Воля это то, что заставляет нас двигаться вперед несмотря ни на что. Это неудержимая мощь, толкающая нас к цели, когда сил совсем не осталось, а надежда потеряла краски. В такие моменты лишь воля способна вытащить человека за волосы – вытянуть из болота, довести до финиша, поднять к поверхности.
В момент, когда я оказалась на другой стороне, именно воля не позволила мне погибнуть. Потому, что попала я прямиком на середину реки, и не куда-нибудь а в самую глубину. Ужас и паника накрыли меня с такой силой, что ориентиры моментально исчезли. Меня крутило и вертело, пузыри воздуха мелькали перед глазами вместе с бурыми водорослями, пару раз меня ударило о песчаное дно, я поцарапала бедро. Воздух катастрофически кончался и легкие нещадно саднило.
Не знаю, чем бы кончилось мое бурное плавание, но в какой-то момент лямка платья зацепилась за корягу и меня вместе с деревяшкой выкинуло на поверхность. Глоток живительного воздуха влил в меня новые силы, я стала неистово бить руками по воде в попытке плыть, но сильное течение, бурля, несло меня все дальше.
В голове мелькнуло малодушное – ну вот и все, так бесславно закончится жизнь недоделанного агента. Правда инстинкты с таким тезисом не соглашались и я продолжала изо всех сил сражаться с бурной рекой за жизнь. Меня утаскивало в глубину и выкидывало на поверхность, в эти моменты я даже успевала заметить, что река не очень широкая и стремительно протекает между двух высоких берегов с крутыми обрывами. Даже если меня прибьет к одному из них, вскарабкаться не выйдет.
Когда меня в очередной раз окунуло и выкинуло над водной, заметила впереди перекинутое между берегами бревно. Жаль только оно слишком высоко, мне не дотянуться.
Но все равно, повинуясь инстинкту, когда течение понесло меня к этому природному мостику, я вскинула руку и задержала дыхание.
Удивлению моему и счастью не было конца, когда за руку вдруг резко ухватили и меня с силой дернуло вверх вместе с бревном, повисшем на лямке моего платья. Конечно же под его весом она сползла, обнажив меня в белье до пояса. Я стала хватать ртом воздух и пучить глаза в поисках спасителя.
Когда взгляд наткнулся на мужчину с белокурыми волосами, который лежит животом на бревне и одной рукой цепляется за него, а другой держит меня над водой, я узнала его не сразу.
– Сол? – не поверила я и поразилась, как хрипло и сдавленно звучит мой голос.
Соловей отплевался и выдавил:
– Кто ж ещё? Цепляйся за бревно.
Сам он выглядел не очень – мокрый насквозь, щека поцарапана, в волосах бурые водоросли. Видимо река его тоже потрепала. Тем не менее, Соловей смог выбраться из потока, потому что он большой и сильный мужчина. И теперь спасает меня.
– Давай, – скомандовал он, втаскивая меня на бревно, которое при ближнем рассмотрении совсем не широкое и удивительно, как до сих пор не хрустнуло под нами двоими.
Кряхтя и кашляя, я каким-то чудом смогла влезть на природный мостик, но из-за его малой ширины, повисла сбоку, рискуя свалиться обратно в бурный поток.
– Лезь мне на спину, – приказал Разбойник.
Я закашлялась и прохрипела:
– Серьезно?
– А ты не накупалась?
Пришлось согласиться. Тело Соловья оказалось большим и скользким от воды, но с его помощью мне удалось оседлать спину Сола. Прижавшись грудью к огромной и мощной спине, я обхватила руками корпус агента.
– Готова? – отплевываясь от воды, бросил через плечо Соловей и, не дожидаясь ответа, добавил: – Тогда полезли.
Соловей напоминал мне огромного кота, который лезет по слишком маленькой для него ветке, рискуя свалиться вместе с ней. Бревно под нами жалобно потрескивает, а рев воды внизу и настойчивые брызги добавляет напряжения.
От страха я зажмурилась. Казалось, это жуткое бревно никогда не кончится, оставалось только изо всех сил цепляться за Соловья и стараться не соскользнуть с него.
