Это трудно охотником быть.
По следам соболюшек тропить.
Три охотничьих зимовья
Заменяют все блага жилья.
Лёшкина мечта сбылась – он вновь оказался на пороге Мензинского госпромхоза. Его знакомого, главного охотоведа, Сергея Молокова, не оказалось на месте, он, получив положенный отпуск, заехал со своим другом Петром Бузиным на белковье. Все остальные Лёшкины знакомые охотники также находились в тайге, поэтому оставалось только идти к директору Арефьеву, чтобы получить договор на промысел, а ещё лучше – устроиться штатным охотником на сезон охоты. Было уже четвертое ноября восемьдесят пятого года, и Алексей знал, что к празднику Великой революции основная часть охотников, так называемых любителей, уже выйдет из тайги, и она будет почти свободной. Директора он толком не знал, но, по отзывам, это был человек с непростым и даже сложным характером. Однако раз приехал, как ни крути, на приём надо идти. Притормозив у входа в кабинет, он обдумал свою речь и постучал в дверь.
– Входите, – послышался голос Александра Дмитриевича.
– Добрый день! – громко сказал Алексей, войдя в кабинет и, протянув руку, широко улыбнулся.
– Чем могу быть полезным? – спросил Александр Дмитриевич, поздоровавшись с Алексеем, затем закурил папиросу «Беломорканал».
Он внимательно посмотрел на Лёшку через очки с огромными линзами, разогнав рукой только что выпущенный клубящийся дым.
– Я выпускник Иркутского сельхозинститута, факультет охотоведения. Был у вас на практике в прошлом году и сейчас нахожусь в поисках работы. Хочу поработать у вас штатным охотником или охотником-любителем, конечно, если это возможно.
– Для чего же вас пять лет государство учило? Чтобы охотником работать? – спросил директор.
– Считаю, чтобы стать хорошим генералом, нужно сначала побывать в солдатской шинели.
– В чём-то, может, вы и правы, если, конечно, это искренние слова. А как же ваше распределение?
Алексей молча достал из кармана листок открепления, выданный Красноярским охотничьим управлением, и протянул его Арефьеву. Тот, положив папиросу в железную пепельницу с крутящимся механизмом, опускающим дно, протер очки носовым платком и внимательно ознакомился с бумагой.
– Хорошо, я могу вас принять штатным охотником до конца сезона, при двух условиях. Первое, вы должны будете охотиться на участке общего пользования Ондоли, там уже охотится новый охотник Иван Ульяхин, и нам станет спокойнее, если он там будет не один. Второе, вам нужно дождаться охотоведа Молокова, который будет через три дня, и заключить с ним наряд-задание на пушнину.
Лёшкино сердце заколотилось сильнее, ему захотелось крикнуть от радости: «Да, да!..», но он, конечно же, сдержался.
– А у меня две просьбы: аванс на продукты и помощь с конем, для заезда, – попросил Алексей.
– Хорошо, я дам распоряжение в бухгалтерию выдать вам двести рублей. Туда же сдадите свою трудовую книжку! И попрошу в конюшне дать вам коня. Завхоз выдаст вам оружие и патроны.
Лёша вышел из кабинета директора окрыленным, его мечта сбылась, он уходит на промысел! Закупив продукты и патрончики к мелкокалиберной винтовке, он решил не ждать приезда охотоведа, а сразу ехать к нему в зимовье и получить наряд-задание прямо там. Назначенный ему участок находился рядом. Сергей охотился как раз в том месте, где Лёшка белковал в прошлом году на преддипломной практике с Сашкой Кондратьевым. В бухгалтерии он выпросил пустой бланк наряд-задания и пошёл на колхозную конюшню. Директор уже сообщил конюху, чтобы Алексею выдали коня, сумы и седло. Лёшка невольно вспомнил, как студентом, во время промысловой практики, ему тут подсунули «спокойного коня» – только что объезженного жеребца-трехлетку, которого он, городской парень, не смог удержать в узде. Лёшка при падении тогда сильно ударился об забор и крепко ушибся. Он хорошо запомнил, что шутников в этой деревне хватает. На этот раз был другой конюх, и Алексей долго объяснял ему, что нужен самый спокойный конь. Наконец тот поймал и запряг карего мерина. Доехав на нём до гостиницы, Лёшка, разузнав, что имеются свободные места, решил переночевать в ней, а уж с рассветом трогаться в путь. Ещё раз, проверив список продуктов, он решил докупить три литра деревенской сметаны, два килограмма свиного сала, а на оставшиеся деньги сигарет «Прима». Впереди предстояли четыре долгих месяца промысла в тайге.
