Первые несколько кругов (здешние странные обитатели называли их сутками) вождь провел в беспечном безделье. Разве что в далеком детстве он мог позволить себе вот так бездумно валяться на траве… точнее на мягком ложе, называемом диваном, и пялиться на смешные картинки в экране. До этого и сам Виталька, и его сородичи аккуратно обследовали; даже обнюхали большой черный ящик, который показывал чудесные «мультики». Разламывать его не стали, резонно решив, что магия в нем тут же умрет.
«Железный Капут» был надежно запечатан какой-то едва видимой пленкой. Несмотря на толщину, сравнимую с нитями пауков, живущих в верхних пещерах, эта пленка не поддалась могучим рукам Витальки. Люк так и не открылся. Даже на половину ладони – чтобы можно было ухватиться понадежней, и рвануть вверх. Прежде Дуб уже закатил бы скандал; призвал бы к ответу одного из здешних охотников, которые поочередно маячили у дверей. Или потребовал бы к себе самого главного – человека, назвавшего себя Полковником Кудрявцевым. Но… что-то твердило внутри:
– Остынь. Оглядись. Расслабься. Ничего этого в будущем больше не будет. Ни этой странной, но такой удобной смены светлой и темной части круга, ни еды, которой в первые круги стыдились обжираться, а потом привыкли – брали один за другим сладкие, тающие во рту «фрукты» и «ягоды», не отводя глаз от те-ле-ви-зо-ра. Ни-че-го!
Будут только солнце, бескрайние пастбища родного, оранжевого цвета, да опасности – сверху, и снизу. Со всех сторон.
Но это была его жизнь, и рано или поздно Дуб в нее вернется. С танком, или без – но вернется. Непременно. А пока… Он действительно сам расслабился, и людям своим позволил, оправдав свой непростительный прежде поступок вполне уважительной причиной:
– Так ведь шторм снаружи. Куда пойдешь? Вот закончится, и тогда я… тогда мы!
Шторм он неведомым образом чувствовал. Считал круги, и ждал. Не дождался! Тревога пришла раньше. Словно овца или корова сверху, или червяк снизу этой огромной пещеры правильной формы, в которой их заточили (чего уж там – надо смотреть правде в глаза) бьются, не в силах передать какую-то весть. Наконец, он не выдержал – подошел медленно, и вальяжно, как надлежало вождю могучего племени – к охотнику, страдающему от безделья (тот сразу направил на него какую-то штуковину из металла и дерева; явно оружие, хотя колющих и режущих частей не было видно), и остановился перед ним – таким мелким, но не выказывающим ни капли страха. Одобрительно кивнув, Дуб пророкотал, постаравшись придать своему голосу властности:
– Вели позвать самого главного из ваших.
– Это товарища полковника, что ли?
– Да, Полковника Кудрявцева, – медленно, чуть ли не по слогам протянул вождь.
– Сейчас доложу.
Он вытянул из кармана черную коробочку и прошептал в нее какое-то заклинание. И почти сразу же дверь распахнулась; не очень широко – так, что в нее скользнул Хо-ло-дов, которому охотник и доложил:
– Товарищ сержант, – этот вот товарища полковника требует.
– Хорошо, Мао, я разберусь.
Только теперь Виталька всмотрелся в круглое личико охотника; признал его, ругая себя в душе за невнимательность, за непростительную расслабленность. Парень действительно был очень похож на вождя китаез; точнее – на его внука, лицо в лицо. Только выражение лица у этого, у местного, было спокойным, заполненным какой-то внутренней уверенностью, даже силой. У «домашнего» Мао, которого Дубу, скорее всего, не суждено было увидеть, физиономия была всегда заполнена спесью. Лишь однажды Виталька видел его испуганным, заполненным страхом и плаксивостью, когда ему выкручивали ухо за какую-то провинность. Он же, Дуб, и выкручивал. А потом ждал, когда его разъяренный дед вступится за внука, полезет в драку. Не полез. За что и заслужил презрение вождя русов – на все оставшиеся круги.
– Мои. Оставшиеся, – горько усмехнулся Дуб.
В лице Холодова, кстати, тревоги и горечи было, пожалуй, еще больше. Может, поэтому он смог передать посредством своей черной коробочки горячее нетерпение Витальки. Теперь оставалось только ждать. И готовиться. Впрочем, ни о какой подготовки без того же Полковника речи не шло.
