За дверями оказалось самое большое из всех уже увиденных Вэном помещений.
Оно было таким огромным, что предыдущие залы казались в сравнении с ним крошечными. Оно было больше всех кафедральных соборов и концертных залов, где Вэну приходилось бывать. Выложенный плиткой пол тянулся далеко вперёд подобно сужающейся ковровой дорожке. Стены были такими высокими, что создавалось впечатление, будто они загибаются внутрь. Здешний потолок, в отличие от прошлых залов, представлял собой стеклянную мозаику, сквозь которую лился мягкий серебристый свет. От размеров помещения, его освещения и стоящих здесь запахов металла, специй и дыма у Вэна на секунду всё поплыло перед глазами.
Он заставил себя сфокусировать взгляд. Вдоль высоченных стен стояли бесконечные ряды стеллажей до самого потолка. Рядом с ними громоздились строительные леса и вздымались спиральные лестницы со ступенями из железных прутьев, сплетённых вместе, подобно паутине. Люди в тёмных пальто поднимались и спускались по стремянкам, что-то торопливо писали в регистрационных журналах, делали пометки на бумажных ярлычках, привязывали их или клеили на стеклянные бутылочки всевозможных размеров, форм и цветов.
Именно они стояли на полках.
Бутылочки.
Зелёные, бирюзовые и тёмно-синие бутылочки. Блестящие бутылочки. Бутылочки, покрытые толстым слоем пыли. Бутылки размером с канистры и маленькие пузырьки, что легко поместятся во рту. От их мерцания голова шла кругом. Но Вэн никак не мог разглядеть, что было внутри.
И времени выяснять это не было. Девочка с белкой направлялась к центру зала.
Вэн торопливо следовал за ней, прячась за лестницами и стремянками. Никто не обращал на него внимания. Затаившись за спиральной лестницей, Вэн смотрел, как девочка поднялась на высокую платформу, где мужчина в очках, размерами и очертаниями сильно напоминающий императорского пингвина, что-то писал в большой книге.
Девочка остановилась перед ним. Маленький мужчина кивнул. Девочка отдала что-то маленькое, мягкое и серебристое сидящей за столом справа от неё женщине в тёмном пальто. Та опустила это в синюю бутылочку. Мужчина рядом с ней привязал к горлышку ярлычок. Ещё одна женщина с лежащим на плечах опоссумом схватила бутылочку и поспешила куда-то вглубь огромного зала.
Держась теней, Вэн заторопился за ней. Он обогнул холм из тусклых пенни и гору из маленьких осколков костей и увидел, как женщина поставила бутылочку на одну из нижних полок. Вэн дождался, когда она уйдёт, и подошёл ближе.
Все бутылочки на этой полке были маленькими, размером с его ладонь. Какие-то были цветными, а другие прозрачными, как кристаллы льда; какие-то чистыми, а другие тусклыми из-за пыли. Изумрудно-зелёные бутылочки стояли аккуратными рядами, будто банки домашних заготовок, и внутри каждой светилось что-то вроде маленького золотого уголька. На одном из ярлычков выцветшими чернилами было написано: «Элизабет О’Коннелл. 12 августа 1900. Метеоритный дождь Персеиды». Даже сквозь толстый слой пыли Вэн ясно видел внутри светящийся уголёк.
Но ему была нужна совсем другая бутылочка.
Вот она. На самом краю полки прямо перед ним стояла маленькая, блестящая тёмно-синяя бутылочка. Внутри неторопливо закручивался серебристый завиток.
Вэн прочёл надпись на ярлычке. Затем ещё раз, желая убедиться, что слова и числа внезапно не исчезли.
«Питер Грей. 8 апреля. Двенадцатый день рождения».
Он вызвал в памяти последние секунды праздника. Торт с космическими кораблями. Питер задувает свечи. Белка зажимает в зубах серебристый завиток.
Вэн потянулся к бутылочке, и завиток внутри закружил быстрее.
Она ничем не отличалась от космонавта, которого Вэн выдернул из земли в парке. И от всех других забытых и никому не нужных маленьких вещиц, которые он нашёл и спас. Она ждала именно его.
Его движения были такими быстрыми и выверенными, что никто бы ничего не заметил, если бы не смотрел специально. Вэн схватил бутылочку и сунул её в карман в компанию к маленькой фарфоровой белке.
Вдруг плечу стало тяжело, будто на него опустилась чья-то рука.
– Что ты делаешь? – раздался рядом с его ухом голос.
Вэн резко повернул голову вправо.
Но там никого не было.
Не считая серебристой белки с пушистым хвостом, которая сидела на его плече и смотрела на него блестящими глазками.
– Что? – прошептал Вэн.
Белка моргнула.
– Что?
– Это ты спросил: «Что ты делаешь?»?
– Возможно. Наверное. – Взгляд белки сместился с лица Вэна на одну из блестящих бутылочек. – О-о, синий! Мой любимый цвет. Ещё зелёный. И коричневый. И розовый. И синий. О-о, смотри! Синий!
Вэн перестал дышать. Его всего колотило. Он не был уверен, что из происходящего было более невероятно: что с ним разговаривала белка или что он слышал её так ясно, будто её голос раздавался прямо у него в голове.
– Мне это кажется? – прошептал Вэн. – Как тогда, когда я представил голос белки из своего кармана?
Белка на его плече удивлённо спросила:
– У тебя в кармане белка?
– Я…
– Кто именно? Корнелиус? Он маленький. Или Элизабетта? Или Барнавельт? Погоди. Нет. Барнавельт – это я. Так там Корнелиус?
– Ты… – выдохнул Вэн. – Ты правда разговариваешь?
– Я не разговариваю. Это ты слушаешь. – Белка наклонила голову и дёрнула носиком. – Чуешь попкорн?
