9

Семен Корецкий вел свою не слишком новую «Мазду» на скорости шестьдесят километров в час. Как ему и велели, он выехал за пределы Ильичевска и теперь то и дело поглядывал на лежащий на переднем пассажирском сиденье мобильник. Телефон молчал.

С одной стороны дороги тянулись поля с какими-то всходами. Слева примерно в полукилометре синело море. Полоса между дорогой и обрывом представляла собой пустырь, уже разделенный на дачные участки, но еще не застроенный. Только в двух местах копошились строители-молдаване.

Остальные отводы топорщились высоченными прошлогодними бурьянами и пустовали.

Место было, конечно, хреновое. Похитители выбрали его с умом. На дороге движение было более-менее оживленным. Однако на пустырях в стороне моря можно было надежно укрыться. И спокойно расстрелять и Семена, и его «Мазду». Строители-молдаване если что и заметят, то не станут связываться с милицией…

Семен потянулся за сигаретой и щелкнул зажигалкой. К риску ему было не привыкать. В молодости Семен Корецкий был одним из самых удачливых и перспективных сотрудников Одесского уголовного розыска. Пошел туда под впечатлением фильма «Зеленый фургон».

И только спустя много лет узнал, что прообразом Лени Патрикеева был один из авторов «Двенадцати стульев». Впрочем, из Семена Корецкого писателя не получилось. А вот опером он был классным. И уже в двадцать пять лет стал сотрудником областного отдела УР. Если бы так все шло и дальше, то сейчас Семен, наверное, уже был бы генералом милиции.

Но в его судьбу неожиданно вмешались гремевшие тогда на всю страну следователи Генпрокуратуры СССР Гдлян и Иванов. После знаменитого узбекского «хлопкового» дела Гдлян занялся Одессой. Результатом работы возглавляемой им следственной группы стали аресты высокопоставленных одесских милиционеров.

Причем первым за решетку угодил непосредственный шеф Семена Корецкого – начальник отдела УР областного УВД. А пару дней спустя прямо на рабочем месте взяли и Семена. И он совершенно неожиданно для себя оказался в камере СИЗО на Екатерининской, куда еще вчера собственноручно сажал урок.

Для Семена это был жестокий удар. Ему лично никаких обвинений не предъявляли, зато требовали компромат на шефа. В деле фигурировали какие-то переводы на баснословные по тем временам суммы, но тут Корецкий следствию ничем помочь не мог. Даже в советские времена Одесса была столицей предпринимательства. И фраза из «Двенадцати стульев» о том, что вся контрабанда делается в Одессе на Малой Арнаутской улице, была недалека от истины.

В городе было много подпольных цехов. В одних строчили «фирменные» джинсы, в других делали что-то еще. Само собой, без «крыши» со стороны властей эти цеха просто не могли существовать. И начальник уголовного розыска не мог быть от этого в стороне. Но вот Семен действительно к «крышеванию» никакого отношения не имел – видимо, еще не достиг соответствующей должности.

Однако следственной бригаде Гдляна это было все равно. Ее сотрудники руководствовались нехитрым принципом – лес рубят, щепки летят. Так что сел бы Семен, и надолго. Но, на его счастье, в областной прокуратуре тогда работал Роман Никитич Евстигнеев. Он сталкивался по работе с Семеном и хорошо к нему относился.

Евстигнеев сразу понял, что Корецкий «не при делах». И немного позже, когда Гдлян укатил наводить порядки в другом месте, освободил Семена. В связи с этим у Евстигнеева наметились крупные неприятности. Гдлян даже угрожал по телефону посадить и его. Но в результате все сложилось очень удачно. К тому времени Гдлян и Иванов наломали слишком много дров, и их пришлось «задвинуть». Евстигнеев же, благодаря своей смелости, приобрел в Одессе известность и был избран в Верховный Совет СССР.

Так и разошлись их судьбы. Евстигнеев после развала Советского Союза стал гражданином России. Семен Корецкий остался одесситом, хотя в милицию не вернулся. Однако дважды в год – в день рождения и в день работников прокуратуры Семен обязательно поздравлял Евстигнеева.

Иногда, когда Евстигнеев приезжал в Одессу, они встречались. Коротко, без особых затей. Это нельзя было назвать дружбой, просто Семен был бесконечно благодарен Евстигнееву, а тот не хотел обижать его невниманием.

Так бы, наверное, все и тянулось, если бы сам Евстигнеев не попал в жуткую ситуацию. Вчера он позвонил Семену и сказал:

– Извини, ты можешь отказаться, это слишком опасно, но рассчитывать мне больше не на кого. Меня взяли за горло…

И Семен, выслушав, сказал:

– Я все сделаю, Роман Никитич…

И вот он ехал на встречу с похитителями внебрачной дочери Евстигнеева. Один и без оружия. Это было категорическое требование Романа Никитича, поэтому Семен не мог ослушаться.

В своих пояснениях Евстигнеев был предельно краток. Но из контекста Семен Корецкий сообразил, что похищенная дочка даже не догадывалась о том, кто ее отец. В общем-то, ничего удивительного в этом не было. Евстигнеев был политиком, а политики должны охранять тайны своей личной жизни как зеницу ока. Иначе их улыбчивые коллеги сожрут их, как крысы в банке, на очередных выборах…

Удивительно было то, откуда обо всем узнали похитители. Но сейчас это было неважно. Было ясно, что на Евстигнеева вышли очень серьезные люди, для которых жизнь человека не стоит ломаного гроша. Именно поэтому Евстигнеев и принял правила игры – ни в коем случае не привлекать к делу правоохранительные органы и выполнять все выдвинутые условия…

Загрузка...