Два года назад
Когда Виталию было двадцать восемь, Николая Ивановича не стало. Логвинова навещала своего пациента достаточно часто и знала, что тот слабеет день ото дня. Однако известие об уходе отозвалось для Александрины болью в сердце. Также, как в своё время и у её деда, причиной ухода Лесных стала пневмония.
Во дворе дома в Сосновке Александрину встретила опечаленная бабушка Виталия.
– Когда? – спросила молодая женщина.
– Сегодня десятый день.
– Виталий как? Держится?
– Какое там! – обречённо махнула рукой бабушка, удержавшись от комментариев, поскольку внук появился на крыльце дома.
Бледный цвет лица, как будто парень провёл в подвале, по меньшей мере, месяц; отросшая щетина, которую с полным правом можно было смело именовать бородой; потухший взгляд тёмно-карих глаз, с синевой под ними.
– Здравствуй, – обратилась к молодому человеку Александрина. – Мне срочно нужна твоя помощь. Можешь съездить со мной на пару часов?
– Здравствуй, – хрипло ответил Виталий. – Конечно, могу. Я буду готов минут через двадцать, – произнёс он по-прежнему тихо, однако, прочистив горло, убрал из голоса хрипотцу.
– Увезите его, Александрина Григорьевна, – воодушевлённо зашептала пожилая женщина, – хоть на часок. А то совсем пропадает парень!
– Он, что, пьёт? – забеспокоилась Александрина.
– Ой, нет, что вы! Да уж, глядя на него, иной раз думаю, лучше б уж выпил кое-когда, чем так.
– А что происходит? – не на шутку встревожилась Логвинова.
– Никак после отца в себя не придёт… Ох, простите меня, – спохватилась пожилая женщина, – совсем из ума вон! Пойдёмте в дом, помянете Николая.
– Это вы меня извините, Анастасия Петровна, – взошла на ступени крыльца вслед за женщиной Александрина, – что суету вам создала. Но, мне кажется, сейчас надо как можно скорее увезти Виталия. Ему крайне важно сменить обстановку.
– Верно, – согласилась Анастасия Петровна. – Тогда я вам сейчас с собой соберу. Перекусите с Виталиком.
– Так что с ним? – нетерпеливо спросила Александрина.
– Худо с ним, Александрина Григорьевна, – понизив голос, продолжала пожилая женщина, проворно складывая в пластиковые контейнеры бутерброды, овощи, нарезая дополнительно сыр, ветчину. – Коленька сын мне. Тяжко было смотреть на его мучения. Шуточное ли дело, целых одиннадцать лет! Да год от года всё хуже. Только и я уж почти смирилась с его уходом. Иной раз думаю, отмучился мой сердечный. А Виталик никак не смирится. Всё твердит, живут же инвалиды годами. Ухаживают за ними. Но они живут. Так, почему же, говорит, папа так быстро угас.
– Он и на работу не ходит? – предположила Александрина.
– В отпуске, – взмахнула ладонью Анастасия Петровна. – Виталик видел, что отцу хуже становится. Вот и взял отпуск, чтоб как следует поухаживать за ним. А тут вон как обернулось. На работе-то, глядишь, отвлёкся бы. А теперь, бедолага, из дому ни ногой, почти не ест, не пьёт, не бреется.
– Так можно же было прервать отпуск.
– Можно, конечно. Начальство только порадовалось бы. Сейчас ведь пожарная обстановка в лесах-то. Само-собой, Виталий всё, что надо, ещё весной сделал. Землю вокруг лесных участков по периметру тракторами опахали. Плакаты противопожарные обновили. Да и контроль постоянный. Он же целыми днями в лесу пропадал. А тот лесничий, что Виталика заменяет, прямо с ног сбился. Разве успеешь на два участка-то?
– Я попробую поговорить с Виталием, чтобы на работу вышел.
