Не желая все это видеть, зажмурилась, а когда открыла глаза, морда исчезла. Правда, на ее месте тут же нарисовалась другая, не менее красная, даже можно сказать багряная. Это папенька, встав прямо передо мной, решил озвучить свои сентенции:
– Это все ты, Софья! Вот, посмотри, до чего ты меня доводишь! – указал он на верещащую Татьяну, которую Беляна самозабвенно хлопала полотенцем по заднице.
Лупила от души, словно пыталась спасти барыню не только от огня, но и от целлюлита. А может, выбить из нее ее черную душонку.
Не знаю, что там насчет целлюлита и душонки, но пламя быстро погасло.
Беляна расстроенно завздыхала.
– Ты наденешь то платье! – Княжеский перст нацелился на облако античных кружев, небрежно перекинутое через ширму. – Это приказ!
Не успел он договорить, как платье, словно по мановению волшебной палочки, занялось пламенем. Тут уж Татьяна не выдержала и с криками «Пожар! Пожар!!!» выскочила из гостиной, а следом за ней умчался и князь.
Даже не посмотрел в мою сторону, боров бессердечный. Не побеспокоился об единственной дочери!
Я на всякий случай поспешила на улицу, утащив с собой и впавшую в ступор Беляну. Мало ли, вдруг огонь с ширмы перекинется на шторы и шелковые обои. Тут уже одно полотенце точно не поможет.
К счастью, обошлось. Слуги, примчавшиеся на вопли «тетки», быстро погасили пламя, распахнули в комнате все окна и принялись за уборку.
– Давно такого не было, чтобы барин, сорвавшись, огнем кидался, – торопливо избавляя меня от платья в Софьиной спальне, бормотала Беляна. – Нельзя ему так гневаться. Плохо это.
– Это Вя… отец устроил светошоу?
– Свето… – растерянно начала девушка, и я поспешила исправиться:
– Подпалил Татьяне юбку, а потом спалил к чертям собачьим платье.
Там, в Сиреневой гостиной, на какое-то мгновение мне показалось, что это я стала катализатором пламени. А получается, что Вяземский?
– А больше-то и некому, – слабо улыбнулась служанка. – У барыни нет силушки, да и у вас тоже не… – Беляна осеклась и, опустив глаза, пробормотала: – Сейчас принесу вашу одежду.
Недоделанное подвенечное платье вернули портнихам с наказом срочно его доделать. Шить новый наряд, подхалимский, времени уже не было – послезавтра в церковь.
От этой мысли настроение стало хуже некуда. У-у, как же не хочется связывать себя ненужными узами!
После обеда, который в наказание за все мои грехи велели подать в комнате, Вяземский явился ко мне и «обрадовал» еще больше:
– Вечером поедем к Воронцовым. Будешь знакомиться с будущими родственниками. Но если ты, Софья, и там что-то выкинешь… – На одутловатом лице князя стали расплываться красные пятна.
– Все будет зависеть от вашего поведения, папенька, и поведения вашей будущей жены.
– Какой жены?! Ты что несешь?!
– Это вы спросите у Татьяны. Вот прямо сейчас отправляйтесь к ней и спрашивайте, – благословила его на долгую дорогу в «теткины» покои.
Распахнув дверь, взглядом попросила выметаться. Недобро зыркнув в мою сторону, совсем не по-отцовски, Вяземский ушел. Уж не знаю, к Татьяне иль еще куда, но когда за ним закрылась дверь, я, не сдержавшись, процедила:
– Достали! Все! Мне домой надо, а я в их цирке исполняю роль дрессированной мартышки!
В сердцах пнула туфлей ножку пуфика. Легче не стало. В душе клокотала злость от бессилия что-либо изменить, и как с ней справляться, я не представляла.
– Сочувствую тебе, девонька. Чисто по-человечески, – послышался уже знакомый голос. Он доносился из платяного шкафа и сейчас казался как никогда реальным. – Жизнь твою молодую губят. Никто не жалеет.
Вспомнив про померещившуюся в огне морду, я поежилась и, преодолевая страх, на цыпочках двинулась к шкафу. Выдохнула чуть слышно и, приказав себе не быть трусихой, распахнула резные дверцы.
Пусто. За кулисами из юбок никого не было.
– Смотрю я на тебя и думаю, пропадешь ты тут одна. Без меня. Мира не знаешь, законов тоже. Магии не обучена, выживанию при дворе… Ой, про это и говорить нечего!
