XI. В тайной канцелярии

Соболева ввели в ту самую Тайную канцелярию, при одном упоминании о которой приходили в ужас не только простые обыватели того времени, но и лица высокопоставленные и имевшие доступ даже к самой государыне.

О Тайной канцелярии ходило множество рассказов, и об ужасах, творившихся там, передавали с опаской; но все-таки передавали, что там пощады не дают никому. Там истязали, мучили людей, вытягивали на дыбе, жгли огнем и драли плетьми…

Соболев, шагая теперь ночью среди солдат, чувствовал себя совсем не в своей тарелке. Он был зол на себя за то, что сделал глупость и повел себя необдуманно, однако, отчаянию не предавался. Ему сейчас же пришло в голову, что если Митька так счастливо сегодня утром отделался от Тайной канцелярии, то, вероятно, и ему посчастливится как-нибудь отбояриться, убедив, что в его поступке никакого злого умысла не было, а все это он-де проделал ради одной лишь шутки.

Его привели в канцелярию и ввели в большую низкую комнату с кирпичным полом, освещенную тусклым фонарем с огарком сальной свечи.

В канцелярии, несмотря на ночь, не спали и ходили какие-то люди. Они о чем-то переговаривались, обращались к караульному, и Соболев слышал несколько раз повторенные разными голосами слова: «По приказанию самого герцога!»

Прошло немного времени – и его ввели в следующую комнату. Она была тоже большая, с кирпичным полом. Здесь тоже сальная свечка тускло освещала ясеневого дерева стол с бумагами, чернильницей с торчавшими в ней гусиными перьями и сидевших за столом двух человек.

Один из них, лет пятидесяти, с тщательно выбритым подбородком, в военном сюртуке и в немецком парике, нюхал табак из золотой табакерки; другой был гораздо моложе, и в нем Соболев узнал того самого человека, который сегодня утром приходил к нему в дом по доносу барона Цапфа на Митьку Жемчугова.

Узнав этого чиновника, Соболев очень обрадовался, как бы сразу уверившись, что теперь пойдет все отлично, и на вопрос старшего о том, кто он такой, назвал себя и добавил, показав на чиновника:

– Меня знает вот этот господин… Он сегодня был у меня в доме!

Но чиновник со своей стороны решительно никакого сочувствия Соболеву не выказал, а, напротив, довольно сурово и поспешно проговорил:

– Вы, сударь, совершенно ошибаетесь, и я вас совершенно не знаю!

– Но меня знает очень хорошо Дмитрий Яковлевич Жемчугов, который может засвидетельствовать обо мне, – сказал Соболев. – Потом знает еще князь Шагалов и многие другие…

– Об этом вас пока не спрашивают, – перебил его старший. – Отвечайте только на вопросы! Расскажите, как было дело и за что вас арестовали…

– За что меня арестовали, я не знаю, а дело было так! – ответил Соболев и чистосердечно и правдиво рассказал, что вчера, возвращаясь из-за города, он опоздал на заставу, через которую его не пропустили; не желая проводить ночь где-нибудь в герберге или на постоялом дворе, он пошел гулять и тут увидел двух незнакомцев с их лодкой и то, как они входили в заколоченный и, по-видимому, необитаемый дом.

– Где этот дом? – спросил старший.

Соболев указал самым подробным образом местоположение дома и затем продолжал рассказ вплоть до того, как его арестовали по приказу таинственного гребца.

Он думал, что его затем сейчас же и отпустят, но вышло совершенно не так. Его отвели через двор в каменный каземат, вонючий и грязный, с решетчатым окном и с кучей грязной соломы в углу на полу.

«Ну, что ж делать! – рассудил Соболев. – Так, так, так!.. Пусть будет, что будет!»

И он лег на солому.

Когда Ивана Ивановича увели из комнаты, где его допрашивали, и чиновник со своим старшим остались наедине, то этот старший обратился к своему подчиненному и, втягивая в нос понюшку табака из золотой табакерки, проговорил:

– Так его светлость герцог изволят ночью в лодке ездить в заколоченный дом?.. А мы и не знали этого!

– Я знал об этом, ваше превосходительство! – ответил чиновник. – То есть мне было дано знать от одного из наших наблюдающих при дворе герцога, что его светлость ночью изволят выезжать в лодке… Мною был сделан наряд для того, чтобы проследить эти отлучки…

– Как же вы можете учреждать наблюдения за его светлостью? – усмехнулся старший и прищурился.

– В интересах самого герцога, ваше превосходительство, для охраны от лихих людей! – ответил младший и тоже усмехнулся.

– Да разве что так!.. А кто был в наряде?

– Жемчугов.

– Митька?

– Он самый.

– Неужели он не дознался?.. Ведь он, кажется, самый способный?..

– Ему помешал вчера барон Цапф фон Цапфгаузен, который привязался к нему в пьяном виде.

– Да ведь этот барон сделал на Жемчугова донос.

– Самому герцогу, ваше превосходительство. Надо, конечно, Митьку выручить, потому что донос вздорный и облыжный.

– Ну, разумеется! Вы заготовьте к завтра доклад.

– Я послал сейчас за Жемчуговым.

– Для какой надобности?

– Ведь он живет в доме у Соболева, которого вы только что изволили допрашивать. Они – приятели.

– А что мы будем делать с этим Соболевым?

– Что, ваше превосходительство, прикажете, но, во всяком случае, нельзя нам забывать, что мы через этого Соболева получили весьма важное сведение о ночных поездках герцога в заколоченный дом.

– Да, я подумаю, как поступить.

– А пока Соболева держать у нас?

– Пожалуй, придется. Ведь герцог о нем, наверное, сам спросит.

– Мне кажется, ваше превосходительство, что этот Соболев не все говорит, что знает?!

– Что ж, вы хотите расспросить его построже?

– Строгость всегда можно употребить, но пока можно будет удовольствоваться разговором с ним Митьки Жемчугова.

– Ну, хорошо, поступайте, как знаете! Это дело я пока поручаю вам, а теперь я пойду.

– Слушаю, ваше превосходительство! – заключил подчиненный и проводил начальника до дверей.

Загрузка...