– А вот и он, – дружно вздохнули вождь и Холодов; оба облегченно.
А здешний вождь даже не стал выслушивать Витальку до конца – почти сразу кивнул:
– Что тебе для этого надо?
А ведь Дуб даже не успел объяснить, что ему надо вырваться за пределы этих давящих стен; увидеть солнце – пусть затянутое тяжелыми тучами, плюющимися холодным дождем.
– Немного, – торопливо (сам удивляясь такой поспешности, и готовности вывернуть душу перед полковником) воскликнул Виталька, – взять из «Железного Капута» по паре шкур и другую одежду. Вместо этой.
Он с видимой брезгливостью, и затаенной завистливой тоской – удобная же ведь, что не говори – потрепал за рукав одежды, выданной взамен их привычной.
Полковник повернулся к Холодову, и тот пожал плечами:
– Сожгли. Согласно инструкции.
Что такое таинственная «инструкция», Виталька не знал. Но предположил, что это что-то, не уступающее общим законом племен. Потому что Полковник явно склонил голову перед ней.
– Хорошо, – поднял голову полковник, – пойдем.
Пошли целой толпой. Со стороны русов – все шестеро; от местного племени – их вождь и двое хмурых сопровождающих; один из которых – раньше улыбавшийся во всю физиономию, а теперь глядевший на Витальку, как на червя, скрещенного с коровой. Холодов не пошел – побежал. После команды Полковника: «Сержант, гони сюда „Варяг“. С тем же экипажем».
Сам Полковник легко запрыгнул на гусеницу «Железного капута», и так же легко, почти небрежно, откинул верхний люк. Обрадованный вождь полез следом. И задержался внутри чуть больше необходимого. Не сравнивал привычные, но такие неудобные подробности своего быта с тем, чем пользовался последние несколько кругов. Он словно набирался духом перед действом, о котором пока не знал, но уже страшился.
Наконец, наружу полетели шкуры и связки запасной одежды. Сам вождь переоделся здесь же, в железной теснине танка. Еще он подавил в себе ребяческое желание взять в руки тяжелый глиняный бочонок со спящими внутри «жужжащими стрелами смерти», и выкинуть его наружу. А потом высунуть голову из люка, и полюбоваться на то, как хозяева с воплями носятся по огромному залу, хлопая ладонями по собственным задницам. Почему-то жужжащие убийцы начитали убивать жертвы именно с этой части тела. И неизвестно, что заставило его руку, уже протянувшуюся было к ближайшему бочонку, остановиться – стальная практичность вождя, или понимание того, что Полковник справится с этой ситуацией. Справится. Непонятно как, но наверняка блестяще.
Наконец, Виталька спрыгнул на ровный пол зала – в тот момент, когда в открывшиеся ворота с негромким хрустом больших круглых штук, заменявших здешнему «танку» гусеницы, въехал тот самый «Варяг».
– Прошу, – протянул руку в сторону открывшейся дверцы «Варяга» Полковник, – прокатим с ветерком.
Последнее вождь понял совсем скоро – когда «Варяг», чуть увеличивший громкость, стремительно пролетел внутренности громадной пещеры; практически не остановился в воротах, и замер, лишь промчавшись достаточно далеко. Снаружи на шестерку русов и трех выскользнувших за ними любопытствующих, закрывших лица прозрачной защитой, обрушился тот самый ветер, и косые струи дождя. Но вождь, и его парни развернули плечи: подняли кверху руки (один – Ерш – полторы вместо двух), и замерли, благодаря за жизнь и все сущее солнце, которое чувствовали даже сквозь тяжелые черные тучи.
– У тебя ровно полчаса, – прервал его медитацию Полковник – единственный из тройки открывший свое лицо, – доказать, что мы не зря приехали сюда.
– А иначе? – хотелось закричать в это лицо, сравнявшееся сейчас с камнем пещер.
Не закричал. Понял и принял ответ от торчащей на башне «Варяга» трубы, грозно шевельнувшейся и замершей прямо напротив него. Но не заспешил. Решил, что в те самые полчаса уложится. Должен уложиться. Еще и проворчал знакомое всем издревле: «Поспешай медленно!». И понял, что за темной пленкой непроизвольно расплылись в улыбке губы местного Тракториста. Но поспешать, все же, следовало.