– Поговорите, Александрина Григорьевна, – попросила пожилая женщина. – А то ведь до беды недалеко. Виталик-то, знаете, чего удумал, – снова перешла на шёпот Анастасия Петровна. – У Коленьки ружьё было. Виталию вроде и без надобности. На охоту он реже отца ходил. Но жаль продавать. Хорошее очень ружьё. Вот он его и переоформил на себя. А однажды Коленька как-то ключ от ящика, где ружьё стоит, добыл и попытался открыть. Спасибо, я вовремя вошла. Что ты, кричу, родимый, делаешь? А он как заплачет. Не могу, говорит, больше! Ну, я кинулась уговаривать, чтоб меня да сына пожалел. Да только с того случая решили мы с Виталиком ящик с ружьём в погреб спрятать. Так теперь, что вы думаете, как ни приду, Виталик из погреба вылезает. А в руках-то нет ничего. Что тут подумаешь, Александрина Григорьевна, милая? Я и спросить боялась, чего он там делал. Скорей побежала к дружку его, Денису, что участковым у нас. Рассказала как есть. Так вот он, дай Бог ему здоровья, пришёл ко мне спозаранку, только светало. Спасибо, Виталик ещё спал. Мы с Денисом ружьё-то вытащили, да он и забрал его к себе. Ключи-то я знала, где лежат. Взяла потихоньку, да потом обратно положила. Вот ведь, напасть какая, Александрина Григорьевна, милая! Может, и не думал ничего такого Виталик, да только сердце всё равно болит. Ему бы и правда обстановку сменить. Лида звала его к себе в город пожить. Он ни в какую.
– Вы не волнуйтесь, Анастасия Петровна. С Виталием всё в порядке будет.
– Я ещё вот что думаю, – таинственно заговорила пожилая женщина. – Уж не встреча ли с матерью так повлияла на парня нашего.
– Виталий говорил, что она ему не родная по крови.
– Так и есть, – закивала Анастасия Петровна.
– А когда он об этом узнал?
– Давно, ему лет пять было. Мы решили как можно раньше рассказать, чтоб чужие не успели. Здесь ведь деревня. Всякий может подойти к дитю да спросить: «Скучаешь по родной мамке-то?» Или ещё чего-нибудь ляпнуть. А мальчишка потом бы плакал, расстраивался. Вот мы ему сами и рассказали. Он же умным рос, не по годам. И серьёзным очень. На детских фотографиях никогда не улыбался. Всегда бровки нахмурит, глазками своими яркими глядит. Вот сказали ему, как есть, да с плеч долой. Он сперва особо и не понял, что к чему, но, как говорится, на ус намотал. А потом и правда так отбрил одну тут у нас, когда она завела с Виталиком разговор про родную маму, что та только диву давалась.
– Наверняка он вторую жену Николая Ивановича как маму любил, – предположила Александрина.
– Ой, да что вы! Конечно! И речи нет. Слушался её пуще отца. Да и она в жизни на него не накричала. Ласковая, добрая женщина. Она совсем молоденькой была, семнадцати лет, когда забеременела. Сама-то детдомовка, сирота. Научить жизни некому, предостеречь некому. Вот она и оступилась. Но от ребёночка даже не думала избавляться. Уж так его хотела. Да не сбылось. Неживым родился. А тут Виталик наш без матери остался. Как уж там, в роддоме-то, получилось, не знаю. Может, нянечка какая подсунула ей покормить. Да только привязалась она к нему, как к своему дитю. Потом с Николаем увиделись. Слово за слово, оба горем убитые. Вот и ухватились друг за друга. Решили вместе жить. Любви особой меж ними не было, но жили хорошо. Коля ведь намного старше был. У них с первой женой, Валей, долго детей не было. В общем, когда они с Агнешкой сошлись, ей восемнадцать, ему тридцать. Коля выучил её. Школу бухгалтеров она окончила.
– Агнешка? – подивилась Александрина редкому имени.
– Агнесса, – назвала полное имя бывшей снохи пожилая женщина. – Агнесса Богумиловна. Мать её от поляка родила. А тут, в деревне, так Агнешкой и звали. Она приличная женщина. Худого никто не мог сказать. И к Николаю уважительно относилась, и ко мне.
– Должно быть, полюбила другого? Потому и ушла.
– Другого, – горько хмыкнула Анастасия Петровна. – Как на духу вам скажу, Александрина Григорьевна. Коле-то она так и объявила, что, мол, к другому ухожу. Он загрустил, конечно, но с миром отпустил. И у него любви не зародилось, привык просто за семнадцать-то лет. А она, бедняжка, перед тем как уехать из села, всю ночь, почитай, у меня на коленях проплакала. Не было у неё в ту пору никого другого. А случилось вот что. Вырос наш Виталик – красавец писаный. Родная мать у него очень красивой была. На артистку похожа, что Аксинью в «Тихом Доне» играла.
