
Встревоженная донельзя, я следую за ней и вдруг замечаю, что за мной остаются влажные следы подошв.
– Черт, – смущенно говорю я. – Извините. Мне нужно было снять кеды.
Она созерцает мокрые отпечатки на полу с таким видом, словно внутри ее всю передергивает.
– Не беда. Все в порядке. Пол помыть нетрудно, – заверяет она, потом кивает на мою толстовку, все еще стараясь держаться подальше. – Я положу ее в сушилку, ладно?
Я чувствую, что мое лицо заливается жаркой краской.
– Э-э, нет, спасибо. Я просто у огня посижу, хорошо?
– Сейчас я принесу тебе полотенце, – говорит она, вроде обратив внимание на то, что я стучу зубами. – Ты, наверное, совсем замерзла. Присаживайся поудобнее. – Затем она мгновение колеблется и добавляет, что найдет для меня что-нибудь сухое переодеться.
– Спасибо. – Мне совсем не хочется испортить обивку ее плюшевого кресла мокрой одеждой, так что я просто сажусь на пол рядом с камином и протягиваю к огню ладони. Мои замерзшие руки все покрыты маленькими пупырышками.
Она окидывает меня долгим взглядом, а потом поворачивается и торопливо уходит куда-то по коридору. Я тем временем оглядываю место, в котором оказалась. Выглядит впечатляюще. Двухэтажный кирпичный дом – на верхний этаж, обнесенный балюстрадой, ведет кованая железная лестница. Под потолком висит дорогая люстра, похоже, что от Сваровски. Вообще весь шикарный дом оформлен в серых и темно-синих тонах, с редкими вспышками желтого акцента. Очень модно, но не мой стиль. Ну или, может, я просто слишком привыкла к нашему дому, разномастную обновку для которого мы покупаем на гаражных распродажах, и теперь мое чувство вкуса безнадежно утеряно.
Вот странно – она вроде бы ушла, но меня все никак не отпускает какое-то необычное ощущение, будто я спиной чувствую ее бдительный взгляд. Затем она возвращается с пушистым полотенцем в руках, и я вижу, что ей не по себе. Так что решаю сгладить острые углы и начать беседу первой. Даже начинаю протягивать руку, но потом думаю, что она может не захотеть ее пожимать, и в итоге делаю какой-то полувзмах ладонью.
– Кстати, меня зовут Элли.
Она кивает, передавая мне полотенце.
– Шарлотта.
Я неловко вытираю лицо, беспокоясь, что тушь оставит следы на египетском хлопке. Холод никак не хочет отпускать, и я все еще дрожу. Это привлекает ее внимание.
– Давай я хотя бы что-нибудь найду, чтобы ты переоделась, – бормочет она, прикусывая губу.
Она снова выходит из комнаты, и я принимаюсь растирать замерзшие руки. Запах пылающего дерева и исходящий от него жар вгоняют в сон. Внезапно я чувствую себя смертельно уставшей, и глаза с трудом получается держать открытыми. Огонь лижет защитное стекло перед камином, а я стараюсь не обращать внимания на застарелое беспокойство. На волнение о том, к чему может привести близкий личный контакт с этой женщиной.
А потом в комнату врывается аппетитный запах, и мой рот наполняется слюной. Я поворачиваю голову и замечаю тарелку с печеньем, которая стоит на столе в кухне, видной мне через дверной проем. Я отвожу глаза, стараясь игнорировать грызущий меня голод, и щиплю себя за запястье. У меня появляется вопрос, всегда ли будет так? Или когда-нибудь я буду твердо знать, что и когда я буду есть?
Спустя какую-то секунду я вижу Шарлотту. Загадочного свертка ткани в ее руках больше нет, зато теперь она несет мне мужскую футболку и шерстяные носки. Я видела ее фотографии с каким-то мужчиной, так что, может быть, это его одежда. На фото он казался… скучным. На всех он был во фланелевой рубашке и лыжном жилете, прямо заправский любитель активного отдыха, но что-то в нем казалось каким-то ненастоящим. Интересно, он вообще лыжами хоть раз в жизни занимался? Ну хотя бы в том лесочке за их домом?
