Глава 8 Брайан направляется домой
Когда джентльмены вошли в гостиную, юная леди играла одну из тех ужасных салонных пьес, которые начинаются вполне безобидно, но дальше накладывается столько различных вариаций, что становится абсолютно невозможно различить мелодию среди бесконечной суматохи восьмых и тридцать вторых долей. В этот раз исполнялась «По ту сторону изгороди» с вариациями синьора Тумпанини: юная леди за пианино брала уроки у этого известного итальянского музыканта. Когда мужчины вошли, мелодия была почти уже задавлена очень низкими и очень громкими тонами – правая педаль была нажата до упора – и оглушена непрекращающимся звоном высоких нот.
– Боже мой! Похоже, по ту сторону изгороди разыгралась буря, – сказал Феликс, подойдя к пианино. Он заметил, что за клавишами сидит Дора Фезервейт, богатая наследница, которой он оказывал внимание в надежде, что она захочет взять фамилию Роллестон. Поэтому, когда добросовестная Дора парализовала слушателей последним ударом, издав такой звук, будто джентльмен, перелезающий через изгородь, рухнул в парник с огурцами, Феликс очень громко выразил свое восхищение.
– Такое мощное произведение, мисс Фезервейт! – сказал он, опускаясь в кресло и мысленно удивляясь, как какая-нибудь струна не порвалась при этом последнем ударе. – Вы вложили душу в эту мелодию!
«И всю мускульную силу, видит бог», – добавил он мысленно.
– Это лишь дело практики, – ответила Дора со скромным румянцем. – Я играю на пианино по четыре часа каждый день.
«Боже мой! – подумал Роллестон. – Как же нелегко приходится ее семье!» Но эту мысль он оставил при себе и, переместив монокль на левый глаз, просто произнес:
– Как повезло вашему пианино…
Мисс Фезервейт, не способная подобрать ответ на такое замечание, опустила взгляд и загорелась румянцем, в то время как хитроумный Феликс поднял взгляд и вздохнул. Мадж и Брайан в это время сидели в углу комнаты, обсуждая смерть Уайта.
– Мне он никогда не нравился, – сказала девушка, – но это ужасно, что он вот так погиб.
– Не знаю, – ответил ее возлюбленный мрачно, – судя по тому, что я слышал, смерть от хлороформа сравнительно легкая.
– Смерть не может быть легкой, – возразила Мадж. – Особенно для молодого человека, полного здоровья и сильного духом, каким был Уайт.
– Кажется, ты жалеешь его, – заметил молодой человек с ревностью.
– А ты нет? – спросила его невеста с некоторым удивлением.
– De mortuis nil nisi bonum[11], – процитировал Фицджеральд. – Но поскольку при жизни я его ненавидел, вряд ли теперь от меня можно ожидать сожалений.
Мадж не ответила, а лишь быстро взглянула на его лицо и впервые заметила, что он выглядел нездоровым.
– Что с тобой, дорогой? – спросила она, положив руку ему на плечо. – Ты неважно выглядишь.
– Ничего-ничего, – ответил Брайан поспешно. – Я немного переволновался из-за работы… Но пойдем же, – сказал он, вставая, – пойдем на улицу, а то твой отец уже попросил паровой свисток что-то спеть.
Паровым свистком была Джулия Фезервейт, сестра возлюбленной Роллестона, и Мадж еле сдержала смешок, направившись на веранду с Фицджеральдом.
– Как тебе не стыдно, – сказала она, разразившись смехом, когда они вышли, – ее учили лучшие учителя.
– Как я им сочувствую! – ответил Брайан мрачно, услышав, как Джулия начала исполнять своим пронзительным голосом песню «Еще одна встреча». – Я лучше послушаю завывания призрака в замке, чем встречусь с ней снова, одной встречи более чем достаточно.
Мадж ничего не ответила. Облокотившись на ограду веранды, она любовалась лунной ночью. На лужайке в саду гуляли люди, некоторые из них останавливались и прислушивались к пронзительному голосу Джулии. Один мужчина казался особенно заинтересованным музыкой, поскольку не отводил взгляда от ограды дома. Брайан и Мадж говорили на разные темы, но каждый раз, когда девушка поднимала голову, она видела того мужчину, внимательно смотревшего на дом.
– Что ему надо, Брайан? – спросила она.
– Кому? – не понял ее жених. – А, – он увидел, как мужчина подошел к тропинке, не отрывая глаз от дома, – он очарован музыкой, полагаю, вот и все.
Мисс Фретлби промолчала, однако она не могла избавиться от мысли, что что-то не так, и дело вовсе не в музыке. А потом Джулия прекратила петь, и Мадж предложила вернуться внутрь.