Он кивнул сородичам, и первым уселся на траву, подстелив под себя сразу две шкуры. Одну, мехом вниз, как защиту от червей; вторую – теплым мехом наружу – для комфорта, к которому привыкли его ягодицы. И действо началось – как только круг шести замкнулся. Словно кто-то ждал этого момента. Или чувствовал, что время здесь бежит неумолимо быстро. Посреди круга, образованного сидящими со скрещенными ногами сородичами, словно вспыхнуло пламя незримого костра. Настоящей пламень грел совсем других людей – в невообразимой дали, в двух десятках кругов пути «Железного капута». Скорее всего, в пещере Совета.
Но здесь, в степи, круглое пятно травы вдруг пожухло, и медленно истаяло, словно пожранного огнем. Совсем немного не доставшим до шкур. Стоявший за кругом напротив вождя полковник кивнул: «Давай, парень. Начало многообещающее!». Кивнул и во второй раз – когда сам Виталька услышал грохот барабанов, и ощутил на губах неповторимый вкус молока коровы. А потом увидел перед собой лицо сына, и прочел вопрос в его глазах.
– Делай то, что должно, – ответил на этот вопрос вождь, заставив сердце отца сжаться в недобром предчувствии.
Барабаны загремели совсем громко; теперь струи дождя испуганно метнулись в сторону.
– Нет, – с леденящим душу воплем воскликнул Виталька, – это не барабаны! Это магия крови!
В сердце словно действительно впрыснули гигантскую порцию крови, и оно не выдержало, захлебнулось, и вождь повалился вперед – на выжженный круг земли. Последнее, что он ощутил, это крепкие руки, схватившие его, не давшие телу больно стукнуться о растрескавшуюся корку почвы…
А потом, практически сразу же – другие ладони; большие, но очень мягкие; прохладные и ласковые. И женский голос. Журчащий, словно ручеек в самой дальней пещере русов. И слова, тоже звучащие нежно, но такие страшные по сути.
– Он там не один, товарищ полковник, – рассказывала целительница – та самая, что спасла жизнь Ершу, – там… три личности. Не знаю, как это может быть, но они сейчас… забились каждый в своем углу, и не спешат знакомиться. А, нет! Одна, кажется, женская.
– Что значит, женская?! – вождь резко сел на диване, едва не врезавшись макушкой в подбородок целительницы.
На ее месте тут же оказался Полковник, который опять был сумрачен лицом и нестерпимым в каких-то терзавших его мыслях:
– Вот это ты нам и объясни, вождь! Что ты там, в степи, увидел?
Вождь молчал. До тех пор, пока кто-то внутри него не заворчал, умудрившись там, в душе, найти макушку Витальки, и треснуть по ней кулачком:
– Да не молчи же, старый дурак! Скажи им все – и о сыне, и о Зле, что поселилось в этих пещерах.
– Королева Бэйла! – воскликнул в шоке Виталька, – подруга дней моих суровых!
«Суровые» – так называли свои детские годы три сорванца – сам Дуб, маленький Тракторист, и внучка прежней королевы жидовок-амазонок.
– Вот сама и рассказывай, – буркнул он внутрь себя, – а я пока с сыном побеседую.
Невероятно, но так и произошло. Вождь делился впечатлениями с сыном; одновременно впитывая каждое слово королевы, которая хриплым голосом повествовала Полковнику о Зле, о шести его ипостасях, поселившихся в большой пещере, и о том, что оно не остановится – будет убивать, убивать и убивать…
– Это мы уже знаем, – кивнул полковник, – оно уже начало убивать. И три его ипостаси мы уже заперли. Туда, откуда они не вырвутся. А где отыщутся три другие… как их найти прежде, чем они тоже начнут убивать?
Беседа Витальки с сыном прервалась. Потому что его тело без ведома и команды хозяина; подчиняясь теперь хозяйке, вскочила на ноги, и гордо выпрямилась перед местным вождем:
– Я! Я, королева Бэйла, покажу тебе их. Для этого я покинула свою пещеру, свое племя, и свое тело!
– Бэйла! – шагнул вперед явно потрясенный Тракторист, – это ты?
– Я! – захохотала королева – уже голосом вернувшегося Дуба, – рада видеть тебя, милый. Что-то ты тут усох… плохо кормят?
Тракторист нырнул за спину полковника, который уже командовал:
– Сержант, через полчаса всех собрать в столовой. Двери пока не открывать; ждать меня. А ты, красавица, – усмехнулся он, опять поворачиваясь к Витальке, – давай, переодевайся.