Проснулся он, когда ещё не было шести. Быстро позавтракав, он закурил и вышел. Во дворе на привязи стоял конь. Рядом лежал рыжий кобель по кличке Флинт, Алексей привез его из города. Флинту уже шел третий год, и Лёшка верил, что на этот раз он непременно научит его загонять соболя, ведь два с половиной года – это для кобеля уже рабочий возраст. Насыпав коню овса прямо на землю, он перекинул седло, а сверху сумы с продуктами, привязал к ним с разных сторон мешок с хлебом и полмешка овса. Затем Лёшка отвязал коня и собаку, сел верхом и тронулся. Начало светать. В деревенских домах из кирпичных труб уже потянулись вверх столбики дыма. Загремели подойниками бабы, приступавшие к дойке коров. Жизнь в забайкальских селах начинается рано – в шесть часов утра.
Проехав почти через половину деревни, Лёша удивился: его не облаяла ни одна собака. «Всю псарню в тайгу угнали на время промысла», – подумалось ему. Проехав километров десять, Алексей добрался до брода через речку Менза. Посмотрев на воду, он понял, что совершил ошибку, не переехав её вчера вечером. По широкой Мензе тащило шугу с кусками льда. Конь никак не хотел идти в воду, а если заходил, то, уколовшись о льдины, сразу разворачивался. Лёша понимал, что собака тоже не поплывет по воде, и решил посадить её на коня, однако конь этого совсем не желал и не давал ему садиться с собакой. Как только Лёшка брал кобеля под мышку, конь начинал брыкаться и уходить в сторону. После нескольких неудачных попыток Лёша перехитрил животное, накрыв его голову пустым крапивным мешком. Пока конь мотал головой, он быстро заскочил в седло и сдернул мешок. Обнаружив у себя на спине собаку, мерин сам помчался прыжками в воду, пытаясь скинуть обоих. Лёшка держался крепко, но пса он не удержал, и тот упал, когда уже была преодолена половина реки. Очутившись в воде, он вынужден был плыть к ближнему берегу. Выехав на берег, Лёша спокойно вздохнул: переправа пройдена!
Примерно на середине пути мерин стал идти тише и тише, и Лёшка, отломив с талины прут, стал подгонять его. Подъезжая конной тропой к очередному ключу, перед ним оказался глубокий брод, шириной метра четыре, полностью покрытый льдом. Сам ключик был небольшой, но с крутыми берегами, и его невозможно было переехать в другом месте. Конь встал и никак не желал идти дальше. Было заметно, что дно заиленное. Лёд был тонким, и мерин должен был легко проломить его. Лёша направил коня уздой и стеганул прутом. Конь сначала заходил на месте, затем скакнул в ключ, споткнулся и, куда-то провалившись, начал валиться на бок, телом проломив лёд. Всё произошло так быстро, что Лёшка даже не успел вынуть правую ногу из стремени, и она оказалась придавленной брюхом животного. Его стало быстро затаскивать под воду. Конь будто специально даже не пытался вставать, и Лёшкина голова стала скрываться под водой. Отчаяние охватило его: он был в капкане! Рука нашла на поясе нож, выхватив его, он с размаху ткнул в бок мерина по касательной. Конь заржав от боли, вскочил и выпрыгнул из ручья. Лёшка каким-то чудом успел выдернуть ногу из стремени. Выбрался он мокрым и грязным. Мерин, как ни в чем не бывало, спокойно стоял на тропе, пощипывая траву. Схватив за узду, Лёшка привязал его на травнике, снял сумы и достал сухую одежду. В одну суму набралась вода, однако ни вещи, ни продукты не замокли, потому что при упаковке всё было предусмотрительно сложено в большие целлофановые мешки. Лёша решил развести костер и немного подсушить суконку, а заодно сварить себе чаю.
К зимовью подъехал уже затемно. Несколько собак заливистым лаем встретили нежданного гостя. Скрипнула дверь зимовья, и высунулась голова Сергея. Включив фонарик, он недовольно пробурчал:
– Кого там ещё ночью черти носят?