Скорее всего, нет. Слишком слащавый, что ли. Работает на корпорацию, получает кругленькую сумму с шестью нулями в год, а в гараже держит БМВ. Иначе как бы они себе позволили такой роскошный дом? На деньги с учительской зарплаты сложно воплотить идеалы американской мечты. По крайней мере, конкретно этой американской мечты – рекламный щит на шоссе утверждает, что застройка этого района началась в середине шестидесятых.
Шарлотта сует мне в руки вещи и снова слабо улыбается.
– Вот, держи, Элли. Я же правильно запомнила? Элли?
– Спасибо, – улыбаюсь я в ответ. – Да, вы правильно запомнили.
Развязываю шнурки на серых кедах и сдираю с ног мокрые заношенные носки. Шевелю пальцами, чтобы вернуть им чувствительность. Затем вытираю мокрые ноги полотенцем и натягиваю предложенные мне шерстяные носки.
– Если ты хочешь переодеть футболку в ванной, то она ниже по коридору, – показывает направление Шарлотта. Я вдруг ощущаю неловкость, понимая, что выгляжу словно крыса, выползшая из канализации. Не то чтобы ее мнение для меня что-то значит – мне вообще всегда было все равно на чужое мнение, но меня бесит, когда люди считают меня отбросом общества.
Я встаю, и Шарлотта делает шаг назад, чтобы дать мне пройти. Она снова держит между нами расстояние. Ее пальцы нервно переплетены в замок.
Чувствуя ее взгляд спиной, я иду вниз по коридору и тихо закрываю за собой дверь ванной комнаты. Затем быстро пишу сообщение своему парню, Джастину, – надо дать ему знать, что я в безопасности. Я сказала ему, что буду писать примерно каждые полчаса, и даже сбросила геолокацию, чтобы он знал, куда именно нестись меня спасать.
Я расстегиваю свою темно-красную толстовку. Она промокла насквозь вместе с футболкой, а футболка липнет к лифчику не хуже пластыря. Буквально с трудом срываю с себя мокрую одежду. Обращаю внимание, что футболка, которую мне принесла Шарлотта, не в пример дороже моей собственной. Она даже как-то по-другому ощущается на коже.
Смотрю на свое отражение в зеркальной поверхности шкафчика – красные глаза, влажная кожа – и чувствую острое желание открыть его и поискать аптечку. Рецептурные препараты отлично служат двум целям: они унимают боль и помогают разжиться дополнительными деньгами.
Я сжимаю и разжимаю кулаки. Моя рука замирает, вцепившись в покрытую орнаментом ручку.
Она ведь начнет беспокоиться, если я тут задержусь. И я совсем не хочу, чтобы она слетела с катушек, особенно учитывая творящийся на улице кошмар. Я напоминаю себе о необходимости быть терпеливой и приглаживаю свои непослушные светлые волосы, прежде чем открыть дверь.
Затем открываю дверь и чуть не подпрыгиваю от неожиданности. Чего я точно не ожидала, так это того, что Шарлотта будет караулить меня под дверью с сурово сложенными на груди руками. Точь-в-точь офицер полиции, которому я сейчас обязана сдать образец мочи, а он только и ждет, чтобы заковать меня в наручники за употребление наркотиков.
Я натянуто улыбаюсь, чувствуя небывалое облегчение от того, что решила все-таки не рыться по ее шкафчикам, и благодарю ее за одежду. Шарлотта только кивает.
– Я не хотела тебя напугать, просто… – наконец начинает она, хмуря брови. Я снова замечаю, что она прижимает к себе сверток из ткани. Мы смотрим друг на друга, не двигаясь, в ожидании, что кто-то сделает первый шаг.
Шарлотта уступает первой и возвращается назад, к камину.
– Иди, погрейся у огня, – зовет она и машет мне рукой. Я подхожу, сажусь поближе к камину, а она опускается на серый плюшевый диван, заваленный подушками. Телевизор забивает повисшую между нами тишину бессмысленной болтовней.
