Ранее
Мысленно я возвращаюсь в свои воспоминания.
Мне десять лет, я еду с бабушкой в такси на заднем сиденье из искусственной кожи, оно поскрипывает. Я крепко стискиваю дверную ручку, пока такси движется из центра города в пригород, где каждый дом кажется больше и изысканнее предыдущего. Мы направляемся в какое-то особенное место, и я проделываю в голове хорошо отработанный трюк: рисую мелом на доске недавний неприятный случай, а затем стираю, чтобы он исчез из моих мыслей если не навсегда, то хотя бы на время.
Седая бабушка в очках, опасно сдвинутых на кончик носа, сидит рядом со мной и вышивает наволочку. Это ее любимое занятие. Я уже спрашивала ее, почему она так любит вышивать.
«Мне нравится превращать обычные вещи в необычные, – ответила бабушка. – А еще это унимает тревогу».
Она работает иглой, протягивая сквозь простую белую ткань одну за другой яркие нити. Первую строчку на наволочке бабушка уже закончила и приступила к следующей строчке. «Господи, даруй мне безмятежность».
– А что дальше? – спрашиваю я ее.
Бабушка вздыхает и прекращает шить.
– Если бы я только знала, – отвечает она.
– Там было что-то про перемены, – напоминаю я ей.
– А-а, про то, что будет дальше на наволочке? «Господи, даруй мне безмятежность, чтобы принять то, что я не могу изменить, мужество изменить то, что могу…»
– «…и мудрость, чтобы отличить одно от другого», – продолжаю я.
– Правильно.
– Мы правда можем себе это позволить? – спрашиваю я, ерзая на скрипучем сиденье и поправляя ремень безопасности, который врезается в талию.
– Позволить что? – спрашивает она.
– Это такси. Оно ведь дорогое? «Мотовство до нужды доведет»?
– Мы можем тратиться время от времени, но не постоянно. Сегодня твоей бабушке немного мотовства не повредит. – Она улыбается и вновь берется за иглу.
– Расскажи еще раз, каково там, куда мы едем, – прошу я.
– Мы едем в хорошо обставленное, роскошное поместье с лужайками, ухоженными садами и уймой комнат.
– Оно больше, чем наша квартира?
Бабушка делает паузу, игла замирает в воздухе.
– Моя дорогая девочка, это великолепный особняк, а в нем – восемь больших спален, библиотека, бальный зал, зимний сад, кабинет и гостиная, где хранятся бесценные предметы старины. Ничего общего с нашим скромным жилищем.
Я до сих пор не могу представить себе всю эту грандиозность, все величие. Я пытаюсь вызвать в памяти самый шикарный дом, который когда-либо видела по телевизору, – это дом из эпизода «Коломбо» с люкарнами[6], английскими садами и ползучим плющом. Но только когда таксист преодолевает последний поворот и бабушка говорит: «Мы на месте», я понимаю, что еще не видывала таких домов, ни в реальной жизни, ни по телевизору.
Такси останавливается перед внушительными коваными воротами, верх которых обрамлен грозными копьями. По бокам – две строгие каменные колонны. Дальше виднеется трехэтажная сторожевая башня, серая, с тонированными окнами.
– Я выскочу на минутку. Охранник нас пропустит, – говорит бабушка.
Мои широко распахнутые глаза следят, как бабушка выходит из такси, нажимает почти невидимую бежевую кнопку на одной колонне и что-то говорит в замаскированную реечную панель сбоку.
Затем возвращается к такси и дергает мою дверь.
– Идем.
Я выхожу с ее подушкой, прижатой к груди. Таксист опускает оконное стекло и предлагает:
– Могу подвезти вас до двери, мэм. Мне не трудно.
– В этом нет необходимости, – отвечает она, открывая сумочку и доставая несколько с трудом заработанных купюр.
– Я дам вам сдачу, – говорит таксист, открывая бардачок.
– Нет-нет, – говорит бабушка. – Оставьте себе.
– Спасибо, мэм, – отвечает он, поднимает стекло и машет нам обоим, прежде чем по широкой дуге развернуть такси и пуститься в обратный путь.