– Зачем? – спросил Брайан, полулежа в удобном кресле и куря сигарету. – Здесь очень хорошо.
– Мне следует уделить внимание гостям, – ответила девушка, вставая. – Останься здесь и докури, – добавила она и с веселой улыбкой впорхнула в дом.
Некоторое время Фицджеральд сидел и курил, глядя на луну. Да, тот мужчина действительно следил за домом – он сел на один из стульев и не сводил взгляда с окон. Брайан выбросил сигарету и вздрогнул.
– Неужели меня кто-то видел? – пробормотал он, вставая. – Пф! Конечно, нет, и возница ни за что не узнает меня. Будь проклят этот Уайт! Лучше бы я никогда не встречал его.
Молодой человек в последний раз взглянул на темную фигуру возле тропинки и зашел в теплую, ярко освещенную комнату. Что-то беспокоило его, и он обеспокоился бы еще больше, если бы знал, что мужчина на улице был одним из самых умных детективов Мельбурна.
Горби наблюдал за домом Фретлби весь вечер и был уже весьма раздражен. Морланд не знал, где живет Фицджеральд, а поскольку это было одним из главных фактов, который хотел выяснить сыщик, он решил проследить за Брайаном до самого дома.
– Если это возлюбленный той милой девушки, я дождусь, пока он не покинет дом, – убеждал Сэмюэль сам себя, заняв место на лужайке. – Он держится рядом с ней, а когда уйдет, мне не составит труда выследить, где он живет.
Когда ранним вечером Брайан появился на дороге, ведущей к дому Марка Фретлби, на нем был вечерний костюм, легкое пальто и мягкая шляпа.
– Проклятье! – вырвалось у Горби, когда он увидел, что Фицджеральд исчез. – Не может же он быть таким глупцом, чтобы разгуливать в той же одежде, в которой убрал Уайта, и думать, что его не узнают! Мельбурн – не Париж и не Лондон, нельзя же быть таким беспечным… И как же он удивится, когда я надену на него наручники. Ну что ж, – продолжил он, зажигая трубку и садясь на лужайке, – полагаю, мне придется подождать его здесь.
Терпение следователя подверглось испытанию – час проходил за часом, но никто не появлялся. Он выкурил несколько трубок и наблюдал за людьми, прогуливающимися при свете луны. Несколько девушек ходили, обнимая друг друга за талию и хохоча. А затем из дома вышли молодой человек с женщиной, очевидно, влюбленные. Они прошли мимо Горби, сели рядом с ним и стали пристально смотреть на него, намекая, что ему следует уйти. Но детектив не обращал на них никакого внимания и неотрывно следил за домом напротив. В конце концов влюбленные с негодованием покинули свое место.
Затем Горби увидел, как Мадж и Брайан вышли на веранду, и услышал в ночной тишине странный нечеловеческий звук. Это было пение мисс Фезервейт. Он увидел, что Мадж зашла обратно в дом, и вскоре Фицджеральд последовал за ней. Уходя, он обернулся и внимательно посмотрел на детектива.
– Ага, – заметил Горби и снова зажег свою трубку. – Мучает совесть, не так ли? Подождите немного, мой дорогой друг, и я посажу вас за решетку.
Затем гости вышли из дома, и их темные фигуры стали расходиться по одному, пожимая руки и желая друг другу спокойной ночи. Вскоре Брайан вышел на тропинку с Марком Фретлби и Мадж, которая держала отца за руку. Хозяин дома открыл ворота и протянул руку.
– Спокойной ночи, Фицджеральд, – сказал он сердечно, – мы всегда вам рады.
– Спокойной ночи, Брайан, – проговорила Мадж, поцеловав любимого. – Не забудь о завтрашнем дне.
Затем отец и дочь закрыли ворота, оставив молодого ирландца снаружи, и пошли обратно в дом.
– О! – проговорил Горби. – Если бы вы только знали то, что знаю я, вы бы не были так добры к нему.
Брайан прогулялся по лужайке и, пройдя мимо сыщика, дошел до отеля «Эспланада». Там он облокотился на ограду и, сняв шляпу, наслаждался спокойствием и красотой позднего часа.
– Какой красивый парень! – пробормотал Горби с сожалением. – Сложно поверить, но доказательства слишком явные.