В этот раз первой снова заговаривает Шарлотта, спрашивает, в этом ли районе я живу. И выглядит практически разочарованной, когда я отрицательно качаю головой.
– Нет, но мне тут очень нравится. Особенно ваш дом. Я не только из-за включенного света к вам постучалась. Еще потому, что у вас лучший почтовый ящик.
– Почтовый ящик?..
– На нем моя любимая птица.
– Павлин?
– Ну да, это звучит глупо… Я просто часто хожу мимо вашего дома, и он для меня как ориентир – полпути до автобусной остановки.
Шарлотта выглядит польщенной.
– Этот ящик мне мама подарила, вроде как в шутку. Но я к нему прикипела, – объясняет она и коротко смеется. – Удивительно, как соседи еще не подали жалобу, что я порчу стиль всей улицы.
Этот почтовый ящик стоит на птичьих лапках, сам он весь в голубых и фиолетовых перьях. Еще у него глаза сияют, как велосипедные фликеры. Никогда ничего подобного не видела.
– А мне кажется, он классный. И у вас вообще отличный дом.
После этих слов мои губы вдруг горестно искривляются. Потому что я должна была расти в таком доме. С обоими родителями. И чтобы все было спокойно и ясно.
– Спасибо, – отрешенно произносит Шарлотта. Может быть, я сказала лишнего? Я срочно пытаюсь придумать, как мне разрядить возникшее напряжение. Что вообще любят люди в пригородах? Сказать что-нибудь хорошее про семью и детей? Я смотрю на ее безымянный палец и замечаю тонкое бриллиантовое кольцо. Ну что ж, неплохая возможность.
– Красивый мужчина. Как его зовут? – меняю я тему и киваю на один из снимков, где Шарлотта рядом с каким-то брюнетом. Они крепко обнимают друг друга, глаза у них сверкают – ну или, может, просто чуть стеклянные, потому что они выпили… А вот фото рядом явно очень старое. Они стоят на каком-то стадионе, наверное, еще в колледже, одеты в одинаковые футбольные майки и широко улыбаются в объектив камеры. Мужчина выглядит совсем не так, как я себе представляла. Интересно, тот ли это парень, из-за которого все пошло наперекосяк?
– Ной, – отвечает она, и ее голос смягчается. – Это мой Ной.
– Вы отличная пара, – отмечаю я и принимаюсь растирать шею полотенцем.
– Я его очень люблю.
Теперь, когда речь зашла об этом Ное, Шарлотта словно засветилась изнутри. На ее лице расцвела широкая улыбка.
Ну что ж, теперь я хоть вижу ее преимущество. По крайней мере, у нее идеальные зубы. С улыбкой на губах она даже похожа на достойного человека, а не на угрюмую ведьму.
Вот только она кто угодно, но не достойный человек.
Шарлотта подходит к окну и отодвигает штору, чтобы выглянуть в окно. Я смотрю туда же – дождь потихоньку начинает утихать. Она переводит взгляд на меня, и лицо у нее такое, будто она принимает тяжелое жизненное решение.
– Пока мы тут ждем… Я печенье испекла. Хочешь попробовать?
– С удовольствием.
– А что-нибудь попить? Молоко пойдет? – кричит она из кухни.
– Да, спасибо, – отвечаю я и слышу, как с грохотом открывается и закрывается посудный шкафчик. Позвякивает стекло, а затем Шарлотта возникает из ниоткуда с тарелкой – прямо заправская степфордская жена. Я робко принимаю из ее рук стакан молока и одну-единственную печеньку, хотя сейчас съела бы таких целую тарелку.
– Выглядит просто восхитительно. Они из чего?
– Домашний рецепт, – улыбается Шарлотта. – Сникердудль. Мамин любимый.
Я удивленно наклоняю голову набок. Понятия не имею, что это. Название вообще похоже не на еду, а на какую-нибудь новомодную породу собак, скрещенную с пуделем. Я часто вижу, как такие носятся по нашим улицам, словно маленькие пушистые пони.