Мы с бабушкой стоим перед распахнутыми воротами между двумя каменными колоннами. Вперед уходит мощеная дорожка, вдоль которой разбиты аккуратные сады с зелеными кустами и кроваво-красными бутонами на них – я никогда не видела таких крупных роз. В конце тропы вырисовывается трехэтажное поместье с гладким серым фасадом, восемью окнами в черных рамах, что расположены в три ряда: два окна, дальше снова два и четыре. Здание похоже на восхитившего меня и бабушку восьмиглазого паука-волка с канала «Нэшнл джиографик» – вернее, восхищалась только бабушка, а я ежилась от страха.
Я хватаю бабушку за руку.
– Ну-ну, – говорит она. – Все будет хорошо.
Для бабушки, которая давно служит горничной у Гримторпов, это всего лишь очередной рабочий день, но для меня это первый визит. Годами бабушка описывала мне это поместье: и его гостиную, наполненную сокровищами из заграничных книжных турне мистера Гримторпа либо из его семейной коллекции; абстрактную живопись в главном коридоре, которую бабушка назвала «буржуазными кляксами»; а совсем недавно она рассказала, что за кухней недавно ремонтировали зимний сад и там есть автоматические жалюзи, поднимающиеся и опускающиеся по хлопку.
– Это еще что, – сказала однажды бабушка, когда я потребовала подробностей. – Свет в коридоре наверху включается и выключается, когда кто-то входит или выходит.
– И не нужно щелкать выключателем? – удивилась я.
– Нет. Само поместье будто знает, где ты находишься.
Звучало сверхъестественно, волшебно, едва ли не сказочно. И хотя бабушка расписала мне детали, до сих пор я не видела это поместье своими глазами. Неудивительно, что я чувствую себя космонавтом, впервые высадившимся на Марс. Как бы то ни было, мне гораздо лучше здесь и с бабушкой, а не в школе, где я должна быть в будний день.
Собственно, сюда мы ехали как раз из школы. Сегодня утром бабушку еще до занятий вызвала к себе моя учительница, мисс Криппс, протесты которой не помешали бабушке привести на встречу и меня. Встреча с учительницей проходила в кабинете директора, где я уже бывала больше раз, чем мне бы хотелось. Мисс Криппс села за большой деревянный стол директора, а мы с бабушкой – на жесткие стулья перед ним.
– Спасибо, что пришли, – сказала мисс Криппс.
Я представляю ее лицо с натянутой улыбкой, которую я не могла расшифровать. Мисс Криппс казалась мне по-настоящему вежливой. Но теперь-то я знаю, что она не такая.
– Образование внучки – мой высший приоритет, – сказала бабушка; но, прокручивая в памяти этот эпизод, я замечаю, что свои сложенные руки бабушка специально положила на стол – этот едва заметный жест означал мольбу и желание защититься.
– Позвольте поинтересоваться, а где же мать Молли? – спросила мисс Криппс. – Не то чтобы я против общаться с вами, но вас и Молли разделяет целое поколение.
– Молли живет со мной. Я ее опекун. Юридически я за нее отвечаю.
Я собиралась указать бабушке, что она не ответила на вопрос учителя, чем мисс Криппс была явно недовольна, но, не успела я открыть рот и заговорить, рука бабушки упала мне на колено – и почему-то заготовленная речь застряла в горле. Припомнив «Песенку скелета» о том, как кости стопы связаны с костями ноги и так далее, я тихо пропела все куплеты, но так и не поняла, как связаны язык и коленные чашечки.
Тем временем мисс Криппс вела вежливую беседу с моей бабушкой.
– Я знаю, что вы очень заняты, миссис Грей. Вы ведь замужем, не так ли?
– Называйте меня «мисс Грей», – поправила бабушка.
– Молли говорила мне, что вы все еще не на пенсии. Должна сказать, это впечатляет – в таком-то возрасте.
Бабушка кашлянула.
– Вопрос вот в чем, – продолжила мисс Криппс. – До конца учебного года всего несколько недель, и сейчас мы думаем, как распределить учащихся по классам в новом году.