Напряжение так поработило меня, что не сразу поняла, что скрип бревна сменился на шорох, а рев реки остался позади. Только когда послышался натужный выдох Соловья, а его тело обмякло, я решилась открыть глаза.
Мы в какой-то роще, где у деревьев и кустов темно-бордовые листья, трава бурая, но вполне себе трава. Соловей лежит на маленьком песчаном пятачке, а я лежу на Соловье.
– Охренеть, – констатировал Сол и раскинул руки в стороны, уткнувшись щекой в песок.
Чувствую я себя, словно меня прожевали и выплюнули – голова гудит, легкие саднит от воды, которой я успела нахлебаться, а левое ухо заложило. Но у меня хватило сил, чтобы покрутить головой, лежа на спине Соловья, и прохрипеть, когда бурый цвет растительности меня окончательно смутил:
– Где мы?
– Не догадываешься? – получила я ответ таким же охрипшим голосом.
В голове мелькнула неприятная догадка, но я не пожелала поверить собственным мыслям и с недоверием протянула:
– Неет… Не может быть…
– Ну ты и одуванчик, Одуванчик, – заключил Соловей и, упершись ладонями в песок, выпрямил руки в локтях, отжавшись прямо со мной на спине. – Судя по обстановке, мир два-пять.
– Небулан, – сокрушенно пришлось признать мне.
– Он самый.
Нутро мое колыхнулось от тревоги.
– И что делать-то теперь? – продолжая лежать на спине Соловья, спросила я и нервно сглотнула.
Соловей затейливо вывернул руку и ухватил меня рукой за талию, прижав к спине и не давая свалиться, после чего поднялся. Поставив меня на ноги, он отряхнул песок с груди и коленей, затем произнес серьезно:
– Выживать.
Я почему-то икнула, в этот же момент в небесах утробно и угрожающе зарокотало. Мы разом глянули вверх. Я ахнула, когда увидела, как тяжелые, бордово-серого цвета тучи клубами стремительно мчатся в нашу сторону, а небо затягивается с пугающей быстротой.
– Гроза? – поинтересовалась я, не сводя взгляда с тучи, напоминающей раздувшегося монстра со множеством круглых голов, которые постоянно перетекают одна в другую.
– Хуже, – сообщил Соловей и засуетился. – Гроза в Небулане.
– А чем плоха гроза в Небулане? – не поняла я.
– Сама увидишь, – отозвался Соловей и цапнул меня за руку. – И лучше бы это лицезрение произошло в укрытии.
После чего рванул с места, увлекая меня за собой бегом через заросли бурой травы и кустарников.
На курсе физподготовки я не первая, но и и не последняя, так что бегать получалось неплохо. Но сейчас, рядом с монолитным, словно вырезанным из цельного куска скалы Соловьем, который ломится сквозь ветки, аки лось, я ощутила себя хилой веточкой, которую можно перешибить соплей. От его скорости сердце мое моментально зашлось и подскочило к горлу. Дыхание, не успевшее прийти в себя после купания в бурной реке, захрипело и заклокотало.
– Помедленнее, – взмолилась я на бегу.
– Посмотрим, что скажешь, когда на нас обрушится небулансткая гроза, – бросил Соловей через плечо и ещё сильнее прибавил в беге.
Я жалобно простонала, пришлось тоже ускориться, ведь руку мою он держит крепко, как клещ.
Лес становился плотнее, от деревьев с буро-красными листьями веет жутью – их кроны словно окрашены гемоглобином. Когда мы перелезали через толстенное бревно, резкий порыв ветра принес запах озона и влаги. Соловей нахмурил лоб, между бровей пролегла морщина.
– Надо торопиться, Яра. Не успеваем.
– Да объясни ты нормально, что происходит? – выдохнула я и сползла на другую сторону бревна.
– Раскопыть… Сейчас сама узнаешь, – с какой-то вселенской досадой отозвался Соловей и снова потащил меня бегом через лес.
Первое ощущение, что гроза в Небулане это действительно серьезно, пришло, когда в плечо больно прилетело что-то твердое.
– Ай! – вскрикнула я и глянула вниз.
В багрянце травы я заметила мелкие, гладкие камни неправильной формы.