– Сахарное печенье с корицей, – объясняет Шарлотта.
– Так вот чем так вкусно пахло.
Я решаю, что это лучшее печенье в моей жизни, когда торопливо прожевываю первый кусок. Хватаю с тарелки еще одно, едва закончив с первым – то есть очень, очень быстро. Второе жую уже медленнее, не забывая запивать молоком. Между мной и Шарлоттой на какое-то время повисает тишина, нарушаемая только бормочущим телевизором.
– Кажется, тебе понравился рецепт моей мамы?
– Просто объедение, – заверяю я. Мой живот вдруг издает урчание, и мы обе смеемся. – Думаю, мой желудок согласен.
– А в какой части города ты живешь?
– Минутах в пятнадцати отсюда.
Я слизываю с губ остатки корицы и сахара, уставившись в пламя камина.
Шарлотта хлопает себя ладонями по коленям, словно сейчас собирается встать и сказать, что я уже засиделась и мне пора идти.
– Тебя подбросить до автобусной остановки?
– Да я дойду без проблем, просто хочу подождать, пока дождь утихнет.
Она бормочет что-то в ответ, но ее слова заглушает громкий рев сирен. На секунду я замираю, опасаясь, что это снова патрульная машина. Затем вспоминаю, что сейчас даже не в своем районе, так что беспокоиться не о чем.
И без того крайне серьезный голос диктора, вещающего что-то с экрана телевизора, приобретает даже тревожный оттенок. Он советует всем зрителям немедленно найти укрытие – так что нам с Шарлоттой еще придется побыть вместе. Внизу экрана мигает красная точка экстренного предупреждения – неподалеку замечено торнадо, будьте осторожны.
Шарлотту начинает трясти, и я кидаю на нее обеспокоенный взгляд. Судя по всему, у нас есть шанс увидеть волшебника страны Оз собственными глазами. Но я понятия не имею, чего Шарлотта так беспокоится-то. Это я тут застряла со злобной ведьмой. Честно говоря, не знаю, что меня больше пугает – перспектива застрять в подвале с этой чокнутой или то, что дом может рухнуть прямо мне на голову.
– Вы в порядке? – спрашиваю я.
– Мне не по душе подвалы.
Да мне они тоже не особо нравятся.
– Все будет хорошо, это просто меры предосторожности, – уверенно произношу я и ставлю тарелку с крошками, оставшимися от печенья, на столик. – Я думаю, ничего страшного не случится. Мы даже заметить не успеем, как все закончится.
– Я пойду поищу фонарик.
Она устремляется на кухню, и я глубоко вздыхаю. Что же хуже – оказаться с Шарлоттой в подвале или получить на свою голову торнадо? Оба варианта могут обернуться катастрофой.
Шарлотта довольно быстро вновь появляется в моем поле зрения – теперь с чемоданчиком для инструментов и пластиковым фонариком. Она принимается возиться с металлическим замком на двери – надо полагать, эта дверь и ведет в подвал. Затем она оборачивается на меня, явно недоумевая, почему я застыла на месте как вкопанная. Я открываю рот.
– Почему дверь заперта? – произношу я, не успев вовремя прикусить язык. Хорошо еще, что я не развила свою мысль, не спросила, почему дверь заперта на огромный навесной замок.
– Дверь? – переспрашивает Шарлотта. – Это странно? Ну, наверное, немного странно… Просто там… Много вещей, которые могут навредить.
Ее руки трясутся так, будто к ним привязан моторчик. Я пытаюсь не чокнуться окончательно и тщательно рассмотреть отрицательные (буквально все) и положительные (буквально ни одной) перспективы спуска в подвал вместе с Шарлоттой. Сирена звучит все громче и громче, вызывая головную боль. Я с силой растираю лицо ладонью. Нет, черта с два я с ней туда пойду. Мой взгляд мечется от Шарлотты к входной двери, и паника пульсирует в такт с ударами сердца.
Мне надо бежать.