– Дура ты, дура натуральная! – Квартирная хозяйка буйствовала, совершенно потеряв самообладание. Краснея от гнева, она потела и щурилась, словно пыталась разглядеть в своей квартирантке остатки ума. – Ну, кто тебя просил им помогать? Ты что, малахольная?
Верка устало вздохнула и досадливо поморщилась.
– Ну, хватит, теть Маш… Чего вы?
Но Мария, уперев кулаки в покатые бока, даже и не думала отступать.
– Как это чего? Не забывай, ты у меня в квартире живешь!
– Я это помню, – Верка пожала плечами. – Но ведь живу не даром, правда? Вы помните, что я плачу за комнату?
Хозяйка, достав из фартука, обнимающего ее мощные бедра, носовой платок, неторопливо промокнула вспотевший лоб и грозно глянула на девушку.
– Я, Верка, тебе вот что скажу… – она сделала театральную паузу, перевела дух. – Я ведь только из уважения к твоей матери тебя пустила пожить. А мать твоя, между прочим, клялась, что ты – девчонка скромная, разумная. А ты что творишь?
Девушка упрямо тряхнула светлой челкой, то и дело падающей на глаза, и нахмурилась.
– Да что же такого страшного я делаю? – Она раскрыла ладошку и стала старательно загибать пальцы. – Работаю. В квартире убираю. Свет за собой выключаю, воду не расходую без надобности. Да? Все, как вы хотели, правда?
Мария застыла, открыв рот от изумления. Потом развела руками.
– Сумасшедшая. Нет, точно сумасшедшая! Дурища! Тебя не переспоришь.
Вера ушла в свою комнату, села на диван и задумалась.
Уже год, как она переехала в город. История ее ничем не отличалась от сотен таких же…
В школе училась очень хорошо, учителя хвалили. Экзамены в институт провалила. Просто не повезло: билет какой-то мудреный попался, да еще и растерялась, все из головы вылетело от волнения.
Домой, конечно, не поехала. Как соседям в глаза посмотришь? Ведь и друзьям, и маме обещала поступить, а вон как дело обернулось… В общем, порыдала, маму уговорила и осталась в чужом суматошном городе, где никому ни до кого нет дела. Все куда-то бегут, друг друга толкают, на ноги наступают и даже не пытаются оглянуться и извиниться.
Жить, конечно, было негде…
А с теткой Марией мама еще в детстве дружила. Правда, сто лет не виделись, но чего для дочери ни сделаешь. Мама так просила Марию, так умоляла, что та, не выдержав натиска бывшей подруги, наконец, сдалась.
– Что с вами будешь делать? Пусть живет, – махнула она рукой и обреченно вздохнула.
Девушке в городе жилось плохо.
Она тосковала по деревенским просторам, пылающим закатам, по крикам петухов на рассвете. Скучала по маме, по их кошке и по цветам в палисаднике.
Когда тоска особенно одолевала, Вера читала стихи. Ой, стихи она любила! И здесь, в холодном странном городе, они ее спасали.
Подходила Верка к окну, глядела вдаль, туда, где горизонт сливается с крышами домов, и тихонько повторяла и повторяла любимые строки:
– Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется…
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать…
Мария, услышав это однажды, вытаращила глаза от изумления.
– Молишься что ли?
– Нет. Это стихи… – Верка опустила голову. – Тютчев.
Тетка Мария чуть не поперхнулась и только покачала головой.
– Блаженная… Ты гляди, стихи читает! Ой, ненормальная… И в кого ты такая уродилась?
Позже Мария частенько уже не просто возмущалась, а орала на всю квартиру, не стесняясь в выражениях.
Девушка тяжело вздохнула. Она хозяйку не понимала… Чего возмущаться-то?
Вера шмыгнула носом и, пожав плечами, ответила на свой же вопрос, позабыв, что Мария ее не слышит:
– Ничего страшного я не делаю. Просто живу, как мама учила… – она всхлипнула.
Месяца три назад девушка нашла возле мусорных баков котенка. Грязного, голодного, больного. Ну, как его бросить? Как не помочь? Подбежала, подняла, домой принесла. Вымыла, глаза воспаленные чаем промыла, молоком теплым напоила. Правда, хозяйка так кричала, что чуть стекла на окнах не полопались. Ногами топала, от злости вся посинела. Пришлось дворничихе котенка отдать.
Спустя месяц ехала с работы. На лавочке возле подъезда мужичонка какой-то лежал. Синюшный. Скорчился, ноги к животу поджал, пакет с продуктами уронил прямо под ноги прохожим. Вера остановилась рядом, испуганно оглянулась. Подошла осторожно, наклонилась поближе.