Новая тирада была озвучена где-то в районе кровати, к которой я и бросилась, горя желанием поймать звуковую галлюцинацию.
Если повезет, глюк окажется не глюком и можно будет поставить диагноз, что я не свихнулась.
– Может, хватит? – Опустившись на колени, откинула покрывало и едва не завизжала.
В метре от меня, ехидно улыбаясь, сидело нечто… чертообразное.
В другой конец спальни я улетела со скоростью света. Забилась в угол, не зная, то ли креститься, то ли звать на помощь. По идее, здесь не крестятся, а значит, не спасет и не поможет. Тогда…
Я уже открыла рот, собираясь позвать хотя бы Беляну, когда нечисть, деловито выбравшись из-под кровати, обиженно проворчала:
– Все вы бабы одинаковые. Чуть что – сразу разоряетесь. А это, между прочим, обидно и неприятно. Ты, девонька, по моим меркам тоже не красавица. Хвоста нет, рогов тоже. Бледная, тощая… Тьфу, одним словом.
Пока черт ворчал и подробно расписывал, какая я уродина, я смотрела на него расширившимися от страха и удивления глазами. При внимательном рассмотрении он меньше походил на черта и больше на какого-нибудь диковинного зверька.
Морда не то лисья, не то волчья – никаких свиных пятачков и искаженных человеческих черт. Вместо копыт пятипалые лапы. Сейчас неведомое существо вполне уверенно стояло на задних. Короткая ярко-красная шерстка и на лбу маленькое светлое пятнышко, как у какой-нибудь буренки.
Вот рога и хвост имелись. Первые – маленькие, почти терялись за лисьими ушами, второй – длинный, как плетка, заканчивался пушистой кисточкой, ярко-оранжевой, словно лепесток пламени.
– Ты… ты что вообще такое? – когда первый шок прошел, пробормотала я.
– Что? – вскинулся черт. Выпятив мохнатую грудь, оскорбленно выдал: – Не хами, девонька.
– Я не хамлю, а пытаюсь понять, кто ты.
– И вот так всегда с вами, иномирянками, – вздохнуло непонятное создание, а я замерла. Штирлиц, караул, нас раскрыли! – Ни манер, ни такта. То «чтокают», то «тыкают», а я, между прочим, старше тебя на… Но, впрочем, неважно.
Отлипнув от стены, я сделала к нему несколько несмелых шагов. Так, Маша, вдох-выдох, не паникуем, разбираемся с ситуацией поэтапно.
– Ты знаешь, кто я?
– Еще бы не знать, ты ж меня и призвала. Приманила своими эмоциями и пробуждающимся даром. А тут надо же – душа иномирная! Да еще к этому миру не привязанная.
Пока я обтекала, анализируя сказанное, чертяка снова затараторил:
– В общем, я всегда держу лапу на пульсе событий и помогаю таким, как ты, невоспитанным девицам.
– Это я-то невоспитанная? Ты еще даже не представился, а уже который день меня пугаешь!
– Резонно, – хмыкнул чертяка и, стащив с головы невидимую шляпу, шутливо поклонился. – Четлонтармуэль Магор-Виньецкий, Четвертый и Единственный, Великолепный и Неповторимый! Можно проще – господин Четлон. Для близких друзей просто Чет или старина Виньецкий. Но мы с тобой еще даже на брудершафт не пили, чтобы подружиться, так что остановимся на господине Четлоне. Ты, я так понимаю, Машка?
– Откуда узнал?
Ладно душа ему видна, но имя-то на лбу не написано!
– Ты сама себя так называла. Не далее как вчера сидела вон там возле зеркала, смотрела на не-свое отражение и бормотала: «Не кисни, Машка, прорвемся». Не знаю, куда ты собралась прорываться, но сбегать не советую. На улицах даже такая сушеная килька кому-нибудь да приглянется. Ну ты понимаешь, о чем я.
Странный гость подмигнул, после чего, запрыгнув на кровать, закинул ногу на ногу… вернее, лапу на лапу, достал прямо из воздуха скрученный в трубочку листок бумаги и, развернув его, с деловой интонацией в голосе продолжил:
– Значит так, Машка…
– Маша, – поправила его я. – Лучше госпожа Мария. Мы ведь с тобой на брудершафт еще не пили, – вернула его же реплику.
А то ты посмотри какой нахал! «Машкает» он тут мне. Но нахал очаровательный, и кисточка эта на хвосте так и манит ее пощупать.