Сам Дуб усмехнулся еще шире, и тут же скинул с себя шкуры. Бэйла было завизжала, пытаясь прижать ладонями самое сокровенное. Тут же отдернула их от того самого, сокровенного. И удалилась. Оскорбленная. В свой угол…
Рядом с целительницей и ее мужем – Борей Левиным – вождь совсем не выделялся ростом и статью. А в такой же ладной одежке, как они, и вовсе мог сойти за своего. И сошел. Когда полковник ловко опустил забрала (так назывались темные пленки на головных уборах местной одежки, закрывавших всю голову вместе с шеей). У Тракториста с Прохвесором – посредством команды. У себя; быстрым неуловимым движением. У Витальки, вызвав еще одно возмущенное ворчание королевы. Потом все вышли в Город – большую пещеру, в которой амазонка и Дуб-сын только вертели головой Дуба-отца в шлеме (том самом головном уборе), не в силах вымолвить ни слова от изумления. Но ни восхищения, ни, тем более, зависти, в них не было. Как и в самом Витальке, когда он впервые увидел эти «чудеса».
В очередной пещере, которую пыхтящий за спиной Прохвесор назвал больничным комплексом, было светло, но очень… тесно. Потолки были достаточно высокими, но все равно давили на затылок, заставив Витальку-младшего воскликнуть:
– Да как же они тут живут?
Отец на правах старожила здешних пещер ответил:
– Тут они не живут. Тут они…
Вождь, полковник, как раз в этот момент открыл очередную «дверь», и три руса отшатнулись от вопля ярости, плеснувшего в них из пещеры, где не было ничего, кроме сравнимого с ними человека, в котором, как тут же заявила королева амазонок, не осталось ничего человеческого. А сам Виталька все-таки закончил:
– … тут они умирают!
Зверь в человеческом обличье прыгнул прямо с места, на котором лежал, свернувшись огромным клубком. И допрыгнул бы до двери, где его был уже готов встретить жестоким ударом вождь русов. Но раньше Витальки в пещере оказался Полковник, который неуловимым даже для него, для Дуба, для лучшего охотника всех племен, движением отправил зверя обратно на пол. Который был сравним цветом с камнем пещер, но оказался мягче шкур. Как и стены этой пещеры…
– И потолок, – добавил Тракторист – после того как сам Дуб ощупал удивительный материал стен, – это чтобы вот такие твари не разбили себе головы. До суда.
– Он сделал что-то неправильное, вопреки вашим законам? – поинтересовался вождь.
– Он убил людей, – ответил Тракторист, – порубал на куски мечом.
– Восемь человек, – уточнил Полковник, – и еще почти два десятка ранил. Но с ними уже все в порядке. Так, Света?
Виталька, конечно, заметил, что в пещеру вошли те самые Левины, которые встречали его с родичами перед штормом. Он даже улыбнулся Светлане – той, что вернула Чижа оттуда, откуда не возвращаются. И тут же подвинулся в душе; уступил место колдунье Бэйле. Что интересно – человек со звериной душой на полу лежал, не в силах даже двинуть рукой и головой, но глазами вращал вполне разумно. Точнее – безумно. Еще и челюстью двигал. Словно разминал ее, прежде чем разразиться речью. Уважения Витальки к Полковнику прибавилось, хотя казалось – куда больше!
А Бэйла тем временем нагнула общую на троих спину, и заглянула в глаза Зверю. Два Дуба шустро отпрыгнули куда-то в район общих пяток (их как раз было две)! Не потому что испугались. Нет!
– Да, испугались, – признались они друг другу, – испугались, что этот Зверь тоже окажется внутри большого тела вождя. И тогда еще неизвестно было бы, кто станет управлять этим телом.
Но нет – порыв Зверя встретила сила колдуньи, которая не отвела взгляда, а словно наступила ногой на душу твари, заставив ее завизжать от страха и ярости, и сказала – больше удивленная, чем устрашенная; сказала вслух, для всех:
– Знаете, на кого похож этот Зверь? На вождя неандерталов – на Денатурата. Точнее – на его внука – один в один. Послушайте, что он рычит:
И она начала говорить горлом и языком Вождя, тут же заболевшими от странных звуков, которые раздались в пещере. Все племена говорили на своих языках; но меж собою – на общем языке; еще недавно Виталька даже представить себе не мог, что кто-то может говорить иначе. Полковник и его люди говорили, как русы, и другие обитатели пещер. Странно, и не всегда понятно, но все же. Этот же…
Королева Бэйла вещала, заставляя Витальку мучиться, а Прохвесор за спиной говорил на языке русов – явно понимая чудные слова Зверя:
– Ты! Снова ты!! Великий охотник, не достойный даже лизать ноги Высшего не-Зверя. За мою смерть, за смерть деда ты…
Полковник нагнулся, и в лице Зверя остались жить только глаза.