– Свои, брат-охотовед! Нового штатного охотника! – гордо ответил Лёшка, слезая с коня.
– Алексей, ты, что ли? Какими судьбами? – спросил Сергей.
– Соскучился по Чикойской тайге, вот и рванул к вам на промысел.
– Что-то поздновато, заходи, гостем будешь, а мы завтра уже домой собрались!
Лёшка поздоровался с Сергеем и вышедшим следом Петром. Расседлал коня, отвел его в сторону и, привязав длинной верёвкой за ногу на травнике, снял узду и дал ему овса. Затем достал из сумы бутылку спирта, кусок сала и булку свежего хлеба, зашел в зимовье. Сергей зажег вторую керосиновую лампу. Посредине стола парила сковорода с только что пожаренным диким мясом. Лёша выставил пол-литра, сало и хлеб на стол и произнес, потирая ладони:
– Ну, я, как всегда, вовремя! Разводи!
Засургученную пробку бутылки с этикеткой, на которой большими буквами было напечатано: «Спирт питьевой», раскрыл ножом Пётр. Затем, зачерпнув из ведра половину эмалированного ковша воды, он медленно вылил в него чуть меньше половины бутылки спирта.
– В аккурат, сорок будет! – уверенно произнес он, помешивая ложкой содержимое.
Лёшка вспомнил про свою мокрую одежду и выскочил за дверь, достал ее из сум. Вернувшись, развесил по вешалам возле печки. Петр уже разливал отстоявшийся спирт по железным кружкам.
– Я тут по дороге искупался малехо, – сказал Лёша, сев за стол, и взял кружку.
– Нас с окончанием, тебя с началом промысла! – предложил тост Сергей и громко чокнулся с товарищами.
– Как я скучал по этой таёжке, как рвался сюда! Вы себе не представляете! – с нескрываемым чувством радости сказал Лёшка и опустошил кружку.
Выпили до дна и Пётр с Сергеем, все закусили хлебом с салом и принялись за жареное мясо.
– Как охота? Сколько добыли? – поинтересовался Алексей.
– Честно говоря, так себе, на пару двести пятьдесят белок, да четыре соболя моя Шельма загнала. У Петра собаки молодые, по соболю пока не идут, по белке хорошо, – ответил Сергей.
– Нормально… За двадцать-то дней, – отметил Лёшка.
– Белку мы тут почти всю подсобрали, так что давай больше на соболей нажимай, – добавил довольный Петр. – Да, сюда директор нового штатного охотника принял, Ваню Ульяхина. Чудак, конечно, начитался журналов про охоту и в тайгу решил из Перми за большим рублем поехать. Сам бестолковый, по тайге плутает, но умудрился купить в Красном Чикое у вдовы погибшего охотника рабочую суку. Он сейчас в Бородинском ключе. После нашего отъезда сюда должен прийти, я ему разрешил ловить капканами здесь. Ну а если тебя директор к нему в напарники принял, то вы уж с ним сами и решите, кто куда ходить будет. Ондоли тоже на днях свободные будут. Там сейчас где-то восемь любителей белку собирают. По соболю у них собак нет, так, если на вид случайно загонят. Так что можно и там покапканить. Соболя везде хватает, работы тебе – непочатый край!
Разлили и выпили ещё по одной.
– Вы завтра совхозного коня выгоните в деревню! Я тут вашего Ивана дождусь, там видно будет, кто где капканить да белковать будет, – сказал Лёшка.
– Не на себе ж его тащить, зацепим, – хихикнул Петр.
Утром следующего дня все встали с рассветом. Ехать на конях вниз по реке, да ещё и налегке, всегда гораздо быстрее, поэтому Сергей и Пётр не торопясь собрались, затем запрягли коней, сложили в сумы поклажу. Зашли в зимовье, выпить на дорожку по кружке чая. Сергей заполнил Лёшке наряд-задание на сорок соболей, сто восемьдесят белок, пять колонков и три горностая. Распрощавшись, ребята тронулись в путь. Лёша ещё утром заметил, что собака Сергея, Шельма, начала течь, и сразу привязал своего кобеля. Решил сегодня не идти в лес, а заняться заготовкой дров и другими хозяйственными делами. Кобель мог убежать по следу суки, а это ещё минус несколько уже драгоценных дней его белковки. После отъезда охотников Лёша занялся работой, и день промчался незаметно. Ночью прошёл небольшой снег – порошка.