Оторвавшись от чтения, черт вскинул на меня взгляд, чему-то усмехнулся и сказал:
– Перейдем сразу к делу: возвращаться домой собираемся или здесь планируем остаться?
– Собираемся! – с жаром заявила я. – Хоть сейчас!
– Хоть сейчас не получится. Необходимо выполнить ряд условий, утрясти формальности, обсудить твою ситуацию с руководством.
– Руководством?
Чет выразительно покосился на потолок, в лепном обрамлении которого поблескивала хрустальными висюльками огромная люстра.
– И первое, что надо будет сделать, – это подписать договор. Увы, девонька, даже у нас, верховных, бюрократия цветет и пахнет.
– Что еще за до…
Не успела я закончить, как перед моими глазами, снова из ниоткуда, материализовался лист бумаги, на котором крупным каллиграфическим почерком было выведено: «Дѣло Машки». Далее шли совершенно неразборчивые каракули, а в самом низу мелким шрифтом было написано опять же нечто невразумительное.
Ну знаете ли…
– Это что? – Схватив бумажку, потрясла ею перед хитрой лисьей мордой. – Договор с дьяволом? Подписывать, я так понимаю, надо кровью?
Нашел идиотку.
– Тпру, девонька, куда это тебя унесло? Почему сразу кровью? И где ты дьявола увидела? Я, Машка, – хранитель стихии: верховный аджан! – гордо произнесло странное существо. – А подписывать будем чернилами. Магическими.
С этими словами он хлопнул лапами и передо мной прямо в воздухе зависла алого стекла чернильница с золотым пером, по краю которого обжигающей канвой вилось пламя.
– Здесь ничего не ясно, – опустив взгляд на бумажку с каракулями, хмуро сказала я. – И вообще, я не стану ничего подписывать, пока не получу ответы. Что значит, я призвала тебя? И как это не привязанная к миру?
– А вот так, – дернул ушами Чет. – Лучший якорь для души – семья. А ты, поросеночек невоспитанный, только замуж выходишь и чувств особых к жениху не питаешь. Впрочем, коли дите появится…
И я вздрогнула, моментально вспомнив наказ нищенки: никакого интима.
– Не появится! – выпалила и перенаправила разговор в менее щекотливое русло: – И что значит «хранитель стихии»?
– Это я тебе потом расскажу, девонька, – махнул он лапой и, заглядывая мне в глаза, продолжил с хитрющей улыбкой: – Так подписывать будем?
Договор призывно засиял, но ответить я не успела, как и задать другие, вертевшиеся на языке вопросы. Коротко постучав, в спальню вбежала запыхавшаяся Беляна.
– Госпожа! Мне велено помочь вам собраться!
Рогатого бюрократа она не заметила, хотя тот не потрудился исчезнуть. По-видимому, его видела и слышала только я.
Может, все-таки сошла с ума?
– Собраться куда?
Беляна потупила взгляд и смущенно произнесла:
– На вечер к князю Воронцову, вашему жениху.
Черт, совсем забыла про жениха.
Делать нечего, пришлось собираться. Сначала выбирали вместе платье. Беляна показывала, а я отметала вариант за вариантом, втайне досадуя, что в гардеробе Софьи не завалялось ни одной пары джинсов, футболки и кроссовок. Все кружавчики да воланчики, горошек, вышивка, цветочки… Аж тошно.
– Ты, Машка, так и к завтраку не соберешься, – скопировал мем «рука-лицо» хранитель.
– Просто я не хочу выглядеть глупо.
Беляна встрепенулась, решив, что я обращаюсь к ней, и еще усерднее принялась носиться от шкафа к кровати и обратно. На покрывале уже успела образоваться внушительная разноцветная горка, а платья все не кончались.
– А как вам такое? Нет? И это тоже не нравится? – Служанка завздыхала. – Обычно барыня этим занималась, сама выбирала и решала…
Удивительно, как еще Софья в туалет не ходила с разрешения барыни.
– Барыня уволена.
Без трудового пособия.
Чет фыркнул и перебрался на ворох платьев. Улегся, подперев голову лапой, и продолжил наблюдать за моими страданиями.
– Голосую за это, – выудил из кучи тряпья иссиня-черный атласный рукав. – Стильно, немарко, практично.
И очень подходит по цвету к жизненной полосе, которую я в данный момент проходила.
– Давай черное, – решила я довериться вкусу странного гостя. – Ты его мне, кстати, даже толком не показала. Сразу бросила на кровать.