– Такая заблаговременность – это мудро, – ответила бабушка. – Молли не терпится узнать, кто будет ее новым учителем, не так ли, Молли?
– Не терпится, – кивнула я. – Хотелось бы и новых одноклассников.
– В том-то все и дело, мисс Грей, – продолжала мисс Криппс, будто не замечая меня. – Я пришла к трудному решению, что Молли лучше остаться на второй год. Боюсь, ее успеваемость не соответствует нашим образовательным стандартам.
Бабушка поерзала на стуле, переводя взгляд с меня на мисс Криппс.
– Не понимаю, – проговорила она. – В ее табеле об успеваемости проставлены неплохие оценки.
– Да, учится Молли удовлетворительно. Ее знание языка, способности к чтению намного превосходят таковые у ее сверстников. Порой она даже забегает вперед, поправляя одноклассников и пополняя их словарный запас.
– Такая уж она, моя Молли. – Бабушка подавила смешок.
– Но вы же понимаете, что она… не такая, как все.
– Нельзя не согласиться, – кивнула бабушка. – Таких девочек больше нет. Но замечали ли вы когда-нибудь, мисс Криппс, что все мы разные, но все равно одинаковые?
Теперь пришла очередь мисс Криппс уклоняться от вопроса. Вместо ответа она произнесла:
– Молли плохо социализирована. Она так и не завела друзей в школе, в общении она полный ноль. Мисс Грей, я бы охарактеризовала социальные навыки Молли как… примитивные.
– Примитивные, – повторила я. – П-Р-И-М-И-Т-И-В-Н-Ы-Е. Примитивные.
Я ждала, что бабушка одобрит мое знание орфографии, но та ничего не сказала. Вместо того чтобы радоваться, что я знаю написание слова, она была на грани слез.
Я хотела сказать ей, что все будет хорошо и что это слово я услышала в документальном фильме Дэвида Аттенборо[7], когда мы вместе смотрели его несколько недель назад. Фильм был про обезьян, это удивительные животные, которых так часто недооценивают. Они применяют примитивные орудия труда себе на пользу не только в лабораториях и зоопарках, но и в дикой природе. Это же замечательно!
– Мисс Грей, – сказала мисс Криппс, – на днях Молли отругала одноклассника за то, что тот жевал с открытым ртом. У нее есть привычка стоять вплотную к ученикам младших классов, и это их пугает. Она настаивает, что школьного уборщика зовут «сэр Уолтер из Швабрляндии». Иногда Молли прячется в туалетной кабинке и отказывается выходить. Вы поймите, она и ее сверстники вовсе не на одном уровне.
Бабушка выпрямилась на стуле.
– Я полностью согласна. Она иного уровня, нежели другие дети. Молли, – сказала бабушка, поворачиваясь ко мне, – отчего ты прячешься в туалете?
– От грязи, – ответила я как ни в чем не бывало.
– От грязи? – повторила бабушка, и я была так горда, что смогла различить аккуратный вопросительный завиток в конце ее фразы, означавший, что она хочет подробностей.
– Другие дети пригласили меня поиграть в футбол на переменке. Я согласилась побыть вратарем и только потом заметила от штанги до штанги лужу грязи. Когда я отказалась стоять на воротах, мои товарищи по команде схватили меня, и держали, и черпали грязь моей же обувью. Я стала кричать, но меня всю облили грязью и сказали, чтобы я привыкала. «Нечего бояться грязи», – говорили они.
Бабушка слушала меня с открытым ртом. Безмолвствуя, она повернулась к мисс Криппс.
– Дети есть дети. Они не желали вреда, – пояснила мисс Криппс. – К тому же Молли нужно как-то учиться.
– У меня нет возражений по последнему пункту, – ответила бабушка. – Но разумеется, Молли не должна учиться таким образом, а ее сверстники не должны ее учить.
