Евгения Кретова Танго северного ветра

Пролог

17 марта

23.18

Санкт-Петербург

– Тише ты, Лопата, – шипел Горан.

За поворотом, прямо у подслеповатого фонаря, остановилась патрульная машина. Красно-синие отсветы проблесковых маячков рассыпались искрами по мокрым камням. Щелкнула дверца. Из салона, лениво потягиваясь и разминая ноги, выбрался полицейский, присел на капот. Шумно зевнул.

– Серега, до метро надо было допилить, – крикнул он через плечо, – там киоск, хоть пожрать бы че-нить взяли.

– Тебе бы только пожрать… Только заступили ж, – отозвался из машины тот, кого назвали Серегой.

Первый вынул из кармана сотовый, набрал номер. На подбородок и острые скулы упал яркий синий луч.

Горан вжался в стену и втянул живот, стараясь не дышать и не смотреть на патрульного. Три метра. Мужчин отделяли друг от друга лишь несчастные три метра. И корявая водосточная труба.

– Алле, Надюх. – Патрульный приложил телефон к уху, из динамика ему ответил раздраженный женский голос, который услышал даже Горан. – Че сказать-то хотел, – невозмутимо продолжал полицейский. – У меня дежурство в выходной, к маме на дачу не едем. – После чего отвел трубку от головы, позволив потоку ругательств вылиться на мокрую питерскую мостовую.

Горан из своего укрытия видел, как под глазами полицейского пролегли лукавые морщинки.

За рукав легонько потянули: Лопата. Сообщник показал глазами на открытую калитку подворотни. Горан медленно проскользнул в сырой полумрак, сливаясь с обшарпанным кирпичом, и легко подсадил напарника. Через пару мгновений Горан перемахнул через низкий парапет балкона на третьем этаже и, прильнув к полу, вглядывался в темноту внизу. Все тихо.

Патрульная машина по-прежнему разбрасывала сине-красные брызги за углом, на площадку внутри двора то и дело залетали разноцветные блики.

Лопата занимался оконной рамой, нежно вынимая квадратики стекол и аккуратно прислоняя их тут же к мокрой стене.

Еще минута томительного ожидания. Скрип балконной двери.

Горан нырнул в затхлое нутро. В нос ударил запах вчерашних щей, выпечки с корицей и антикварной пыли. Последнее он узнавал безошибочно из сотен тысяч ароматов: то была будоражащая ноздри смесь ветхости и чужих страстей.

Мужчина кошкой проскользнул по коридору, не задев ни одну занавеску, не потревожив ни одну скрипучую половицу. Легко, словно тень, зашел в тесную спальню. Узкая тахта справа от входа, под ковриком с персидским узором, рядом – завешанный кружевными салфетками комод. Лавируя между диванчиками и пуфами, упираясь коленями в журнальные столики и прикроватные тумбы, Горан миновал комнату. Дальний угол. Укоризненный взгляд с образов. Чахлая лампадка отражается в золоте нимба и жемчуге риз. «Одна эта икона тысяч на двести потянет», – автоматически отметил Горан, протягивая руки и отворачивая прямоугольник иконы к стене.

Подушечками пальцев прошелся по обоям, точно нащупав тонкий, как бритвенный шрам, шов. Костяшками едва слышно постучал по стене, чтобы удостовериться в догадке. Поддел ножом и отодвинул картонку.

Желтый луч слабенького светодиода, кружок сейфового замка, и тайник глухо ахнул, открываясь. Горан усмехнулся.

Сколько лет занимается этим, столько действует одна и та же схема. У него всегда складывалось впечатление, что приходится работать против одной и той же команды: те же шифры, те же места хранения ценностей, те же модели сейфов, та же безалаберность. Он даже радовался, если вдруг шифр подбирался не сразу, был не датой рождения владельца хранилища и не набором последовательных цифр от одного до девяти.

Рука безошибочно нащупала нужный предмет – продолговатую деревянную коробочку: изящная линия узора, старинный, чуть потрескавшийся лак. Шкатулка.

Щелкнул затейливый замочек. Горан затаил дыхание: самый приятный момент в работе, словно достаешь дитя из колыбели. Даже в мутном свете фонарика – острые блики, тонкая огранка, потемневший металл на темно-синем бархате. Пальцы бережно разомкнули крепление.

«Господи, сколько же ты можешь стоить?» – опять пронеслось в голове.

Горан убрал находку в мешочек, захлопнул клапан кармана.

Привычная манипуляция с замком, поглаживание шва – будто отматывая киноленту назад, он повторял все свои действия, шаг за шагом, точь-в-точь, след в след.

Это его личная примета. Как в рассказе Рея Брэдбери «И грянул гром». Не навредить, не оставить отметок, уничтожить все свои следы пребывания в этом доме.

– Ну, че? – Продрогший Лопата ожидал его, распластавшись на полу балкона.

Горан перешагнул через него и бесшумно спрыгнул в темноту. Его работа завершена. И чем дальше он сейчас окажется от крохотной квартирки на третьем этаже, тем лучше.

Загрузка...