– Все понятно, – произнес он задумчиво, – великий пакостник Дену… Прибыл с нами оттуда… В виде матрицы, конечно. Ну, или чьего-то пожелания. А тут проснулся – в черную минуту. Пойдем дальше.
Его руки без видимого труда перевернули тело Зверя на живот, и пробежались вдоль хребта, заставив того заскрежетать зубами, и выгнуться дугой. Выходя из пещеры, Виталька оглянулся, и едва не выпрыгнул за дверь, готовый снести с пути Тракториста с Прохвесором. Потому что Зверь уже перевернулся, и стоял на четвереньках, как самый настоящий зверь – покачивая головой, и готовый очень скоро ринуться в новую атаку. Но Полковник уже закрывал дверь, и улыбался. Горько, но улыбался, хлопая ладонью по тонкой перегородке, которую сам вождь выбил бы ногой, даже без разбега:
– Никто, и ничто не сможет войти сюда без моего разрешения… и выйти тоже.
Колдунья, всех талантов которой не знал никто, кроме нее самой, прильнула ухом Виталика к гладкому полотну, и отшатнулась – скорее устрашенная, чем пораженная:
– Да! – воскликнула она, – глянув на Полковника теперь, как на равного, а может, и на кого-то из Великих, – она словно живая! Она пожрет душу и тело того, кто будет в состоянии сломать ее, но не пропустит!
Такая же дверь ждала их перед следующей пещерой. В нее вождь вступил с опаской – не то, что в первую. И тут же перевел дух; вместе с сыном. Потому что за дверью их встретила маленькая – много ниже и тощее даже Прохвесора с Трактористом – женщина с лицом благовоспитанной жидовки-амазонки. Хотя похожа она была больше на жен Самчайки – Ради и Лари. Полковник, к удивлению двух русов и одной амазонки, так ее и назвал.
– Это Лари, – его голова возвышалась над личиком женщины, которую он держал за вывернутые назад руки, – а кто еще?
Он, наверное, сжал свои железные пальцы чуть сильнее, и Лари визгнула, а потом обрушила в лицо наклонившегося перед ней вождя целую лавину слов. Тоже непонятных.
– Это латышский язык, – поспешил сообщить за спиной Прохвесор (к нему Виталька тоже испытывал уважение; поменьше, конечно, чем к полковнику… наверное, сравнимое с тем, которым всегда наделял Бэйлу).
– Спасибо, конечно, – тут же язвительно ответила королева, – только можно об этом позже? Не мешай слушать.
А слушать было особо нечего. Дуб даже спиной почуял, как Прохвесор поморщился, и даже, кажется, покраснел.
– Ругается и стращает всеми карами на земле, Анатолий (это он так называл местного Тракториста). Не зря ты вспоминал про: «Ходи, да оглядывайся!». Это Виктория – собственной персоной…
В третьей пещере, которую местные вожди называли по-разному – комната, отсек, палата, а Анатолий тюрягой – ждала еще одна мелкая из обезьянов – Ради. Или, по утверждению Прохвесора, которого сородичи называли длинным именем Алексей Александрович, другая женщина. Имя которой было – Академик Зинана Арчелия.
– Вот пока и все, – сообщил им Полковник (он же Товарищ Полковник, он же Командир, и еще Александр Николаевич), закрыв третью дверь, – пойдем ловить остальных?
– Пойдем, – согласились русы и королева.
Товарищ Полковник достал свою маленькую черную коробочку и ее посредством (а не магией, как поначалу думал Дуб-младший, а еще раньше и сам Виталька) поговорил с Холодовым (он же Сержант, он же Товарищ Сержант).
– Сержант, всех людей собрал?
– Так точно, Товарищ Полковник, – ответил Холодов посредством все-той же коробочки, – всех, кроме наряда.
– Сделаем сегодня исключение, сержант. Ввиду экстраординарной ситуации. Снять весь наряд – все смены, включая караулы. Кто у нас сегодня в Центре?