– Элину Быстрицкую?
– Вот-вот, на неё. Виталик в мать уродился, только лицом смуглый, как отец. Коля мой тоже неплохой на вид, но до Вали ему, конечно, далеко было. Ох, только больно уж счастье их коротким оказалось, – увлажнились глаза у пожилой женщины. – Валюше не довелось своего сынишку растить. И Коля мой бедный столько лет проболел, промаялся.
Женщина умолкла. Александрина терпеливо ждала, давая ей время справиться с волнением. Вытерев набежавшие слёзы, Анастасия Петровна продолжила.
– Так вот Агнешка и влюбилась в нашего Виталика. Стыдно-то как, мама-Настя, говорила она. Я ж его выкормила, выходила, как сына. А теперь, увижу его, щёки горят, сердце из груди выскакивает. Бежать, говорит, надо, пока худого не случилось.
– Вот оно что, – озадачилась Александрина.
– Да уж, – перевела дух пожилая женщина. – Уехала она, работу подыскала по своей специальности. Потом и мужчина нашёлся для неё. Сейчас живут в Подмосковье. Всё хорошо у них, тихо, спокойно. Только вот деток нет. Сорок шесть ей сравнялось, а выглядит, как девчонка. Роста она маленького, волосы беленькие и кожа на лице – чисто фарфор. Рассказывала мне как-то. Ей уж сорок было, когда в магазине бутылку вина не продали, – по-доброму улыбнулась Анастасия Петровна. – Паспорт потребовали. Мы же связи с ней не теряли, с Агнешкой-то. Когда она узнала, что Коля серьёзно заболел, стала каждый месяц мне деньги присылать. Сама уж она к тому времени замужем была. Я поначалу отказывалась. Говорила, ты хоть не каждый месяц высылай. Мы вроде худо-бедно справлялись. Моя пенсия, да Колина по инвалидности, хоть и небольшая. Ну, и Виталик потом отучился, в армии отслужил, зарабатывать стал. А она мне: кормить Николая ежедневно нужно и лекарства покупать. Вот и не отказывайтесь, мама-Настя. Коля меня к жизни, говорит, вернул. И жили мы с ним лучше других. Слова плохого никогда не сказал, выучил меня.
– Благодарная женщина, – заметила Александрина, втихомолку порадовавшись, что когда-то в разговоре с Виталием не высказалась о ней неприязненно, невольно заочно проникнувшись доверием. – А Николай Иванович знал про деньги?
– Не сразу, но потом я сказала. А он как заплачет. Нервы-то уж были никуда. Виталику, правда, дольше не говорила. Он всё обижался, бедный, на Агнешку. Ведь она ушла, ни слова ему не сказав. Вот он и решил, будто мать, которая с пелёнок воспитала, его бросила. А про деньги я решила, пусть знает. Вдруг со мной что случится. Проводить Колю она приехала, – вздохнула Анастасия Петровна. – Муж Агнессу привёз на машине, и в тот же день они обратно. С Виталиком она успела немного поговорить. Я не знаю особо, о чём они там. Только краем уха слышала, когда до машины провожали, как Виталик её благодарил, что не забыла отца.
– А родители родной мамы Виталия общаются с ним?
– Какое там! – всплеснула руками Анастасия Петровна. – Сваха, теперь уж вдовая, как и я, даже поглядеть на внука не пришла, когда Коля их с Агнессой из роддома привёз. Обижалась сильно за свою Валентину. Сват-то, Царствие ему Небесное, помягче был. Привечал Виталика. Подарки иной раз дарил, впотай от жены. Сваха, как одна осталась, вроде потянулась к нам. Виталик даже пару раз был у неё, помогал по дому. Это когда она его звала. А сам проведать никогда не зайдёт. Что уж теперь? Он её путём и не знал как бабушку. Она даже с Колей не простилась, хворой сказалась.
Появление в кухне Виталия заставило женщин прервать разговор.
– Спасибо, – тепло поблагодарила Александрина, забирая пакет с контейнерами, и устремилась вместе с парнем на улицу.
Пока женщины беседовали в кухне, Виталий успел наскоро принять душ, побриться и надеть свежую одежду. О растительности на лице напоминал только небольшой порез на щеке, залепленный узкой полоской лейкопластыря.