– Что?
– Может, кто-то пожелал попкорна. Обожаю попкорн. – Взгляд белки опять сфокусировался на Вэне. – Эй! Зачем тебе эта бутылочка?
Вэн невольно прижал ладонь к карману.
– Какая бутылочка?
– Что у тебя в кармане. Вместе с Корнелиусом.
– А, я… – запнулся Вэн. – Она принадлежит моему другу. Вроде как. Я просто берегу её для него.
– Но Галька сказала… – Всё тело белки внезапно напряглось. – Сокол! – вскрикнула она и нырнула за ворот Вэна.
Вэн посмотрел вверх. Над ними, отбрасывая тень на ряды блестящего стекла, пролетела ширококрылая птица.
– Не люблю соколов, – прошептала белка. Дождавшись, когда птица улетит, она вылезла назад на плечо Вэна. И опять вздрогнула. – Эй! Галька!
Вэн развернулся, готовый уклоняться от летящих в них мелких камней.
Позади него стояла девочка с разинутым ртом и совершенно круглыми глазами цвета заплесневевших пенни.
– Галька! – воскликнула белка. – Так здорово тебя встретить! Сто лет не виделись!
Галька не ответила. Она смотрела на Вэна. Вэн смотрел на неё. Они так долго друг на друга смотрели, что Барнавельт отвлёкся и стал громко вылизывать передние лапки.
– Что ты здесь делаешь? – наконец спросила Галька.
– Что ты здесь делаешь? – одновременно с ней выпалил Вэн. – Что вы все здесь делаете? Зачем вы собираете старые пенни и дым от праздничных свечей?
Глаза Гальки стали ещё больше. Вэн увидел поверх её плеча, как мужчина на подиуме достаёт из кармана горсть монет. Он брал их по очереди в руку, и всякий раз между его пальцами вспыхивал кружок мерцающего света, словно его испускали сами монеты. Он передавал эти световые кружки другому мужчине, при этом они на секунду вспыхивали зелёным, а тот опускал их по одному в бледно-голубые бутылочки и затыкал пробкой. Покончив с монетами, первый мужчина бросил их к куче других и ушёл.
– Я практически уверен, что чую попкорн, – произнёс тихий голос в ухо Вэна. – Кто-нибудь ещё чует попкорн?
– Нет, Барнавельт, – хором сказали Галька и Вэн.
Брови Гальки взлетели вверх. Вэн набрал воздуха в грудь, но, прежде чем он успел пошевелиться, или что-нибудь сказать, или даже подумать над своим следующим вопросом, Галька схватила его за руку.
– Тебе нужно уйти отсюда, немедленно, – прорычала она и, не отпуская запястья Вэна, бросилась к двойным дверям.
– Почему? – спросил Вэн, пока Галька тащила его по проходу. Барнавельт так и сидел у него на плече. – Почему мне нельзя здесь быть?
– Потому что кто-нибудь может тебя увидеть, – прошипела Галька. – Не могу поверить, что этого ещё не произошло!
– А что будет, если они меня увидят?
– Не знаю, – Галька выдернула через дверной проём его в темноту лестницы. – Но будет плохо.
Вэн, спотыкаясь, побежал за ней по ступеням вверх.
– Они сделают мне больно?
Галька на секунду замерла, и у Вэна похолодело в желудке. Затем она прибавила шагу и пробурчала что-то, что он не смог разобрать.
– Да! Давай! – радостно восклицала белка на плече Вэна. – Пошёл!
– Я ничего не сделал, – сказал Вэн, что почти не было ложью. Но от мысли о лежащей в кармане бутылочке у него опять ёкнуло в животе. – Я просто смотрел.
– Уже достаточно! – разнёсся во мраке голос Гальки. – …Не должен был видеть ничего из этого!
– Почему нет? Что вы…
Но конец вопроса Вэна поглотил нарастающий рёв.
Тот же жуткий звук, что ему уже приходилось слышать, налетел сокрушительной волной, резонируя в темноте и внутри головы Вэна. Ступени задрожали. Вэн вырвал руку из пальцев Гальки и схватился за каменные перила. Они тоже вибрировали. Вэн зажмурился и вцепился в них изо всех сил.
Наконец звук стих, а вместе с ним унялась и дрожь. Холодный воздух застыл.
Вэн заставил себя отпустить перила и посмотрел на стоящую рядом Гальку.
– Что это было?
Та моргнула.
– Ты о чём?
– Об этом звуке.
– Каком звуке?
– Ты должна была его слышать! Этот звук! Этот истошный воющий рёв!
Вэн повернул голову к Барнавельту. Белка посмотрела на него, после чего перепрыгнула на плечо Гальки.
– Похоже, он раздаётся откуда-то снизу. – Вэн перегнулся через перила, но не увидел ничего, кроме бесконечной чёрной пропасти. – Мы что, над линией метро? Или там внизу какое-то гигантское животное?
– Я не понимаю, о чём ты, – напряжённым тоном отозвалась Галька.
– Я говорю об этом звуке! – нетерпеливо повторил Вэн. – Я чувствовал его. Я…
Он повернулся к Гальке.
Но она уже была не одна.
Их окружала целая группа людей в длинных тёмных пальто.
Кто-то схватил его за руку. Вэн посмотрел вверх и встретился взглядом с большой чёрной птицей.
Она сидела на плече крупного мужчины с тёмными глазами и длинными чёрными волосами. Он был одет в пальто с бесчисленными завязками, крючками и маленькими кожаными мешочками, а прямо под его ключицей поблёскивал устрашающего вида нож в чехле.
Мужчина сгрёб двумя руками Вэна за ворот рубашки и поднял в воздух.
– Маленький мальчик, – сурово сказал он низким голосом, – ты совершил серьёзную ошибку.