Ночь была очень тихой. Ни дуновения ветра, даже морской бриз стих. Брайан смотрел на рябь на воде и на маленькие волны, набегавшие на песок. Узкий длинный пирс, как черная нить, врезался в полотно переливающегося серебра воды, и вдали, словно сказочные фонарики, мерцали огни Уильямстауна. Над этим умиротворяющим пейзажем раскинулось небо, которое понравилось бы Доре[12], – тяжелые кучевые облака навалились друг на друга, как скалы, нагроможденные титанами в надежде взобраться на Олимп. Потом в белых клубах появился просвет, и можно было увидеть сверкающий звездами кусочек темно-синего неба, а в самой глубине скользила луна, проливая свет на облачный край и как бы даря надежду. К раздражению Сэмюэля, который не особо интересовался пейзажами, Брайан разглядывал небо несколько минут, восхищаясь удивительной красотой и грацией света и тени. Наконец он зажег сигарету и пошел по пирсу.
– Хм, самоубийство? – пробормотал Горби. – Только не в моем присутствии. – Сыщик прикурил трубку и последовал за молодым человеком.
Он нашел преследуемого облокотившимся на парапет в конце пирса и смотрящим на бурлящее внизу море, волны которого вздымались и опускались в чарующем ритме, успокаивающем и завораживающем слух.
– Бедняжка! Бедняжка! – разобрал детектив, подойдя поближе. – Если бы она все знала! Если бы…
В этот момент Брайан услышал приближающиеся шаги и резко обернулся. Следователь увидел, что лицо его мертвенно-бледно в лунном свете, а брови сдвинулись, выражая гнев.
– Какого черта вам надо?! – выкрикнул ирландец, когда детектив остановился. – Зачем вы следуете за мной повсюду?
«Увидел, как я следил за домом», – сделал вывод Сэмюэль.
– Я не слежу за вами, сэр, – сказал он вслух. – Я полагаю, пирс не частная собственность. Я пришел сюда подышать свежим воздухом.
Фицджеральд не ответил, а резко обернулся и быстро пошел по пирсу, оставив Горби смотреть ему вслед.
– Он начинает бояться, – сказал себе детектив, прогуливаясь вдоль берега и не отводя взгляда от темной фигуры впереди. – Мне придется присмотреть за ним, иначе улизнет из Виктории.
Брайан быстрым шагом направлялся к вокзалу Сент-Килда, поскольку, посмотрев на часы, он понял, что еле успевает на последний поезд. Он пришел за несколько минут до отправления и, сев в последний вагон для курящих, зажег сигарету, откинулся на спинку сиденья и стал наблюдать за другими едва не опоздавшими пассажирами. Как только прозвенел последний звонок, Фицджеральд увидел спешащего мужчину. Это был тот же мужчина, что следил за ним весь вечер и, Брайан был в том уверен, преследовал его. Ирландец постарался успокоить себя мыслью, что настойчивый незнакомец может и не успеть, и, поскольку сидел в последнем вагоне, продолжил наблюдать за платформой, ожидая увидеть своего преследователя разочарованным. Но не увидел и снова, откинувшись на сиденье, принялся клясть судьбу за то, что ему не удалось избавиться от назойливого соглядатая.
– Будь он проклят! – тихо пробормотал молодой человек. – Думаю, он последует за мной до Восточного Мельбурна, чтобы понять, где я живу. Но я не позволю.
В вагоне Брайан был один, и это было кстати, поскольку он был не в настроении слушать чью-либо болтовню.
– Убит в экипаже, – сказал он, зажигая новую сигарету и выпуская клуб дыма. – Детективный роман, воплощенный в жизнь. В одном я уверен: он больше никогда не встанет между мной и Мадж. Бедная Мадж! – Фицджеральд горько вздохнул. – Если бы она все узнала, мы бы ни за что не поженились. Но она никогда не узнает, и, полагаю, никто не узнает.
Вдруг что-то пришло ему в голову, и он встал, прошел в другой конец вагона и опустился на сиденье там, точно стараясь сбежать от самого себя.
– На каких основаниях тот человек подозревает меня? – продолжил он рассуждать вслух. – Никто не знает, что я был с Уайтом в тот вечер, и полиция не может выдвинуть никаких доказательств моего нахождения рядом с ним. Пф! – продолжил ирландец, нервно застегивая пальто. – Я как ребенок, испугавшийся собственной тени, – парень на пирсе просто вышел подышать воздухом, как он сам и сказал. Я в безопасности.
В то же время он совсем не чувствовал себя в безопасности и, выйдя на платформу в Мельбурне, нерешительно посмотрел по сторонам, как бы ожидая почувствовать руку детектива у себя на плече. Но Фицджеральд не увидел никого похожего на мужчину с пирса и со вздохом облегчения покинул вокзал. Горби тем не менее был поблизости. Он следовал на безопасном расстоянии.
Брайан медленно прогуливался по Флиндерс-стрит, пребывая в раздумьях. Он повернул на Рассел-стрит и продолжал идти, пока не дошел до памятника Уиллсу и Берку – до того самого места, где остановилась двуколка в ночь убийства.