– Черное? – удивилась Беляна. – Но как же… Вы же в нем матушку свою хоронили! Да одарит Многоликий милостью своей ее светлую душу…
– А через два дня буду хоронить свою свободу.
– Но свадьба… это же такая радость … – растерянно пробормотала служанка.
Понимая, что в наряде с похорон я даже в карету не успею забраться – сразу погонят обратно, переодеваться, тяжело вздохнула и, приблизившись к постели, вытащила из-под задницы Чета первое попавшееся платье – из бледно-розового, словно прибитая пылью маргаритка, шелка.
– Пусть будет это.
– Чудесный выбор, госпожа!
Беляна облегченно выдохнула и встала позади меня, чтобы расшнуровать корсаж. Я нервно покосилась на Чета – глаза у черта загорелись.
– Отвернись!
– Мне отвернуться? – растерянно уточнила служанка.
Ну вот и как мне с ним при посторонних разговаривать?
– Да что я там не видел? – демонстративно зевнул чертяка, не преминув добавить: – А в твоем случае, девонька, даже если бы захотел, ничего и не увидел бы. Тут ни монокль, ни лупа не помогут.
Если честно, я немного обиделась. Грудь у Софьи имелась и была очень даже красивой. А что в целом худенькая да слабенькая – это ничего, поправим.
– Давай лучше зайдем за ширму, – попросила я Беляну и вместе с ней спряталась от бесстыжего взгляда хранителя.
На сборы ушло, наверное, часа два. Я думала, что с внешним видом можно не заморачиваться, но, покопавшись в Софьиных воспоминаниях, поняла, что на званый вечер здесь наряжались как на бал: сложная прическа, перчатки, украшения. Обязательно веер и атласные туфельки с пряжками или розетками. Впрочем, память хозяйки тела оказалась скупа на эти сведения. В гости княжну не возили и о том, как полагается выглядеть знати на торжественном событии, Софья знала только из уроков по этикету.
Бедная девочка.
Существо с неудобоваримым именем исчезло так же незаметно, как и появилось. С одной стороны, я была рада – можно было не опасаться, что опять что-нибудь ляпну при Беляне. С другой, у меня к нему осталась куча вопросов, которые еще не успела озвучить, но которые не давали покоя.
Он сказал, что это я его приманила, своим пробуждающимся даром. И что это значит? Софья не была пустышкой или это моя залетная душа решила отличиться? И кто тогда спалил в Сиреневой гостиной платье и отхлестал по заднице Татьяну?
Князь, черт или все-таки Маша?
От мысли, что, возможно, во мне есть искра силы, в груди стало горячо, почти запекло. Мне и хотелось, чтобы это оказалось правдой (все-таки здорово владеть магией!), и в то же время было боязно. С огнем, как говорится, шутки плохи.
И вот еще что: если Андрей узнает, что никакая Вяземская не пустышка, а девушка с даром, как отреагирует? Обрадуется? Возможно. И ка-а-ак возьмется за создание потомства. А мне разве можно? Не можно.
Поэтому не буду я радовать князя. Пусть и дальше считает, что Софья Вяземская – не подарок, а наказание. Тогда, может, и не будет спешить с брачной ночью.
И я выиграю хотя бы немного времени, чтобы отыскать дорогу на Землю.
«Отец» встречал меня постной миной, казалось, намертво приклеившейся к его одутловатой княжеской мор… Лицу, короче. Весь такой важный, надменный, едва удостоивший взглядом свое проблемное чадо, когда слуга помог мне забраться в карету.
Напротив князя с видом скорбного ангела восседала Татьяна. Пришлось пристраиваться рядом, потому что возле его сиятельства места банально не осталось.
– Трогай! – Вяземский нетерпеливо ударил набалдашником трости по крыше карете.
Я едва успела собрать в кучку юбки, прежде чем дверца захлопнулась и экипаж покатил к воротам.
Татьяна скосила взгляд на мое платье, едва прикрытое легкой короткой накидкой, и демонстративно хмыкнула. Мол, по ее мнению, выбор так себе. Я этот хмык так же демонстративно проигнорировала и отвернулась к окошку, наполовину занавешенному выгоревшей на солнце шторкой.
– Эти перчатки плохо сочетаются с платьем, – не выдержав, завела свою шарманку «тетя».
Я мысленно досчитала до десяти. Спокойно, Маша, не кипятись. Подумаешь, продолжает тебя подзуживать. Будь выше этого. Будь…
– И куда смотрела Беляна? – Татьяна продолжала возмущаться. – Эти украшения совершенно не подходят к…
Корова.