Это она интересно сказала. Должна признать, до этого момента мне и в голову не приходило, что мои одноклассники тоже могут быть моими учителями. В моих глазах такой подход к образованию был весьма сомнительным. Чему должно было научить меня макание головой в унитаз время от времени или чужие плевки в мой пенал? Или прозвища вроде Двинутой Молли, Мисс Чистюли, Пылесосины и самое обидное – Чудно`й Моли?
Действительно, кое-что я узнала и от одноклассников: поговорка про палки и камни в корне неверна. Благодаря им я умела уклоняться от тех или иных снарядов, но если снаряды и попадали в цель, синяки со временем сходили. А вот то, как меня жалили и клеймили словами, теперь часть меня. Их слова делают больно и по сей день.
– Вы когда-нибудь думали о том, что Молли помог бы более индивидуальный подход? – спросила бабушка, наклонившись вперед в кресле. – Возможно, школа позволит себе поменять программу, чтобы девочке было комфортнее в ее классе. А учителям было бы полезно опробовать новую тактику обучения Молли, вы согласны?
Мисс Криппс усмехнулась, и я решила, что прослушала шутку.
– Я проработала учителем семь лет, а до этого пять лет обучалась в университете. Думаю, к настоящему моменту я прекрасно знаю, как учить детей, – произнесла мисс Криппс. – Конечно, для девочки вроде Молли существует множество вариантов, и я буду рада снабдить вас брошюрами о специалистах, которых можно нанять, чтобы подобрать для нее частную программу.
– Частная, – повторила бабушка, – означает, что это будут платные преподаватели.
– Естественно. Вы ведь не ждете, что они согласятся работать даром.
– Конечно же нет, – ответила бабушка и убрала руки со стола перед собой.
– Здесь государственная школа, мисс Грей. Мы не можем подстраиваться под одну девочку. В моем классе, кроме нее, тридцать пять человек.
– Понятно, – кивнула бабушка. – Боюсь, специализированная или частная школа мне не по карману.
– Вы прислуга. Горничная, верно?
Бабушка снова кивнула.
– Молли часто рассказывает о вас. Она мечтает, когда вырастет, стать такой же, как ее бабушка. Говорят, яблоко от яблони недалеко падает. Из нее может получиться уборщица. Или, вероятно, судомойка. Как по мне, такие карьерные цели ей вполне под стать.
Бабушка уперлась взглядом в свои колени. Ей понадобилось время, чтобы ответить.
– Мне трудно понять, как ребенка с хорошими оценками можно оставить на второй год. Не уверена, что это можно назвать грамотным образовательным подходом. И хотя я ценю ваше мнение по этому поводу, могу ли я поговорить с директором?
– Это и есть я, – ответила мисс Криппс. – Об этом еще не объявлено, но совет школы счел целесообразным привлечь новую кровь, кого-нибудь… помоложе. Предыдущий директор в конце года уходит на пенсию. Сейчас она в отпуске. Отдыхает от стресса, – шепотом добавила она, но я прекрасно все расслышала.
– Замечательно, – сказала бабушка, хлопнув себя по бедрам, взяла сумочку и резко встала. – Идем, Молли. Время – дорогой товар.
Бабушка направилась к двери, я последовала за ней.
– Подождите! Учебный день еще не закончен, – возмутилась мисс Криппс. – Молли, останься.
– Ах, – ответила бабушка, – боюсь, вы ошибаетесь. Раз вы требуете, чтобы она осталась на второй год, то меньшее, что я могу сделать, – это избавить ее от необходимости заканчивать текущий год. До свидания.
И с этими словами бабушка вывела меня за дверь.
Я помню, как теплая рука держала мою собственную – так просто и так успокаивающе. Но теперь мы уже не в кабинете директрисы. Вместо этого бабушка и я стоим при входе в поместье Гримторпов.
– Мы идем? – спрашиваю я.
– Да, идем.
– Они меня ждут?
– Нет, тебя они наверняка не ждут.
– Что, если они не захотят, чтобы я была здесь, пока ты работаешь? А если я им не понравлюсь? Что тогда делать?
– Моя дорогая девочка, – говорит бабушка, – мы решим эту проблему так же, как и любую другую.
– Как?
– Вместе.