Вэн почти не помнил своего папу.
Поэтому он его воображал.
– Твой папа творил магию, – говорила его мама всякий раз, когда Вэн спрашивал о нём.
Многие годы Вэн представлял папу в длинной шёлковой мантии и с блестящим цилиндром на голове, разбрасывающим колоды карт и заставляющим кроликов исчезать в маленьких облачках дыма. Но со временем он понял, что мама имела в виду совсем другое.
На самом деле его папа был сценографом. Его звали Антонио Филлипп Гейджез-Гарсия, и с помощью света, тканей, теней и сухого льда он создавал спецэффекты, от которых у зрителей замирало сердце. Насколько Вэну было известно, его папа всё ещё работал, скорее всего, в каком-нибудь европейском мегаполисе, делал наброски сцен и устанавливал разное хитроумное оборудование.
Если Вэн когда-нибудь и тосковал без папы, то он об этом не помнил.
Но кое-что он от него унаследовал, помимо тёмных глаз и волос и части длинного имени.
Макет сцены.
Мама уже собиралась от него избавиться. По её словам, нет смысла хранить кучу объёмных вещей, если через полгода ты опять куда-нибудь переедешь, поэтому она регулярно что-нибудь выбрасывала, а Вэн регулярно что-нибудь спасал из кучи приготовленных на выброс вещей.
А макет сцены просто необходимо было спасти. Он представлял собой чёрный деревянный прямоугольник два фута в длину и один в ширину, окружённый с трёх сторон «стенами» из чёрного бархата, а впереди была золотистая авансцена с красным «занавесом», который можно было открывать и закрывать, потянув за шнурок.
Макет был идеального размера для коллекции Вэна.
Тем вечером, как только они с мамой вернулись в их нынешнюю квартиру, Вэн торопливо пересёк кухню и узкий коридор и забежал к себе в комнату. Закрыв за собой дверь, он снял слуховые аппараты и положил их на привычное место на прикроватном столике. Вэн обычно снимал их, если ему больше никуда не нужно было идти. Всякий раз у него было такое чувство, будто кто-то широкой метлой проходился внутри его головы, выметая весь сор и гам. И теперь он мог сосредоточиться на действительно важных вещах.
Вэн опустился на колени перед своей миниатюрной сценой и вытянул из-под кровати тяжёлый пластмассовый ящик. Внутри лежали сотни маленьких вещиц, которые кто-то потерял, уронил, выбросил или забыл, а Вэн их затем нашёл, подобрал, отчистил и сохранил.
В ящике были маленькие пластиковые мечи и бумажные зонтики из придорожных кафе. Маленькие фигурки животных, кружки и автомобили, сломанные украшения и жетоны из разных настольных игр. Оловянный солдатик, найденный в лондонском метро, и крошечная каменная жаба, на которую он сел в немецком поезде, и трёхлапый лев из общественного туалета где-то в Австрии.
Вэн где уже только не успел побывать. Большинство мест оставило после себя размытое впечатление: Лондон вспоминался как большое серо-синее пятно, Париж – как большое пятно цвета слоновой кости, а Рим – как большое солнечное пятно. Но это не распространялось на предметы из его коллекции. Они с готовностью выпрыгивали из закоулков памяти, будто резиновые уточки, плавающие на поверхности бескрайнего мутного моря.
Вэн достал из кармана красного пластмассового космонавта и положил его в ящик. Порывшись в нём немного, он нашёл маленькое зеркало и старую рюмку для яйца. Поставив зеркало вертикально в рюмку, он расположил его в центре сцены, где оно слегка напоминало фонтан, и добавил по краям пластиковых деревьев. У него в коллекции не было ни одной белки, зато были две кошки, причём одна была белой с пушистым хвостом. Пойдёт. Вэн перебрал своих кукол, но они все были слишком разукрашенными и принаряженными и совсем не походили на девочку в пальто. Он раздумывал взять взамен игрушечного солдатика или маленькую статуэтку святого, подобранную им на обочине в Буэнос-Айресе, но в итоге остановил выбор на деревянной пешке из шахматного набора. Она и близко не напоминала ту странную девочку, но хотя бы не вызывала острого ощущения неправильности.
Как и всегда, Вэн играл роль маленького пластмассового супергероя с чёрным плащом.
Супер-Вэна.
Вэн поставил кошку-белку рядом с фонтаном и положил на зеркало несколько иностранных монет. Затем поднёс к ним пешку и наклонил, будто она собиралась их взять. На сцену вышел Супер-Вэн.
– Тебе не следует брать эти монеты, – решительно заявил он. – Люди бросали их, загадывая желания.
Вместо того чтобы развернуться и окатить водой белку, а затем ткнуть в Вэна мокрым пальцем, пешка понурила круглую голову.
– О, – сказала Девочка-пешка. – Простите меня. Я не знала. Мне просто очень нужны деньги.
– Зачем тебе деньги? – спросил Супер-Вэн. – Ты голодна? Тебе нужна помощь?
– Да, – ответила Девочка-пешка. – Да, пожалуйста. Я так голодна…
– Жди здесь, – приказал Супер-Вэн.