– Еще одно слово, и я сниму и перчатки, и украшения, раз они вам так не нравятся. А заодно и платье – вы его тоже явно не оценили, – и пойду на ужин к князю в исподнем. Уверена, уж он-то мой вид точно оценит. Вместе со своими родственниками. Как вам такой план, «тетушка»?
Татьяна открыла было рот, собираясь поделиться своими соображениями относительно моего блестящего плана, и тут вмешался Вяземский:
– Успокойтесь. Обе. Вы меня так в могилу сведете.
– Конечно, конечно, ваше сиятельство… Простите нас! – сразу заюлила Татьяна, напомнив мне преданно виляющую хвостом собачонку. – Я просто пытаюсь помочь нашей девочке проложить себе дорогу к счастью.
От твоих попыток девочка сатанеет.
Вслух я этого не сказала, но так посмотрела на Татьяну, что та наконец примолкла.
Зато князь продолжил:
– Из-за тебя, дочка, я сегодня сорвался. Едва дом не сжег, а потом весь день мучился с сердцем.
– Имей хотя бы немного сострадания к своему бедному отцу, Софья, – тут же активизировалась потенциальная будущая княгиня.
Может, пешком пойти к жениху, так сказать, нагулять аппетит? Снаружи хотя бы воздух не ядовитый и никто не шипит змеей над ухом.
– Это все от переедания, батюшка. Все от переедания, – искренне сказала князю и заметила, как тот снова багровеет.
Ладно, лучше заткнусь. Вдруг и правда это он в Сиреневой гостиной увлекся пирокинезом, а я вообще не при делах.
– Давайте лучше полюбуемся городскими пейзажами, – предложила мирную альтернативу и продолжила созерцать сонные улочки Московии, по которым громыхал наш экипаж.
С одной стороны, не терпелось добраться до дома Воронцовых, ведь чем скорее этот вечер начнется, тем скорее закончится. С другой – было боязно. Мы не виделись почти неделю, и я не представляла, какой окажется эта встреча.
Каким окажется он.
Вдруг Андрей только на первый взгляд нормальный мужик, а на второй и третий точно такой же, как их чудовищный принц. Ведь стоял же, смотрел, как тот меня раздевал и лапал. Не вмешивался до последнего. Да и будь Воронцов нормальным, не водил бы дружбу с таким гадом.
Эти мысли расстраивали и навевали тревогу. Еще и черт черт-те куда подевался, а мы ведь так и не обсудили возможные варианты моего побега из этого мира.
– Прибыли! – со взволнованной улыбкой возвестила Татьяна, когда экипаж остановился перед высокими коваными воротами.
Нервно закусив губу, я скользнула по особняку взглядом. Тот поражал размерами и роскошью фасада. Повсюду, куда ни глянь, сложные лепные узоры, обрамленные ею же бесконечные ряды окон. Длинные балконы, просторные террасы… И все это великолепие в окружении цветущего сада.
– Ваше сиятельство, посмотрите, как красиво! – восхитилась «тетя», веером гоняя по карете воздух. – И как же хорошо, что наша Софушка станет именно Воронцовой! Дальней, но все же родней императорской семьи.
О, боги! Только не говорите, что Андрей с цесаревичем дальние, но все же родственники?
Хреново.
И тут еще надо разобраться, у кого из нас двоих генетика плохая. Софья всего лишь пустышка, а у кое-кого кровь явно с душком.
Наконец ворота отворились, и карета покатила к парадному входу, на ступенях которого стоял мужчина в черном.
«Дворецкий», – определила я.
Несколько раз вдохнула и выдохнула, но так и не смогла успокоиться. Наоборот, стоило выйти из кареты и направиться к ступеням лестницы, охраняемой с обеих сторон каменными орлами, как ноги стали ватными.
Дворецкий низко поклонился, приветствуя гостей, и повел нас через просторный холл к двустворчатым дверям с резными наличниками. Распахнув их и объявив о появлении гостей, снова поклонился.
– Прошу, милостивые господа.
Прежде чем мы переступили порог комнаты, «отец» шепнул мне на ухо:
– Веди себя прилично, Софья. Не позорь меня.
В гостиной, достаточно большой, но загроможденной мебелью, нас встречала статная дама и две девушки. Одна, занявшая позицию за креслом дамы, была навскидку немного старше Софьи, другая, стоявшая от них справа, – еще совсем девочка, лет пятнадцати или даже младше. И только у нее на лице я заметила некое подобие улыбки, а в глазах любопытство. Лица остальных казались непроницаемыми.