– Эй! Вы чего тут?
Мужичонка даже не шелохнулся. Девушка заметалась по двору, кидаясь то к одному, то к другому, за руки прохожих хватала. Те испуганно шарахались от нее, как от прокаженной. Кусая губы от бессилия, Верка проклинала себя, что деньги на телефон забыла положить.
А люди-то, люди! Проходили мимо, пробегали, даже не оглядываясь. Не поворачивая головы. Не замедляя шага.
Верка подскочила к мужичку, так и лежащему неподвижно на лавке, тронула его за плечо.
– Эй! Вы живы? Вам плохо?
Позади открылась дверь подъезда, и Вера, выдохнув с облегчением, ринулась к нарядно одетой даме.
– Ой, пожалуйста, подойдите… Пожалуйста! Мне кажется, мужчине плохо.
Та, передернув плечами, лишь презрительно окинула девушку ледяным взглядом и брезгливо сморщилась.
– Когда кажется – креститься надо!
Вера обомлела от неожиданности и, глядя даме в след, лишь прошептала:
– А как же сочувствие?
«Скорую» вызвала бабушка из соседнего подъезда. Правда, мужчину не спасли. Сказали – поздно. Время ушло.
Когда уставшая, зареванная девушка вернулась домой, хозяйка бесновалась.
– Ты правда дура или только притворяешься? Ну, чего ты липнешь ко всем бездомным и больным? Грязь домой тащишь, слезы льешь над ними, нервы тратишь… Зачем?
Вера молчала. Задумчиво смотрела в окно. Тетку Машу это злило невероятно.
– Ну? Чего молчишь, мать Тереза? А? Думаешь, всех сможешь обогреть и накормить? Отвечай!
Верка пожала плечами.
– Послушайте, теть Маш… Я устала. Не кричите.
Хозяйка, брызгая слюной от негодования, зашлась в истерике.
– Нет, вы посмотрите на нее! Устала она! Говори сейчас же…
Девушка поежилась от ее колючего взгляда.
– А что сказать-то? Не могу я иначе. Не умею. Мама учила меня сочувствовать людям, подавать, поддерживать, помогать. Не знаю я, как жить по-другому…
– Ну, смотри… – Тетка, выдохнув, погрозила девушке пальцем. – Дождешься ты у меня!
И вот сегодня, как назло, Вера опять попала в историю. Мария, узнав, так разбушевалась, что даже валерьянку себе капала, за сердце держалась.
Верка вздохнула…
Еще в подъезде она услышала чей-то крик. Сердце екнуло, ноги сами понеслись по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Выскочила на крыльцо, а там, прямо возле песочницы, два мальчугана лет двенадцати на третьего навалились и бьют его старательно, азартно и озлобленно. Катаются по траве, волосы рвут, кулаками машут.
Ну, что тут делать?
Вера, не раздумывая, кинулась их разнимать. Уговаривала, стыдила, растаскивала… Ну, и получила в глаз кулаком… Больно не было, только обидно очень. Ведь тот, кого она так самоотверженно защищала, даже «спасибо» не сказал. Вскочил и побежал со всех ног в сторону переулка. К трамваю.
Домой девушка вернулась в разодранном платье, с синяком под глазом, вся растрепанная и перепачканная.
Мария, застав ее во всей этой красе, разошлась не на шутку, заголосила:
– Господи! Да ты поумнеешь когда-нибудь? Объясни ты мне, неразумной, зачем тебя опять туда понесло, а?
Вера устало повернулась к ней, блеснув синяком под глазом.
– Как зачем, теть Маш? Вот вы в Бога верите?
– Ну… – хозяйка поперхнулась.
Верка тряхнула светлой челкой, упрямо падающей на лоб, и прищурилась.
– А Бог чему учит? А? Возлюби ближнего своего… Забыли?
Мария, топнув полной ногой от злости, побагровела.
– Тьфу, дура набитая! Выгоню тебя, езжай назад в свою деревню! Езжай коровам хвосты крути, а то ишь… Учить меня вздумала!
Мария вышла из комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что побелка с потолка посыпалась.
Расстроенная Вера посмотрела ей вслед, легла на диван, отвернулась к стене.
– Дура, дура… – закрыв глаза, пробормотала она. – Ну и ладно. Уеду домой. – Смахнув выкатившуюся вдруг слезу, шмыгнула носом и тихо-тихо упрямо прошептала: – И нам сочувствие дается, Как нам дается благодать…