Встал он очень рано, ему всю ночь снились погони за соболями, так было невтерпеж начать охоту. Он пил чай и всё время посматривал в окно, повторяя про себя: «Когда ж забрезжит рассвет?» Так и не дождавшись, сложил в понягу топорик, солдатский котелок, в него сухари, пару комочков кускового сахара, немного сливочного масла, чай, а в кармашки сунул пару капканов нулевки.
Вышел, когда только начало сереть. Кобель радостно начал лаять, при этом пытаясь облизать лицо отвязывающего его хозяина. Ему вроде тоже не терпелось начать охоту.
– Пороша, дружище! Нам с тобой сегодня соболя догнать нужно, аванс отработать!
Светало. Белки ещё не спускались вниз, и Лёшка, взяв первый попавшийся соболиный след, пошёл по направлению его хода. Флинт тоже бегал по его набродам, тщательно принюхиваясь, но часто сбивался на петлях и проходах по высоким колодам, запутавшись, он снова присоединялся к Лёшке, а затем убегал вперед. Лёша упорно шел по следу, распутывая его. Вдруг он услышал азартный лай собаки где-то впереди. У него сразу же бешено заколотилось в груди. «Неужели соболь?» – гадал он. Ноги сами побежали к лающей собаке. Кобель уверенно облаивал огромный кедр, пытаясь заскочить на него, со злобой сдирая зубами кору. Рядом были следы другого соболя, поменьше, скорее всего, молоденькой самки. Она кормилась возле этого кедра, поедая упавшие шишки, здесь же задавила мышку. Подошла к кедру, залезла и соскочила с него. Тут же Лёшка заметил и заскок белки. «Надо хорошо осмотреть кедрину», – подумал он. На нижних ветках он ничего не обнаружил, выше было невозможно рассмотреть, поэтому он решил стрельнуть по стволу из тозовки. Раздался щелчок малокалиберной винтовки – и маленький зверек метнулся в кроне кедра. Белка сидела, прижавшись к вершинке. Лёшке хорошо было видно головку зверька. «Первый трофей нужно стрельнуть, больше не буду, пока не загоним соболя», – решил он. Ещё щелчок – и белка, опустив лапы и распрямившись, полетела по веткам вниз. Кобель попытался схватить её на лету, но, получив легкий толчок ичигом, отскочил. Дав собаке слизать кровь с головы белки, Лёшка ловко посадил её на кармышину и вернулся на свои следы, идущие по чёткам соболя. Это был след самца, который кормился ночью и уже бежал к своему логову на отдых. Охотник упорно преследовал его. Иногда следы зверька пересекали старые наброды его сородичей, и тот обязательно бегал по ним, но охотник тщательно распутывал и шёл по следу именно того соболя, след которого он взял ранним утром, чтобы кобель знал, что нужно преследовать только один запах.
Флинт ещё несколько раз лаял белку, но Лёшка не подходил к нему. Его цель сегодня была одна – соболь. В одном месте тот покрутился по следу молодой самочки, прыгая прямо по её чёткам на кормежке, и Лёше приходилось несколько раз кружить и обрезать их. Затем соболь перешел на южный склон, где пятаками были большие проталины. И охотник подолгу искал его следы. Где-то в севере, где Лёшка недавно кружил, завыл его кобель. «Запутался в следах и не знает, куда идти, – решил он. – Если стрельнуть, он, конечно, прибежит, но пока не буду, а то всё спутает». Вскоре лай собаки стих. Охотник перешел через ложбину, след привел его к каменным глыбам и зашел в небольшое отверстие между ними. Выхода не было. Соболь был в своем убежище! Лёшка, довольный самим собою, наконец закурил. «Надо заткнуть отверстия, а то вдруг выскочит без собаки – только и ищи, как звали!» – забеспокоился он. Заткнув сучками несколько щелей, откуда соболь мог выскочить, и, утрамбовав для полной уверенности сверху снег, он привязал цепочку капкана к потаску – ветке проволокой. Затем, насторожив его, поставил на заход соболя. Место было очень удобным: лаз небольшой, соболь, по его расчетам, не мог обойти капкан в другом месте и точно должен был попасть лапой. Закончив, он стрельнул несколько раз в воздух и стал свистеть собаку, но та не появлялась. Он ещё раз всё повторил.