Я сразу поняла, что мне здесь не рады.
– Ваше сиятельство, – все-таки заставила себя улыбнуться дама, с напускной благосклонностью взирая на князя. – Княжна…
Стоило ей перевести взгляд на меня, как от благосклонности, пусть и фальшивой, не осталось и следа. Княгиня Воронцова (а судя по внешнему сходству с Андреем, я имела неудовольствие общаться именно с ней) нахмурилась и даже слегка поморщилась.
– Премного благодарны за приглашение, ваше сиятельство, – медово проговорил «отец», едва склоняя голову.
Татьяна дернула меня за руку, требуя изобразить книксен, или как это у них называется. Согнуть колени, в общем, и опустить глаза долу.
Пока я опускалась и опускала, чувствовала, как по мне змеями ползут откровенно враждебные взгляды.
– Софья очаровательная девушка, – наконец снизошла до комплимента княгиня.
Обмен любезностями был обязательным в высшем свете, хоть и явно тяготил эту женщину.
Не знаю, сколько ей натикало, но ее все еще можно было назвать красивой. Пусть черты лица и стали с возрастом резче, подчеркнутые морщинами, но не утратили своей привлекательности и благородства. Каштановые волосы были уложены в простую, но элегантную прическу, а темное платье с воротником-стойкой придавало этой даме еще больше строгости.
– Благодарю, ваше сиятельство, – кивнул князь и улыбнулся.
Молчание. И снова обмен взглядами, от которых меня отвлек уже знакомый голос с ехидными нотками:
– Я бы на твоем месте, девонька, ничего здесь не ел и не пил. Или вон сначала дал попробовать болонке. – Чет, материализовавшийся словно из ниоткуда, вольготно развалился на диване, подложив себе под голову бархатный валик, и махнул рукой в сторону очаровательной собачки, пушистым ковриком разлегшейся у камина.
Псина, будто его услышав, приподняла голову и тихонько заскулила.
Остальные присутствующие хранителя не видели.
– Андрей сейчас подойдет, – вернул меня к действительности лишенный эмоций голос княгини. – А пока предлагаю познакомиться. Это мои дочери. Анна. – Девушка, стоявшая за креслом, шагнула вперед и тоже изобразила некое подобие книксена. – И Наталья.
Младшенькая, слегка покраснев, опустилась в реверансе.
– Очаровательные красавицы, – явно робея перед княгиней, глупо хихикнула Татьяна, за что удостоилась косого взгляда от князя.
Еще вопрос, кто его тут будет позорить.
Княгиня снисходительно улыбнулась и предложила:
– Прошу, ваше сиятельство, располагайтесь. Софья, – мне снова досталась улыбка удава, – присаживайтесь. Хочу послушать о вас, пока Андрей не пришел.
А может, он и не придет?
Было бы хорошо…
Князь устроился на диване, рядом с чертом, которого продолжал в упор не замечать. Я опустилась в кресло напротив хозяйки дома, а Татьяна осталась стоять. Может, ей по статусу не полагалось садиться или еще что, но места ей так и не предложили.
– Расскажите о себе, – попросила ее сиятельство, заставив меня мысленно чертыхнуться.
– Давай, жги, Машка, – благословил меня рогатый. – Только не в прямом смысле слова. Навешай им картофельных шкурок на уши, чтобы отстали.
Навешать им картофельных шкурок на уши… Да запросто!
Нырнув в Софьины воспоминания, я сказала:
– Я родилась и выросла в Вязьме. Батюшка с матушкой весьма пеклись не только о моем здоровье, но и об образовании. Они регулярно выписывали учителей из столицы. До пятнадцати лет у меня была гувернантка из Бритии, поэтому я неплохо владею бритским. И еще лучше говорю на франкском.
Слушая меня, княгиня кивала, почти удовлетворенно, и я даже было поверила, что для нас еще не все потеряно, когда со своего места за креслом подала голос Анна:
– А еще, как нам стало известно, вы неплохо музицируете. Особенно вам нравится этим заниматься в компании мужчин, не так ли?
Начинается…
Ее сиятельство даже не попыталась одернуть нахалку. Наоборот, едва заметно (но все же заметно!) презрительно усмехнулась.
– Мне нравится этим заниматься в любой компании. Хотите, и для вас после ужина сыграю, – ответила я в тон язве.
