Глава 3 Гладиолусы
Когда мы с дедом возвращаемся с пруда, мимо проезжает Дашин «ниссан». Даша машет мне из-за стекла, а её мелкий брат корчит рожу. Ну вот, долой будничную скуку. Да здравствуют выходные!
Я быстренько переодеваюсь в джинсовые шорты и топ, сушусь маминым феном и бегу к Даше. На всякий случай в обход – вдруг у тёть Оли ещё остались пирожки, я этого не переживу. Едва обогнув новый дом фриков, почти налетаю на бабу Таню. Она гремит пустой тачкой: видно, едет в лес за торфом.
Третья линия по-прежнему пуста, но на участках уже ощущается оживление. За железным забором бумкает что-то старомодное на английском языке, замо́к пропал. На следующем участке носится по лужайке с хозяйкой и ловит летающую тарелку Тамара, уши её весело развеваются. Уши у Тамары отличные, не то что характер.
Притормозив, я наблюдаю за Тамариными прыжками. Таксы ужасно смешно бегают и прыгают. А всё потому, что у них короткие лапы. Это понятно. Но всё равно прикольно. И тут за спиной раздаётся звук, заставляющий меня оглянуться. Там что-то упало и покатилось. Что-то железное – по камню.
Я смотрю себе за спину и вижу, как за жёлтым домиком бабы Тани мелькает что-то белое – и пропадает за углом. И сразу понимаю, что это Рина.
Бабы-Танина калитка прикрыта, но не заперта даже на щеколду. Тут, на Третьей линии, если в город не уехали, днём никто не запирается. Все ведь свои.
Я толкаю калитку и заглядываю в палисадник. У бабы Тани лучший цветник во всём СНТ. Хотя… Ещё у Женьки-колдуна сад очень красивый… Дед говорит, у колдуновской бабушки прекрасно растёт даже то, что не должно расти в наших широтах. Всякие дыни-торпеды, абрикосы, айва и прочее такое. А Женька полдня со шлангом бегает и всё это поливает. И его это даже не бесит! Честно. Говорит, что ему нравится. Нормально, да?
Ну вот что я про Женьку опять?.. Отвлекусь – и Рина снова смоется.
Перестаю тормозить и захожу внутрь.
У бабы Тани грядки обложены камушками, из кувшина вытекает каменная речка из мелкого цветного гравия и вьётся между хвойниками и хостами, впадая в клумбу с ирисами и декоративным луком. Над берегами склоняются розовые сердечки дицентр и ещё такие большие белые цветы, похожие на ландыши-гиганты. Дедушка говорил название, но я забыла. Здесь чисто и уютно, садовая дорожка из декоративных плиток изгибается полукругом и убегает за дом. На дорожке валяется старая металлическая лейка. Наверняка это она и гремела.
Всё это кажется ужасно подозрительным. Сердце спотыкается – не так, как при встрече с Женькой, но всё-таки, – и начинает биться быстрее. Я ускоряю шаг и заскакиваю за дом. У двери бабы-Таниного сарая сидит на корточках Рина и что-то такое непонятное делает… Подцепить её, что ли, пытается снизу?
– Ты чего тут?! – спрашиваю я немного громче, чем планировала. Подходящее слово не подбирается, в голове сплошной Женька, потому, наверное, выпаливаю: – Ты чего тут… колдуешь?
Рина подскакивает, прячет руки за спину. В глазах ужас.
– Я и не колдовала! – выкрикивает она. – Вот, смотри! – и протягивает мне обе ладони. – Честное слово!
Несколько секунд мы стоим и недоумённо таращимся друг на друга.
– Ты чего тут вообще? – спрашиваю я потише.
– Так… – Рина поводит плечиком. Похоже, она уже успокоилась.
– Ты, что ли, к бабе Тане приехала? В гости?
– Да… – врёт Рина. Но тут же передумывает и признаётся: – Нет. Я это… Я случайно сюда, я не хотела…
– А тогда зачем? – не понимаю я.