– Это что, камни??? – не поверила я.
– Это только начало, – отозвался Сол и рванул сильнее вперед.
После того, как ещё несколько камней больно стукнули меня по голове и плечам, я уже сама ломанулась через багровый лес, как та лошадь, что почуяла близкий дом. Камни тем временем стали сыпать чаще и быстрее, перемешиваясь с крупными ледяными каплями дождя, что вызывает невообразимый вибромассаж, после которого однозначно останутся синяки.
Я вскрикивала и ойкала, холод воды проникал в самое нутро, Соловей дергал меня и ругался витиеватой славянской бранью, а каменно-водный дождь все усиливался, быстро превращаясь в ливень.
– Ай! Ой! Как больно! – выкрикивала я, больше не в силах терпеть жалящие удары мелких камешков.
– Я предупреждал, – орал сквозь рев дождя Соловей. – Кажется, вижу укрытие!
Щурясь и морщась от камней и капель, покрывших его лицо прозрачной пленкой, он указал в сторону деревьев. Я ничего, кроме мутной стены дождя и стволов не увидела.
– Что там?
– Укрытие! – проорал Сол и потащил меня туда.
Не знаю, как его глазам удалось рассмотреть в этом природном безумии безопасное место, но через несколько минут самозабвенного бега сквозь мокро-каменный ливень, мы ворвались в какую-то избу.
Я даже не сразу поняла, что это изба, потому что внутри темно, а по крыше так грохочет камнями, что любой рок-концерт позавидует. Только когда через несколько мгновений глаза привыкли к темноте, я разглядела небольшие застекленные окна, стол у одного из них и большой выложенный из камня очаг. Когда-то он был белёным, но от времени побелка обсыпалась и покрылась сажей.
От холода меня колотило, зубы выстукивали дробь. Спрятаться от ледяных струй и опасный камней хорошо, но перекрытый толстыми балками потолок я оглядела с опаской.
– Где мы?
– В какой-то небуланской избе, – отозвался Соловей, пожав плечами и покосился на левое. Там красуется свежая царапина.
– Вот зараза, – констатировал Разбойник. – А ведь говорят, что небуланские дожди только из гладких камней.
Засунув онемевшие от сырости пальцы подмышки, я интуитивно тоже поглядела на свои плечи – там только небольшие мелкие синяки, будто меня оплевали горохом. Заживет.
– А крышу не проломит? – поинтересовалась я, дрожа, и с опаской покосилась наверх, откуда грохочет так, что сотрясаются внутренности.
Соловей потрогал пальцем царапину на плече и недовольно покривился.
– Вряд ли небуланцы стали бы строить дом, неспособный выдержать местные дожди, – проговорил он.
– Холодно… – жалобно простонала я.
– Угу, – согласился Сол и встряхнулся, чтобы разогнать кровь. Видимо, тоже замерз.
Под непрекращающийся грохот каменно-водного дождя, мы стали искать, чем растопить очаг. Дров в доме не оказалось, а идти на улицу проверять, есть ли поленница никто в такую погоду не решится. Да и если она есть, скорее всего, дрова отсырели.
После нескольких минут безуспешных поисков в ход пошли стулья, которые мы нашли в углу, составленные один на другой. Так же пригодилась пачка чистых пергаментов на полке, их Соловей приспособил для розжига.
Огонь он разводил каким-то кресалом, я на это смотрела, как на ремонт космического корабля в огороде на заднем дворе. Но спустя несколько минут в очаге заплясал радостный оранжевый язычок, а когда перебрался на стулья, изба осветилась теплым и уютным светом.
Одежда на мне все ещё мокрая, а я продрогла до костей, и продолжаю труситься, как заяц.
Соловей покосился на меня и чему-то кивнул.
– Сейчас, – сказал он.
После чего углубился в угол избы, где, судя по запаху, кладовка. Через несколько минут вытащил оттуда какой-то сверток. Вернувшись к очагу, раскинул его и уложил на пол. Свертком оказалась большая мохнатая шкура неизвестного мне животного.
– Это зачем? – озадачилась я.
– Будем греться, – с улыбкой проговорил Соловей.