Пузырьки на кофейной глади напоминали бисер или маленькие рыбьи глазки. С выпивкой Матвей вчера всё-таки перебрал. Он чувствовал себя так, словно планета поменяла полярность, и ему никак не удаётся попасть в новый ритм её вращения. Старался дышать глубже, но душное, давящее ощущение в висках и затылке не проходило. Казалось, сосуды в мозге не просто сузились, а ссохлись, превратились в солому, и кровь больше не приносит в голову кислорода.
Есть не хотелось – даже думать о еде не хотелось, – но Матвей знал, чем быстрее поест, тем быстрее перестанет тошнить. Он смотрел на кофе, собираясь с силами для первого глотка.
Из коридора послышалось шуршание, которое поначалу Матвей принял за сквозняк. Оно становилось всё яснее и наконец переросло в звуки шагов. Через минуту в кухню вошёл отец.
– Я думал, ты на работе, – сказал Матвей.
Мама точно куда-то уехала полчаса назад. Матвей ждал, когда она захлопнет за собой дверь, чтобы сходить в душ.
– Да, – отец растирал глаза кулаками, отчего очки переместились на лоб. – Сейчас поеду. Вчера засиделся допоздна, решил сегодня дать себе поспать. Налей мне тоже, пожалуйста.
Матвей встал, чувствуя, как комната и вообще весь мир отплывает в сторону, и, когда всё вокруг снова замерло, оглянулся в поисках чистой чашки.
– На пробежку выходил уже? – спросил папа.
Он присел к острову посреди кухни. Матвей поставил перед ним кружку, и, наливая кофе, попытался вспомнить, когда бегал последний раз или хотя бы привёз ли с собой кроссовки.
– Нет, только собирался.
– Бегать надо, а то разленишься за отпуск, потом себя не заставишь, – сказал отец и пододвинул поближе кофе. – Спасибо.
Матвей кивнул – и соглашаясь, и отвечая на благодарность, и надеясь, что они поговорят о другом. Папа посмотрел на поднимающийся от кофе пар, потрогал кончиками пальцев кружку, но пить помедлил.
– Что там со статьёй? – спросил он. – Тему выбрал?
Матвей взвыл про себя.
– Нет, пап. Не выбрал. И вообще, я пока не собираюсь ничего писать.
– Что-нибудь написать нужно, а то чем ты будешь заниматься целых две недели? Впрочем, можешь приходить ко мне в больницу, чтоб совсем без дела не сидеть. Поконсультируешь немного, поделишься опытом зарубежных коллег.
– Пап, я найду себе развлечение, правда, – сказал Матвей. – Я очень много работал и очень сильно устал за последнее время. Мне нужен отдых.
– Никто ведь не просит тебя оперировать, – сказал папа и отпил кофе. – Отдыхай, кто мешает-то? Только обещай, что найдёшь время и заскочишь ко мне в больницу. На тебя там все хотят посмотреть.
Матвей вздохнул.
– Ладно, пап. Как-нибудь выберу время.
– Вот и хорошо.
Папа вдруг отставил кружку и посмотрел Матвею в глаза.
– Я ещё кое о чём хотел с тобой поговорить, пока мы одни.
– О чём? – спросил Матей.
Он уже не ждал ничего хорошего.
– Михалевич много тебя хвалил, хотя и поругать не забыл, – начал отец. – При маме я не стал говорить. Как бы тебе сказать… Ты хороший врач, Матвей. Но нельзя создавать неприятности человеку, который заботится о твоей карьере. Нельзя бить руку, которая тебя кормит. Ты понимаешь, о чём я?
Матвей набрал в грудь побольше воздуха.
– С доктором Михалевичем, как и с другими хирургами, у нас часто возникают споры, – сказал он. – И это нормально. Это естественный рабочий процесс.
– Да споры спорами, бог с ними, – махнул рукой отец. – Но ведь иногда до споров даже не доходит. Ты просто делаешь то, что хочешь, ни с кем не подумав что-либо обсудить.
– Я делаю не то, что хочу, а то, что надо. И обычно мне хватает опыта, чтобы разобраться самостоятельно.
– А что за история с пациентом без страховки? – спросил отец прямо. – Ваша больница отказала ему в обслуживании. Так чего ты полез его лечить?
– Это был молодой парень, иммигрант, которому дали ночью по голове, – ответил Матвей. – Стоило хотя бы убедиться, что ему не нужна операция. Всего-то сделать КТ и замотать голову бинтами. Я не понимаю, какие ко мне могут быть вопросы? Я всё оплатил.
Папа снова притянул к себе чашку, но не пил, а только стучал по ней подушечками пальцев.
– Сын, ты знаешь, я не жадный человек. И ты не жадный человек. Но всех за свой счёт не вылечишь. Если пациенту вашей больнице по какой-то причине отказывают в обслуживании, тебе не за чем идти наперекор начальству.
– Приказа не прикасаться к нему или дать ему умереть не было. Так что ничью волю я не нарушил.
– Матвей, – выдохнул папа, потерев переносицу за очками. – О чём ты говоришь? Никто не хотел, чтобы он умер. Я о другом. Ты многого добился за эти пять лет. И заметно выдвинулся. Но это не значит, что пришло время своевольничать.
– Если я там чего-то и добился, – сказал Матвей, чувствуя, что разговор пора прекращать, – то как раз за счёт своей самостоятельности и умения нести ответственность. Я не рискую жизнями пациентов, не красуюсь и не корчу из себя героя. Но если надо помочь – помогаю.
– Матвей, ты ведь всегда был неконфликтным и благоразумным. Вот и сейчас, переходя на новое место, пожалуйста, думай о том, что идёт на пользу твоей карьере, а что нет.
Матвей молчал.
Почему отец решил, что он уже согласился на новое место? Матвей ведь ясно сказал – взял отпуск, чтобы подумать. Да отец, наверное, и не слышал этого. У него в голове карьера сына расписана до самой пенсии.
– Споры с начальством – последнее дело, – продолжал папа. – В них всегда останешься дураком, как бы ни был прав. Конечно, ты теперь врач, хирург, тебя унижает, когда кто-то пытается командовать, но пока ты сам не станешь заведующим, придётся с этим мириться.
Матвей поднялся. Почти полная кружка кофе отправилась в раковину.
– Пойду бегать.
– А вот это правильно, – сказал папа. – Который там час, кстати? У-у-у. Пора собираться, в двенадцать у меня совещание.
Матвей пошёл в свою комнату и лёг на кровать. Потолок отплыл немного вправо, но потом вернулся обратно.
С отцом всегда было непросто, а теперь он наслушался Михалевича и стал совершенно невыносим. А ведь как раз Михалевич вытянул на свет эту историю с иммигрантом. Другим начальникам нет дела, чем занимается и кому помогает доктор Филь, если больнице не приходится за это платить.
Тошнота из пустого желудка карабкалась к самому горлу. Надо поесть. Сейчас отец уедет на работу, и Матвей спокойно позавтракает. На миг он даже задумался о пробежке, но она скорее добьёт его, нежели оживит. А свои кроссовки последний раз он видел в больнице. Неужели всё-таки забыл? Немного отдохнёт и посмотрит в чемодане.
Ему бы поспать ещё, да разве можно уснуть, зная какая встреча ждёт вечером?