С игрушкой, зажатой в кулаке, Вэн принялся рыться в своём ящике с сокровищами. Он нашёл набор красивых пластмассовых фруктов из токийского парка, на который он едва не наступил, маленький серебряный кубок, когда-то принадлежащий, по всей видимости, маленькому серебряному королю, и несколько ластиков в виде пиццы, гамбургера и других миниатюрных блюд.
– Поберегись! – закричал Супер-Вэн, пролетая над сценой и сбрасывая продукты на манер съедобных бомб.
Девочка-пешка и белка обрадовались.
– Ты мой спаситель! – воскликнула Девочка-пешка, когда Супер-Вэн грациозно приземлился на фонтан. – Я никогда тебя не забуду! Скажи мне, как тебя зовут, чтобы я смогла тебя найти!
– Можешь звать меня Супер-Вэн. А как твоё имя?
– Я…
Вэн замолчал и прокрутил в пальцах маленькую деревянную фигурку. Как могут звать девочку, бродящую по городским паркам в слишком большом для неё пальто и с шумной белкой на плече? Он перебрал имена девочек из школы, затем из предыдущей школы и из школы до этого, но ни одно его не устроило. Он не мог придумать такое имя, что подошло бы этой странной девочке с белкой.
Он продолжал задумчиво вертеть пешку в ладони, когда дверь его спальни открылась. Вэн уловил запах лилий от маминых духов за секунду до того, как она коснулась его плеча.
– Играешь со своим макетом? – спросила она.
Мама Вэна любила называть вещи красиво. Маленькая сцена для неё была «макетом». Фильмы – «кинематографом». Кофе с молоком – «кафе-о-ле». Мама Вэна никогда не ходила «в туалет». Она шла «попудрить носик».
– Вроде того, – отозвался Вэн.
– Я только сейчас вспомнила, что мы с тобой забыли кое-что сделать сегодня, – сказала мама, присаживаясь на край его кровати. – Нам нужно было выбрать подарок на день рождения Питера Грея.
Вэн вздрогнул, попав локтем по сцене. Супер-Вэн свалился в фонтан.
– С чего нам покупать подарок на день рождения Питера Грея?
– Потому что ты идёшь к нему в гости в субботу. Я же тебе говорила. – Ингрид Марксон посмотрела в округлившиеся глаза Вэна. – Я думала, что я тебе говорила. Он пригласил тебя несколько недель назад.
– Он пригласил?
– Ну… Чарльз пригласил тебя вместо Питера.
– Кто такой Чарльз?
– Мистер Грей. – Мама широко улыбнулась. – У него есть имя, знаешь ли.
Мистер Грей был художественным руководителем оперной компании, что наняла маму Вэна на этот сезон. Вэн знал, что он был важным человеком. Мистер Грей тоже это знал. Он носил деловые костюмы, говорил с британским акцентом (фальшивым, как подозревал Вэн), у него всегда было такое выражение лица, будто окружающие наводили на него скуку. Его сын, Питер, был весь в отца – за минусом костюмов и акцента.
– Идти обязательно? – спросил Вэн.
Мама откинулась назад и пригладила ладонью свою высокую причёску.
– Ты правда считаешь, что тебе необходимо об этом спрашивать?
Вэн поставил пешку на сцену.
– Нет.
– Я выберу подарок для Питера завтра, – сказала мама, и Вэн опять на неё посмотрел. Она встала и лениво потянулась. – В холодильнике полно остатков из ресторана «У Лео», если ты голоден.
Последние слова мама сопроводила жестами: поджала пальцы одной руки, изображая чашу, и провела ею перед грудью сверху вниз. Она всегда озвучивала свои мысли, когда говорила с ним на языке жестов, что случалось редко. Вэну было почти пять лет, когда мама обратила внимание на его проблемы со слухом. С тех пор он не только обзавёлся маленькими синими слуховыми аппаратами, но и стал настоящим экспертом в чтении лиц и поиске источников звуков. Сам по себе язык жестов Вэну нравился: ты будто передавал руками беззвучные тайные послания, – вот только говорил он на нём лишь с мамой, а она никогда ничего не делала тихо.
– Хорошо, – сказал он.
Мама открыла дверь в коридор.
Минутой позже Вэн уловил тихий звонкий гул – мама села за стоящий в гостиной рояль. За ним последовал гул немного громче и выше – мама запела. Переливы её голоса напоминали мазки кисти по холсту с размытыми краями, обозначающими высокие ноты, которые уши Вэна не могли уловить.
Он захлопнул дверь.
Вернувшись к своей маленькой сцене, он подобрал Супер-Вэна и Девочку-пешку. Но почему-то ни одна реплика больше не шла на ум. Вернув их на место, он поднял фигурку кошки-белки.
– Скорее-скорее-скорее! – прокричала она.
Вэн поставил и её тоже и тяжело вздохнул.
Он бы предпочёл нырнуть головой вперёд к склизкому дну фонтана в парке, чем идти на день рождения Питера Грея. Но у него не было выбора.