Митька иронически усмехнулся и спросил:
– Да ты почем знаешь об этом? Ты разве видел ее?
– Видел… – ответил Соболев.
– И влюбился?
– В нее нельзя не влюбиться!.. Стоит лишь увидать…
– Да не может быть!
– Клянусь тебе.
– Но где же ты мог ее видеть?
– Да ведь я из-за этого и опоздал на заставу.
– А-а! Ты из-за этого опоздал на заставу!
И мало-помалу Митька своими вопросами заставил Соболева рассказать подробно, как он случайно заглянул в щель частокола, как увидел сад и как, наконец, показалась в этом саду та, которой он не забудет уже всю жизнь и которую «отнял у него» герцог Бирон.
– Понимаешь, видал я девушек и женщин до сих пор, – рассказывал Иван Иванович, – но все они – ничто пред нею…
– Так, брат, все всегда думают, – усмехнулся Жемчугов.
– Нет, Митька, я – не «все»!.. Уверяю тебя: такой, как она, другой нет и не может быть на свете.
– И это все говорят… тоже…
– Ну, мне все равно… теперь я знаю, что все погибло для меня, а там пусть говорят, что хотят… Ты знаешь, я теперь рад, что попал в Тайную канцелярию и что мы сидим теперь в каземате.
– Ну, ты за себя говори, а меня оставь! Я хочу выбраться как можно скорее.
– А мне все равно… теперь для меня все кончено… не жить мне больше!..
– Отчего же не жить?
– Пусть делают со мной, что хотят!.. Пусть взводят, какие хотят, обвинения – я оправдываться не буду… Все кончено…
– Ну, погоди еще!.. Может быть, тебе так только показалось, а на самом деле оно и не так вовсе… Ты мог ошибиться домом.
– О, нет!.. Сад принадлежит именно к забытому дому, куда входил герцог…
– Ну, что ж, и это ничего… все-таки тебе это не помешает познакомиться с твоей красавицей.
– Но это невозможно!
– Для истинной любви ничего невозможного нет.
– Ты думаешь?
– Истинная любовь творит чудеса.
– И ты думаешь, что мне удастся пробраться к ней?
– Отчего же нет?
– Но герцог!
– Что герцог?
– Ведь все-таки она принадлежит ему.
– Если это и так, то, как ни грустно, все-таки тут ничего нет такого ужасного!.. Ведь она не знает о твоей любви, ни даже о твоем существовании.
– А ты можешь себе представить, что она когда-нибудь узнает?
– Отчего же нет? Говорю тебе…
– Ну, тогда я хочу жить!..
– Вот то-то и оно!..
– Ты мне обещаешь помогать?
– Обещаю.
– Благодарю тебя! Ты знаешь, мы были до сих пор друзьями, но теперь ты мне такой друг, такой друг!.. Я просто тебе сказать не могу, какой ты мне друг… Но только вот что, Митька милый: дай ты мне одно обещание, одно обещание – крепкое свое слово, что ты не станешь рассказывать о моей любви – понимаешь? – никому, что это останется тайной между нами до гроба!..
– Постой! Почему же тайной?
– Так… чтобы никто не знал…
– Ни даже та, которую ты любишь?
– Тсс… и не говори об этом, и не смей!
Дверь в это время отворилась, и грубый голос крикнул:
– Дмитрий Жемчугов, к допросу!
Митьку вывели из каземата или – вернее – сделали только вид, что вывели, а на самом деле это была лишь комедия для него.
Его встретил в дежурной комнате Шешковский, который был дежурным сегодня в канцелярии на ночь и которому надоело сидеть одному. Поэтому он послал за Жемчуговым в каземат под предлогом допроса. Впрочем, тут играло также роль и нетерпение Шешковского узнать поскорее подробности дела.
– Ну, что, разузнал? – спросил он как только вошел Жемчугов.
– Все до ниточки, – ответил тот и передал все подробности, рассказанные Соболевым.
Шешковский весело потер руки от удовольствия и воскликнул:
– Ведь если все это подтвердится, то его светлость герцог Бирон в наших руках.
– Надо только Соболева высвободить. Понимаешь, он со своей влюбленностью, золотой человек, будет в наших руках, – сказал Митька.
– Да, он будет полезен, – согласился и Шешковский.
– Ну, еще бы!.. Так вот надо, чтобы Андрей Иванович постарался о нем завтра же.
Шешковский подмигнул Жемчугову и успокоительно произнес:
– Постараемся!