– Думал, вы больше не садитесь за клавиши. Из-за неприятных воспоминаний, – раздался от двери голос, заставивший меня вздрогнуть.
Холодный, немного насмешливый, пронизанный горечью. Точно таким же был и взгляд Андрея.
Даже не пытается скрыть, что я для него что камень на шее.
– На самом деле я сильнее, чем кажется, и предпочитаю не хранить, а расставаться с неприятными воспоминаниями, – улыбнулась князю.
Холодно и тоже насмешливо.
Чтобы не думал, что я считаю дни до нашей свадьбы.
– А такие уж они были неприятные, раз привели к столь приятному для вас финалу? – продолжала язвить его сестрица.
– Аня, достаточно, – оборвала дочь княгиня. Но как-то уж слишком мягко, почти нехотя.
Вяземский молчал, но судя по красным пятнам на щеках, этот разговор ему очень не нравился. Лицо Татьяны оставалось непроницаемым. Вполне возможно, что ей-то как раз все нравилось.
– Я всего лишь озвучила очевидное, – с притворной невинностью промурлыкала девица.
То есть здесь можно озвучивать очевидное? Что ж, отлично.
– Обо мне вы услышали. А я была бы рада услышать о вас, князь. – Обернувшись к жениху, не спешившему проходить в комнату, проговорила: – Признайтесь, присутствовать при развлечениях цесаревича входит в ваши обязанности или вы тоже так развлекаетесь? С ним на пару. Хотелось бы прояснить этот момент до того, как выйду за вас замуж.
Наверное, раздайся в гостиной выстрел, и то бы не было такого эффекта. Болонка заскулила, Чет захихикал, а Андрей…
Лицо колдуна мгновенно заледенело.
Молчание, повисшее после моих слов, длилось всего несколько секунд, но это были очень красноречивые секунды. Пронизанные яркими эмоциями, из последних сил скрываемыми чувствами. Воронцов сверлил меня таким взглядом, что стало ясно: князь всерьез подумывает о том, чтобы овдоветь. Еще не успел стать мужем, а уже весь в мечтах о похоронах. Составляет список приглашенных, прикидывает в уме меню, гадает, стоит ли звать на вечеринку любовницу…
Кстати, а у него есть любовница? Не то чтобы мне было важно это знать. Просто так, для общего развития и…
– Будет убивать, – словно прочитав мои мысли, пришел к выводу аджик.
Или, может, таджик? Нет, точно не это.
Как же он себя величал…
Пока я думала о звании, статусе, расе хранителя (или что бы это ни было), а Андрей в мыслях крутил куклу вуду, собираясь чуть позже, назвав ее Софьей, попротыкать иголками, все остальные дружно молчали.
Не знаю, что в это время происходило с княгиней. Я смотрела в глаза Воронцову и не косила в ее сторону. Ждала ответа, но его все не было.
От неловких объяснений князя спасла появившаяся служанка. Согнув колени в реверансе и опустив взгляд, девушка сказала:
– Ваше сиятельство, ужин подан.
Княгиня расцвела холодной улыбкой, как расцветает подснежник, проклюнувшийся сквозь промерзшую землю.
– Тогда прошу к столу. Князь…
Натужно улыбнувшись, Вяземский поднялся и последовал за ее сиятельством. За ними гуськом засеменили сестры Воронцова, Татьяна, и как-то так вышло, что на минуту или две мы с Андреем остались наедине.
Ну ладно, не совсем наедине. Собачка решила задержаться и Чет не спешил покидать нагретое местечко. Заложив лапы за голову, уже предвкушал очередную сцену. Не дождется! В конце концов, я ему здесь кто, клоун? Нет, я Маша Семенова.
– Мне жаль, что так вышло с цесаревичем, – видя, что я не спешу следовать за княгиней и все еще жду объяснений, проговорил без пяти минут благоверный.
В светло-голубых глазах, почти прозрачных, как озерная вода, или ясное, погожее небо, читалось искреннее сожаление.
– Разберись я сразу в ситуации, и ничего бы этого не было.
– Хотите сказать, не было бы наказания свадьбой? – не сдержалась я и Чет показал «класс».
Так, Маша, перестань выступать ему на радость. Хватит.
Оторвавшись от дверного косяка, с которым, казалось, сроднился, Воронцов прошел в комнату.
– Я говорил про те неприятные мгновения, что довелось вам пережить по вине цесаревича.