«Вот оно что! – подумал сыщик, стоя в тени на противоположной стороне улицы. – Хотите взглянуть на памятник? Я бы на вашем месте этого не делал – чревато».
Фицджеральд постоял несколько минут на углу и пошел по Коллинз-стрит. Добрался до стоянки кэбов напротив Мельбурнского клуба, все еще уверенный, что за ним следят. Нанял экипаж и поехал в направлении Спринг-стрит. Горби был сбит с толку столь неожиданным шагом, но, не теряя времени, нанял другую двуколку и приказал вознице следовать за первой, пока та не остановится.
– Давайте сыграем в игру, – сказал он, устраиваясь на сиденье в экипаже, – и я добьюсь от вас всего, что мне необходимо, каким бы умным вы ни были. А вы умны, – продолжил он, оглядывая роскошный кэб, – выбрать такое удобное место для убийства. Никто не беспокоит, и полно времени, чтобы сбежать, когда закончите. Как же увлекательно следить за таким человеком вместо всяких ненормальных, которые совершают убийства, даже не позаботившись о том, чтобы их не поймали!
Пока детектив разговаривал сам с собой, его транспорт, следуя за первым, повернул на Спринг-стрит и теперь ехал по Веллингтон-Пэрейд в направлении Восточного Мельбурна. Затем он повернул на Паулет-стрит, чему Сэмюэль очень обрадовался.
– Не так умен, как я думал, – сказал он себе. – Сразу выдал свое местонахождение, даже не попытавшись запутать следы.
Но детектив просчитался. Двуколка все ехала и ехала бесконечным лабиринтом улиц, и казалось, что Брайан был намерен проездить всю ночь.
– Послушайте, сэр! – не выдержал кучер Горби, выглянув в окошко под крышей экипажа, – сколько еще будет продолжаться эта игра? Моя кляча вымоталась, аж ноги заплетаются!
– Езжайте! Не останавливайтесь! – нетерпеливо ответил сыщик. – Я хорошо заплачу.
Настроение кэбмена поднялось, и некоторое время ему удавалось уговорами и кнутом поддерживать темп своей лошади. К этому времени они были уже в Фицрое, и обе двуколки повернули с Гертруд-стрит на Николсон-стрит, а оттуда поехали по Эвелин-стрит и Спринг-стрит, пока экипаж Брайана не остановился на углу Коллинз-стрит и Горби не увидел, как преследуемый вышел и отпустил возчика. Затем Фицджеральд пошел по улице и исчез в садах Трежери-Гарденс.
– Проклятье! – не выдержал детектив, выйдя и отдав названную сумму, которая не показалась ему соответствующей, однако времени спорить не было. – Мы проехали кругом, и, бьюсь об заклад, он таки живет на Паулетстрит.
Горби пошел в сады и увидел впереди спешащего Брайана. Луна светила ярко, и Сэмюэль мог легко узнать Фицджеральда по его светлому пальто.
Следователь шел по широкой улице, мимо вязов, стоявших в зимнем платье, и лунный свет пробивался сквозь переплетенные ветви, оставляя причудливые узоры на гладком асфальте. По обеим сторонам он видел очертания белых скульптур греческих богов и богинь – Венеры-Победительницы с яблоком в руке (которую Горби, пребывая в счастливом неведении относительно языческой мифологии, принял за Еву, предлагающую Адаму запретный плод), Дианы с гончей у ее ног, Вакха и Ариадны (для него бывшие «Красавчиками в лесу»). Сэмюэль знал, что у каждой статуи есть причудливое имя, но считал, что все это аллегории, и только.
Пройдя по мосту над тихой журчащей водой, Брайан пошел по проторенной тропинке к статуе Гебы с чашей, а потом, повернув направо, вышел из садов через ворота, где за большим кустом алой герани, пылающей подобно жертвеннику, стояла статуя танцующего фавна. Затем он пошел по Веллингтон-Пэрейд и повернул на Паулет-стрит, остановившись у дома рядом с Мемориальной церковью Кэрнса – к большому облегчению Горби, который был, как Гамлет, «тучен и одышлив»[13], а потому совсем вымотался. Он держался в тени и увидел, как Фицджеральд, последний раз оглядевшись, исчез в доме. Затем сыщик, словно главарь разбойников из сказки про Али-Бабу, внимательно осмотрел дом, запоминая его местоположение и внешний вид, поскольку собирался вернуться сюда завтра.
– Что я сделаю, – сказал он себе, неторопливо шагая обратно в Мельбурн, – так это увижусь с хозяйкой комнат, когда его не будет дома, и выясню, в котором часу он вернулся в ночь убийства. Если это совпадет с временем, когда он вышел из двуколки Рэнкина, я получу ордер и тут же арестую его.