– Я… – Рина мнётся. – Тут… цветы красивые…
Да, это правда. Цветы у бабы Тани потрясные. Она нам иногда дарит разные саженцы, луковицы и семена, но у нас почему-то не всё приживается, да и цветёт не так пышно.
– А ты никому не скажешь? – Рина неуверенно улыбается.
И я замечаю, что у неё – ямочки. Почти такие, как у Женьки. И, едва подумав о нём, неожиданно опять чувствую, как краснею.
Я отвожу взгляд. У сарая за Рининой спиной, почти из-под стены, растут два огромных гладиолуса. Сами жёлтые, каёмка фиолетовая, и такие высоченные, что макушки их склоняются аж до окошка. Совершенно волшебные. Вот бы и нам такие. Надо будет луковицы попросить.
– Ладно, я пойду. До свидания! – говорит Рина.
И бодро скачет к калитке. Буквально. На одной ножке. Как будто решила в классики сыграть. А по пути неожиданно сворачивает и заглядывает в теремок уличного туалета. Просто открывает дверь, суёт в проём голову – и опять закрывает с разочарованным видом. Ну и странная всё-таки девчонка.
– Погоди, ты куда? – кричу я вслед.
– А-а-а… Туда, – непонятно куда машет Рина.
По дороге к калитке она так же, как только что заглядывала в туалет, заглядывает в колодец – открыла дверку, посмотрела вниз, закрыла – и выскакивает на улицу.
Я за ней.
И тут на меня налетает вся наша компания: и Даша, и Алёна, и близнецы, и мелкий Дашин брат, которого вечно некуда девать, и два новых пацана с Первой линии, которые здесь у нас появились только в мае. Не то чтобы они нам так сильно нравятся, но у них на лужайке батут (нормальный такой, из сетки, взрослый), турник и футбольные ворота, а для близнецов это аргумент. Я ищу глазами Женьку, но его нет. И от этого я сразу чувствую и разочарование, и облегчение. Все галдят и смеются, рассказывая про какую-то камеру новых пацанов, которая сегодня лопнула прямо посередине пруда, спрашивают, куда я подевалась, зовут ехать за мороженым в ларёк к железнодорожникам – и когда я вырываюсь из этого круга и озираюсь в поисках Рины, той уже след простыл. Она опять исчезла, как по волшебству. Была – и нету.
«Ну и ладно», – злюсь я.
Мы все топаем за великами и потом два километра скачем по корням через рощу к железнодорожникам покупать мороженое и разные печеньки, а вернувшись, на спортплощадке дотемна рубимся в настольный теннис на вылет. Я жду, что к нам всё-таки придёт Женька, но его почему-то нет и нет – и настроения от этого тоже нет. И я со злости обыгрываю близнецов по очереди с разгромным счётом.
Пятница заканчивается, Рина совершенно вылетает из головы. Я возвращаюсь домой в сумерках и вижу, как под воротиной пасётся смешной маленький ёжик. Если встретить на участке ёжика – это к счастью. Мы с дедушкой такую примету сами придумали, и она работает.
Я улыбаюсь ёжику и иду к себе в мансарду. Мама с дедом на первом этаже мирно смотрят какую-то старую киношку на ноуте и даже не слышат, что я вернулась.
В комнате я включаю настольную лампу, беру зеркало на длинной металлической ноге и разглядываю своё отражение. Так себе картинка. Я некрасивая. Вообще какая-то уродка. Вот Даша красивая. У неё толстая коса ниже попы и ни одной веснушки. И Алёна красивая. У Алёны кудри и румянец. А у меня мышиный хвостик, и чёлка постоянно лезет в глаза. И рот у меня какой-то слишком большой. И нос странной формы. И глаза непонятно какого цвета – то ли серые, то ли зелёные. Я приподнимаю чёлку надо лбом, сжимаю губы, чтобы не казались такими огромными, поворачиваюсь одной щекой, другой… Ерунда какая-то, а не лицо. Скалюсь своему отражению. Никаких ямочек. Неудивительно, что Женька на меня не смотрит.