– Дубов с Любой Ульяновой, товарищ полковник.
Товарищ полковник помолчал, явно в сомнении, а потом, вздохнув, бросил в трубочку слова, в которых не было ничего человеческого – только холодное железо:
– Их тоже.
Прохвесор за спиной горестно вздохнул. Тракторист тоже.
Еще одна прогулка по пещере-городу привела их в темный «коридор», за дверью которой тревожно гудели голоса. Множество голосов.
– Подождем немного, – остановил всех перед дверью Полковник, – пусть все соберутся. Мария Васильевна, у вас списки с собой?
Это он обращался к низенькой женщине, державшей в руке удивительные вещи. Впрочем, таких вещей повсюду было великое множество, и вождь запретил и себе, и сыну приглядываться к ним. Потому что справедливо полагал, что этот чудесный сон когда-нибудь кончится, и они вернутся в свои пещеры. Ну, или хотя бы один из них. И это будет правильно. А королеве Бэйле было не до диковин. Она еще раньше чуть ли не обнюхала всех спутников Товарища Полковника; теперь Марию Васильевну, и показала жестом: «Нет, с ней все в порядке!». Все вздохнули с облегчением.
– Запускай, – Полковник скомандовал Холодову, сам становясь рядом с Дубом.
Впрочем, ни Дуб, ни его сын Александра Николаевича сейчас не интересовали. Вождя тоже – как бы странно это не звучало. Виталька опять спрятался в душе с наследником; отдал все органы своих чувств колдунье. А та, не мигая, всматривалась поочередно в каждого входящего, которые после полутьмы за пределами этой пещеры моргали и щурились от ярких огней пещеры. Откуда изливались эти лучи, сравнимые с солнечными, Виталька разглядеть не успел. А теперь не очень-то интересовался. Он с волнением и дрожью в душе следил изнутри за губами, за шепотом Бэйлы: «Нет… нет… нет… Он!».
Вождь даже не успел разглядеть того, кто блеснул безумными глазами из полутьмы. Полковник выдернул этого безумца из общей очереди так аккуратно и стремительно, что шагнувший следом человек, скорее всего, ничего не понял. И опять потянулось: «Нет… нет… нет… нет…». До тех пор, пока Холодов не вошел с лицом, на котором читалось: «Какие команды будут еще, товарищ полковник?».
– Все? – спросил Полковник.
– Все! – вытянулся в немалый рост сержант Холодов.
– Нет, не все, – перебила его Мария Васильевна, – нет шестерых. Не считая, конечно, родильного отделения.
За последние слова Полковник одарил ее таким тяжелым взглядом, что отшатнулся даже Виталька, которого этот взгляд задел только краешком.
– Кто. Эти. Шестеро?! – в голосе Полконика опять осталась только сталь.
– Финны, – поспешила ответить Мария Васильевна – уже из-за спины Тракториста, – живут в общежитии, в одном блоке. Заявления на коттеджи пока не подавали.
Выходя вслед за Товарищем Полковником под своды большой центральной пещеры, вождь услышал, как тот же Тракторист проворчал:
– Скорее всего, никаких заявлений эти горячие финские парни подавать больше не будут.
Перед очередной дверью собрались все.
– Постучим? – робко, опять из-за спины (теперь уже Прохвесора) предложила Мария Васильевна.
Командир ей не ответил. Точнее ответил – пинком в дверь. Та влетела внутрь, стукнувшись о что-то мягкое, никак не отреагировавшее на удар. А потом Командир сам мягко втек в комнату, и уже там встал на ноги, выражая расслабленной спиной (это подсказала все та же колдунья) отвращение, гнев, и… приглашение – всем им – «насладиться» эти букетом. Что такое «букет», вождь не знал; предположил, что кто-то из местных тоже владеет способностями, сравнимыми с колдовскими чарами королевы амазонок, и сейчас наделяет всю пещеру своими мыслями. Толпа, в которую сбились гости, и хозяева пещер, ввалилась внутрь вместе. А потом резко разделилась; женщины – Марья Васильевна и Света Левина, вдвое выше ее, резко отделились от толпы; выскочили из пещеры, заполненной ужасом; кусками человеческих тел, валявшихся повсюду, густым чадом костра, на котором подгорало что-то тошнотворно-сладкое (скорее всего, тоже человечина), наконец, аурой смерти и безысходности, что буквально зримо виднелась между двумя людьми, сидевшими на полу и уставившимися друг другу в лицо. Они были чем-то похожими – и лицами, и пугающей пустотой взглядов, и неимоверной силой, с какой пили жизнь друг друга (еще одна подсказка Бэйлы).