Лёшка несколько раз перепроверял, как насторожен капкан. Ему всё время казалось, что грубо, и он ставил сторожок ещё четче. «Теперь мышь не пройдет!» – был уверен он. Прошло полчаса – кобеля всё не было. Вспотевший от долгого преследования Лёша стал мёрзнуть. Флинт ушел на зимовье, решил он. Надо было идти за ним, чтобы притащить обратно, и только затем выкуривать соболя, чтоб тот понял, что это за зверь. Напрямик, по его расчетам, было не больше часа, если, конечно, идти быстрым шагом, и он почти побежал к зимовью. «Нужно вести Флинта на поводке, чтобы тот не отвлекался. Хорошо бы, если соболь укусил его за морду. Вот тогда точно будет гонять! На обратном пути надо бересты набрать для выкуривания!» – крутилось в его голове.
Подойдя к зимовью, Лёшка не обнаружил собаки, хотя её свежие следы имелись. Он согрел и быстро попил чаю. Кабеля всё не было. Лёша пошел разбираться со следами. «Может, обратно ко мне побежал?» – гадал он. По следам охотник определил, что кобель прибежал к зимовью, подъел остатки пищи из собачьей чашки и подался вниз по реке. У Лёши засосало под ложечкой: «Неужели, гад, в деревню подался?!» Пройдя пятьсот метров, он окончательно в этом убедился: следы шли чётко по конской тропе. Настроение упало. Лёшка собрал все самые страшные ругательства, которые только знал. Вернувшись назад, он закурил сигарету на пороге зимовья и загрустил…
– Вот и побелковал! – горестно произнес он.
Идти за соболем уже не хотелось. Было четыре часа. Мысли роем кружились в голове: «Соболь и сам попадется… Сходить в деревню – уйдет дня три-четыре! Потом ещё день-два отдыхать придется – сто шестьдесят километров не так просто! Да на хрена такая собака вообще-то нужна?.. В любое ж время предаст! И под медведя подставит! И в другой беде бросит!.. А может, ещё вернется?.. Ладно, утро вечера мудренее… Завтра праздник – всё будет хорошо…» Так и заснул с этими мыслями в голове. Ночью ему снилась какая-то чехарда. Встал Лёшка в шесть с тяжёлой головой и сразу выскочил на улицу, однако собака не пришла. Вернувшись, поставил на печь кипятить чайник.
– Не жили богато – не хрен начинать! – сказал он сам себе.
На камнях, где вчера был вытроплен соболь, Лёшка нашел захлопнутый капкан и кучку соболиного помёта прямо на нём. Внимательно осмотрев самолов, он обнаружил отбитые вибриссы – усы соболя, которые зажало между дужек капкана. Соболь, перед тем как выбраться наружу, высунул голову и, водя ей, долго обнюхивал железный незнакомый предмет, чуть задев тарелочку, спустил чутко настроенный сторожок. Капкан не смог захватить всю голову по своим размерам, а лишь ударил, оттолкнув её, и отстриг толстые чёрные волоски.
– Вот тебе бабушка и Юрьев день, вот тебе и праздник Великой революции – Седьмое ноября!
Лёшка ещё долго разорялся, плюя на землю. Настроение было окончательно испорченно. По дороге в зимовье он стрельнул в узёрку пару белок и к обеду вернулся в избушку. Возле неё бегали три лайки, которые стали облаивать его, видимо, на всякий случай повиливая хвостами. Собаки имели измученный и истощенный вид. Серая сука среднего роста была похожа на борзую – вытянутое тело, подтянутый живот, опущенный хвост и грустные глаза. Два кобелька первоосенка были чуть справнее, но тоже имели печальный вид. Первый, серо-коричневого окраса, был ростом с суку, но плотнее и короче, имел лохматый хвост серпом, огромные прибылые пальцы на всех лапах и наглый взгляд. Второй, чёрно-белый, был на голову ниже всех. «Заморыш», назвал его Лёша. Хвост у пса закручивался в полное кольцо, костяк – русско-европейской лайки, живой и очень внимательный взгляд. Такие собаки нравились Алексею, и он сразу погладил его. Дверь со скрипом распахнулась, и появился заспанный мужик лет тридцати пяти, с опухшим лицом, отчего его большая голова казалась огромной. У него был широкий нос с приплюснутой носовой перегородкой, как у боксера, пышные рыжие усы над густой чёрной щетиной.