– Ксюньчик! – кричит мама с первого этажа. – Ты вернулась? Ужинать будем?
– Ну можно…
– Ты обещала суп, помнишь?
Начинается… Без энтузиазма я сползаю вниз. На кухне уже накрыто. Чай, салат, котлетки, всё такое. И тарелка супа. Кто б сомневался. После тёть-Олиных пирожков аппетит ещё не вернулся, но второй раз за день откосить от семейного застолья точно не получится, потому я покорно сажусь за стол и беру ложку.
– Ма-ам, а имя Рина – это от какого сокращённое?
– Даже и не знаю… – задумывается мама и пожимает плечами.
– Ни от какого, – говорит дедушка авторитетно. – Была даже такая актриса, Рина Зелёная.
Зелёная? Да ладно! Я фыркаю и немного разбрызгиваю суп – и мама испепеляет меня взглядом.
– Чего смешного? Её так прямо и звали – Рина. Я точно помню, – говорит дедушка.
– Ой, пап, ну что ты выдумываешь! – заводится мама. – Никакое это не полное имя, а просто сценический псевдоним, я где-то читала или по телевизору видела.
– Да какой псевдоним! – спорит дед.
– Ещё какой псевдоним! На самом деле она была то ли Ирина, то ли Марина.
– Вот ещё глупости!
– Да точно тебе говорю!
– Да нет, это я тебе точно…
Мама хватает планшет и начинает лихорадочно гуглить. Связь на даче вечером в пятницу как с космосом, планшет виснет, и мама раздражается ещё больше. Но всё-таки открывает статью в «Вики» и победно тычет дедушке под нос:
– На, смотри! Екатерина! Екатерина её звали, а никакая не Рина!
– Так ведь не Ирина же!
О, боги, ну вот зачем я спросила? Мне ведь даже интересно не было, просто к слову пришлось. Нужно срочно сменить тему на какую-то более безобидную, а то они опять разругаются. И я вклиниваюсь:
– А у бабы Тани знаете какие гладиолусы?
– Что – у бабы Тани гладиолусы? – не понимает дедушка.
– Цветут. Серединка такая жёлтая, а каёмка фиолетовая. Краси-и-ивые!
– Кто красивые? – дедушка совсем теряется.
– Да гладиолусы у бабы Тани. Во-от такой высоты! – я показываю какой. – Нам бы такие тоже, давайте луковицы попросим осенью.
Мама и дед смотрят на меня как на сумасшедшую.
– Ты, зайчик, наверное, путаешь что-то? – говорит мама вкрадчиво, как буйной психичке.
– Да ничего я не путаю! – злюсь я. – Я их сама сегодня видела. За домом, у сарая. Пойдите и посмотрите, если не верите.
– Но Ксюша, – тоже мягко говорит дед, – сейчас ведь июнь…
– Ну и что, что июнь? – не понимаю я.
– А гладиолусы – они же цветут в августе…
У меня внутри становится как-то некомфортно. Но я же правда их видела. Своими собственными глазами!
– Пойдём-ка со мной, – зовёт дед, поднимаясь из-за стола. – На минуточку. Покажу что-то.
Я послушно тащусь за дедушкой во двор, мы огибаем дом.
Дед подводит меня к самой большой клумбе под окнами и направляет луч фонарика на широкие зелёные перья, которые торчат из-под земли, как маленькие сабельки.
– Вот. Гладиолусы, – показывает дедушка. – Даже если Татьяна свои пораньше высадила, ну не могут они быть сильно больше наших. Закон природы. И уж тем более они не могут сейчас цвести.
– Но я же видела… – шепчу я.
А перед глазами стоит эта странная Рина в белом платье, и как она прячет руки за спину. «Я не колдовала! Честное слово!» Так, кажется, она сказала. Я вдруг чувствую, что уже совсем ночь и в шортах и топике на тонких лямках стоять на улице довольно холодно. За грудиной странное какое-то ощущение, будто туда воткнулась маленькая сабелька. По плечам ползут крупные мурашки.