Очевидно, силы этих Зверей были равны. Так что сказать, кто одержал бы победу в этой битве воли и чародейского мастерства, не смог бы, наверное, никто. Кроме Товарища Полковника. Который и оказался победителем. Два мягких удара по темечку – одному и второму – и длинная прочная веревка опутала этих тварей так же крепко, как прежде другого – в прежней пещере.
– Ну, и кто это у нас? – повернулся Полковник к Дубу – после того, как отослал Холодова за людьми, которым надлежало собрать здесь останки.
Костер волшебным образом, не понятым вождем, уже погас. Колдунья склонилась над первым из пленников, и забормотала что-то вообще невообразимое. А закончила ругательствами – грязными, неприличными, корявыми, но вполне понятыми русом. И еще – Прохвесором, который побледнел, как замерзшая вода, падающая с неба во время самых жестоких штормов, и прошептал, не обращаясь ни к кому:
– Дикарь! Это же дикарь, который едва не съел меня, и сержанта, и который Марио…
– Понятно, Алексей Александрович, – остановил его Полковник, – можешь не продолжать. Следующий!
«Следующий» вдруг запел, попытавшись вытянуться. Кто бы ему дал? Ремни не дали. А потом и Полковник – стукнув его легонько по макушке. Пленник умолк, а Полковник с видимой брезгливостью проворчал:
– Вот уже не думал, что еще раз услышу гимн Соединенных Штатов. Это, я полагаю, капитан Браун. Не забыл такого, Алексей Александрович?
Прохвесор побледнел еще раз. А Командир продолжил:
– Предполагаю, что твой с Холодовым «друг» проснулся первым, и решил устроить тут пикничок. А следом явился капитан, решивший померяться с ним кровожадностью.
И опять он повернулся к Витальке с вопросом, который готов был сорваться с языка, но так и не сорвался. Но королева ответила на него.
– Можешь не беспокоиться, Товарищ Полковник – больше тварей в твоей пещере нет.
Полковник помолчал. Недолго. Но очень… мучительно. А потом улыбнулся тепло и удивительно доверчиво – словно вокруг не валялись ошметки человеческих тел, и не поднялся опять от костра тошнотворный дымок:
– А пойдемте, мы вас с нашими королевами познакомим.
– А собрание? – это спросил Тракторист, бесцеремонно влезший в разговор своего вождя с тремя вождями племен.
– А что собрание? – пожал плечами командир, – кворума там пока нет. Вот эти ребята закончат здесь; отмоются, и придут в столовую. К тому времени и мы освободимся.
«Ребята» – это те, кого привел с собой Холодов, и кто стоял сейчас, не решаясь войти.
– А ты, Мария Васильевна, – Полковник со всеми уже вышел из пещеры смерти, – составь пока списки… погибших. Назовем их всех на собрании поименно. Ну и обрадуем, что врага удалось вычислить и повязать.
– А что с ними будем делать? – это опять выступил Тракторист, имевший, кажется, право высказывать свое мнение без разрешения вождя.
– А об этом будем думать, – опять нахмурился Александр Николаевич, – крепко думать. И у союзников совета попросим…
– А что спрашивать? – думали Дубы – и старший, и младший – пока они толпой шли за Полковником в «родильное отделение», находившееся совсем рядом с тем страшным местом, куда унесли еще двух пленников.
Думал все то долгое время, пока королева Бэйла в веселом изумлении общалась с собственной копией и ее новорожденной дочкой; и с женой Прохвесора, оказавшейся великой воительницей; и со спутницей самого Полковника, от которой колдунья отшатнулась, едва заглянув в глаза – не в страхе, а в почтении.
– А что спрашивать? – повторил он вопрос Полковника, уже выйдя из родильного отделения и направляясь в «свою» пещеру, где ждали сородичи и «Железный капут», – правила одни для всех – око за око, смерть за смерть. Различия только в способах. Можно убивать долго и мучительно – под одобрительные крики племени. А можно – просто раздеть, и выгнать под живительные лучи солнца. Черви подарят смерть быструю, и практически безболезненную. Ерш подтвердит.