Последняя покупательница явилась в магазин за полчаса до его закрытия. Она вошла очень тихо – без скрипа двери, стука каблуков и перезвона дверного колокольчика. Когда я повернулась от полок с товаром, женщина уже стояла у прилавка, с любопытством осматриваясь по сторонам.
– Добрый вечер, – сказала я. – Чем могу помочь?
Дама перевела на меня взгляд. Она была немолода – на вид я дала бы ей чуть больше шестидесяти лет – при этом выглядела стильной и ухоженной. Ее сухие узловатые пальцы украшал французский маникюр, густые седые волосы были собраны в аккуратную прическу, в ушах висели золотые серьги с крошечными изумрудами.
Лицо покупательницы было строгим и серьезным: тонкие губы чуть поджаты, а глаза – два черных уголька, казалось, смотрели в самую душу. От взора этих глаз по моей спине пробежал табун быстроногих мурашек.
– Здравствуйте, – глубоким низким голосом сказала женщины. – Я не ошиблась – это вы продаете антиквариат?
– Да, я продаю антиквариат, – улыбнулась в ответ, мысленно поминая недобрым словом рабочих, которые не успели повесить на магазин новую вывеску. – А еще винтаж и современные товары, стилизованные под предметы прошлых столетий. У меня есть посуда, часы, картины, фарфоровые и деревянные статуэтки, мебель и женские аксессуары.
– А игрушки есть? – спросила клиентка.
– И они тоже, – кивнула я. – Винтажные куклы, фигурки солдатиков и животных, а еще…
– Меня интересуют традиционные русские игрушки, – перебила женщина. – Тряпичные куклы, свистульки, деревянные лошади. Но не современные, а старинные, аутентичные. Я – коллекционер, собираю предметы древности. Игрушек в моем собрании до обидного мало.
– Попробую вам помочь, – улыбнулась я. – Подождите минутку.
Я юркнула в подсобку и принесла оттуда коробку, в которой, упакованные в холщовые мешочки, лежали деревянные и глиняные звери, а также куклы-закрутки из ниток и ткани.
Женщина внимательно осмотрела предложенный товар, однако, судя по ее виду, ни одна фигурка ей не понравилась.
– Все это, конечно, чудесно, но мне, к сожалению, не подходит, – сказала дама. – Как жаль… Быть может, у вас есть что-нибудь еще?
– Увы, нет, – я развела руками. – Из игрушек – только это.
Женщина понятливо кивнула, и вдруг замерла.
– Какая прелесть! – восхищенно выдохнула она, кивая в сторону моей подсобки.
Я обернулась. Из-за приоткрытой двери виднелась тумбочка, на которой сидела старая тряпичная куколка в красном платочке, черном сарафане и с четко прорисованным лицом.
– Можно посмотреть на нее поближе?
Я вернулась в подсобку и вынесла куклу. Глаза клиентки вспыхнули, как звезды.
– А говорите, ничего больше нет, – широко улыбнулась дама. – Это как раз то, что мне нужно! Я ее покупаю.
Я сделала шаг назад.
– К сожалению, эта кукла не продается. Это семейная реликвия, женщины нашей семьи передают эту мотанку от матери к дочери на протяжении многих столетий. К тому же, это не игрушка, а оберег.
– Обережным куклам лица не рисуют, – заметила клиентка. – А у вашей есть и рот, и нос, и глаза. Ну да ладно. Так она выглядит интереснее. Коллекционеры вроде меня предложили бы за эту красавицу пятьдесят тысяч рублей. Я предлагаю сто.
Я вежливо улыбнулась.
– Повторяю: кукла не продается. К тому же, я верю, что она приносит мне удачу.
– Вы совершенно правы, – кивнула женщина. – Благодаря ей вам сегодня действительно повезло. Предлагаю двести тысяч. Нет. Двести пятьдесят.
Я глубоко вздохнула.
– Ничего не выйдет. Извините.
– Триста тысяч.
Что за упрямица!..
– Вы, думаете, я набиваю цену? – улыбнулась ей. – Вовсе нет. Мотанка останется у меня.
– Шестьсот тысяч.
Я вытаращила глаза. Дама насмешливо приподняла бровь.
– У меня есть деньги, – сказала она. – Если вам не нравятся суммы, которые я предлагаю, назовите свою.
Я посмотрела на куколку. На секунду мне показалось, что в ее нарисованных глазах мелькнул ужас. В тот же миг меня накрыло холодное чувство неприятия пополам с липким страхом.
Когда-то в детстве бабушка рассказывала мне, что эта мотанка непростая. Много столетий назад одна добрая женщина сделала ее для своей дочери, отметив печатью родительского благословения. А потому в сложные для ее хозяйки времена кукла способна оживать.
– Если тебе понадобится помощь, – говорила бабуля, – поставь перед ней тарелку с кашей и скажи: «На, куколка, покушай, моего горя послушай». Куколка поест и поможет – советом или даже действием. И помни, милая, никому эту куклу не отдавай, всегда при себе держи.
– А если ее украдут, бабушка? – спросила я тогда.
– Украсть ее невозможно, внученька. Она к тебе от любого вора вернется. Другое дело, если ты ее чужому человеку своими руками отдашь. Тогда она у него насовсем останется.
Теперь же я смотрела на древнюю мотанку и с возрастающим удивлением понимала: кукла не хочет, чтобы ее продавали. И настойчивая покупательница ей совсем не нравится.
Я подняла на женщину взгляд, и перед моими глазами вдруг встала старая бревенчатая изба с пучками сушеных трав на стенах и связкой крысиных хвостов на закопченной печке. Возле печки стояла сгорбленная крючконосая старуха в ветхом платье с кучей грязных заплат и протягивала ко мне тощую руку с узловатыми пальцами.
– Отдай, Василисушка, мне свою куколку, – сказала глубоким низким голосом старуха. – А я тебе взамен не только огня дам, но и злата-серебра, сколько душа пожелает. С этаким приданым тебя за себя и купец, и королевич возьмет. Злая мачеха обижать тебя больше не сможет. Уйдешь от нее, как сыр в масле кататься станешь!
– Нет!
Я прижала к себе мотанку и дернулась в сторону. Видение исчезло. Я снова была в своем магазине, а передо мной стояла женщина, которая теперь неуловимо походила на крючконосую.
– Она не продается! – громко, почти истерично, сказала я. – Не продается, понимаете?! Ни за шестьсот тысяч, ни за восемьсот, ни за два миллиона!
Клиентка поджала губы.
– Уходите, – продолжала я. – Мне нечего вам предложить.
В глазах женщины появились нехорошие огоньки.
– Хорошо, – прошипела она. – Я подожду еще. Однажды она все равно станет моей. Думаю, ваша дочь будет сговорчивее, чем вы, милочка.
Она развернулась и вышла за дверь. Я несколько секунд стояла на месте, а потом выбралась из-за прилавка и выглянула из магазина на улицу. Там было пусто. Где-то далеко, у перекрестка, неторопливо шагала по тротуару сгорбленная старушка. Она доковыляла до светофора, осмотрелась по сторонам, будто желая убедиться, что поблизости никого нет, а потом медленно растаяла в воздухе.