Он был высок. Выше Софьи на целую голову. Темные волосы, легкая небритость на щеках, по-мужски красивые черты лица и аромат… Почему-то от него пахло морем. Соленым, пьяняще свежим воздухом. Этот запах всегда ассоциировался у меня с чувством свободы, головокружительного полета, счастья…
Тряхнула головой, прогоняя бредовые мысли, и постаралась выдавить из себя улыбку:
– Ну, вы хотя бы извинились. Полагаю, от его высочества извинений ждать не стоит.
– Ему перед вами не за что извиняться. – Князь мрачно усмехнулся. – По крайней мере, все так считают. А кто не считает, предпочитает помалкивать.
Ну да, Игорь у нас в белом пальто.
Хотя я бы предпочла увидеть его в белых тапочках.
– И что… – замялась, а потом вскинула на жениха взгляд. – От свадьбы совсем-совсем отвертеться не удастся? Вообще никак? Может, есть какая-нибудь лазейка? Последний шанс на спасение?
Странно, но мои слова почему-то его удивили. Он нахмурился и спросил, несколько грубо:
– То есть вы не рады нашему союзу?
– По-вашему, я похожа на счастливую невесту? Где на мне улыбка? А слезы счастья? Я вас не знаю. Вижу второй раз в жизни. И, если честно, была бы рада не увидеть в третий. Ничего личного, князь. Просто не таким я представляла свое замужество.
Его сиятельство хмыкнул и не удержался от подкола:
– И каким же его представляла девушка без дара?
Еще одна язва. Будто мне Чета мало.
– С любимым мужчиной. Коим вы, разумеется, не являетесь.
Наверное, удивление на породистом лицо почти-мужа достигло бы своего пика, но процесс достижения прервала вернувшаяся служанка:
– Господин, ваша матушка зовет. Изволит…
– Уже идем, – прервал ее князь и, навесив на лицо нечитаемое выражение, обратился ко мне: – Софья, прошу.
Следом за нами в хоромы номер два перебрались и хранитель с болонкой. В просторном зале, в центре которого красовался богато накрытый стол на Чет знает сколько персон, все сверкало позолотой. Ну или золотом… Благородный металл был повсюду: обтекал массивные канделябры, поблескивал инкрустациями на вазах, затянул тяжелые рамы картин на стенах. Последние, обтянутые темно-зеленым бархатом и обшитые понизу деревянными панелями, отлично сочетались цветом с резными стульями, сиденья которых были обиты блестящим глазетом: все та же зелень с золотом.
Под прицелом взглядов слуга отодвинул передо мной стул, и я опустилась на мягкую сидушку настолько грациозно, насколько вообще могла это сделать. Андрей занял место во главе стола.
Ужин начался.
– Все еще советую протестировать на псине, – подал голос Чет откуда-то из камина.
Я покосилась на закуски, представила, как швыряю их на шелковый ковер на радость болонке и отказалась от этой затеи. Чет явно драматизирует. Не рискнут они меня травить. Им тогда император оторвет все, что можно оторвать. Ну или головы с задницами поменяет местами. Тоже вариант.
Во время ужина княгиня с сыном почти не разговаривали. Наталья, показавшаяся мне довольно милой, спрашивала о Вязьме, интересовалась моим детством. Благо некоторые воспоминания Софьи были очень яркими и подробными, поэтому неловких пауз не возникало – мне было, о чем рассказать. Хотя едва ли этот рассказ можно было назвать интересным, детство у девочки было так себе.
Так вот, неловких пауз не возникало, но были неловкие моменты, когда Анна предпринимала очередную попытку задеть меня побольнее. Андрей тут же ее осаживал, а Наталья спешила задать новый вопрос, чтобы сгладить проступивший стараниями сестры острый угол.
В конце концов, желчная девица угомонилась и, когда подали десерт, уткнулась взглядом в креманку, в которой таяли, обильно политые шоколадом, шарики мороженого.
– Как себя чувствуешь, девонька? – не унимался чертяка. – Жар, отдышка или, может, уже пошла судорога?
Я открыла рот, собираясь ответить паникеру, но, поймав на себе взгляд Воронцова, вспомнила, что нельзя, и отправила в этот самый открытый рот ложку мороженого.
Так мы и сидели. Я ублажала себя вкуснейшим десертом, князь бросал на меня взгляды. Иногда слишком долгие, что особенно беспокоило. Не знаю, о чем он думал, но в тот вечер я уяснила для себя уже точно: от свадьбы не отвертится ни он, ни я.
Другими словами, все, Маша, тебе хана.