В третьей чашке кофе, по большому счету, нужды не было – сонливость отступила.
Мартин задумчиво посмотрел на дымящийся напиток. Поболтал в нем ложечкой из прессованных опилок, а затем вовсе отставил. Автоповар, конечно, готовил неплохой суррогат, но в больших количествах напиток начинал напоминать приправленный сливками деготь.
Возможно, позже болтливый итальяшка угостит его натуральным. Может, и не натуральным вовсе, но Лучано Черепаха творил с варкой такое, отчего средневековые алхимики позеленели бы от зависти. Так что днем Мартин, может быть, с удовольствием вольет в себя еще чашечку. Но это значительно позже, когда агент соблаговолит дать знать, что зафиксировал возвращение любимого клиента.
Он подошел к окну, задумчиво разглядывая проносящиеся над Фостер капсулы такси. Понаблюдал за спором грузчиков через улицу, проводил взглядом бронированный полицейский соратобу. Понизил прозрачность стекол до минимума. Кондиционер нагнетал в квартиру осеннюю свежесть, а она совсем не гармонировала со слякотно-серой, повышенно-депрессивной картиной за окном.
Вылив кофе в раковину, Мартин вернулся в гостиную. Час дремы вернул ему немного сил. И если и не позволил полностью избавиться от давящего джетлага[5], то дал хотя бы тень иллюзии.
Синие спортивные сумки по-прежнему стояли у входной двери. Расстегнута была только одна.
Взгляд Данста скользнул на журнальный столик в форме китайского символа Инь-Ян. На нем, в мрачном пространстве черной запятой, лежали два предмета – мобильный терминал, не успевший запятнаться в инфоспатиуме, совершенно новехонький, с еще не содранной защитной пленкой; и плоский дипломат с окованными жестью уголками.
Мартин вспомнил собственные слова про старомодность, чуть раньше сказанные им мистресс Тунде. Задумался, насколько опасной, невыгодной или инерционной может со временем стать его ретроградность. Неспешно обошел стол, присаживаясь на диван.
Он так и не научился понимать коллег, предпочитавших сухие безжизненные цифры на мониторе. Удовлетворявшихся ровненькими строчками нулей, мгновенными переводами, распечатками счетов, не подкрепленных наличкой или увесистыми слитками… По их мнению, что в равной степени обижало и казалось забавным, Данст оставался динозавром, артефактом ушедшей эпохи. Невротиком, не доверявшим банкам инфоспатиума.
Потому что в личной системе ценностей на втором месте после своего дома Мартин любил наличные деньги. Именно наличные – аккуратные пачки новеньких и не очень купюр, запах краски и тяжесть банкнот в руке. Пропуска в мир тех, кто не готов связываться с налоговиками и службами безопасности финансовых структур. Дорогостоящее приложение к настоящей свободе и отсутствию контроля, средство открытия многих дверей…
Когда Данст держал в руках несколько пузатых, словно новорожденные крепыши, пачек, он с предельной четкостью представлял, ради чего живет, работает и помогает миссис Биллингс относить к утилизатору мусор. Это были реальные деньги. Настоящие. Которые при желании можно рассыпать по кровати в стиле Скруджа МакДака или облить шампанским. А можно и кровью, которой, к слову, эти деньги и были заработаны.
Наличке неоднократно предрекали смерть. Сначала с повсеместным внедрением пластиковых карт, возможностью совершить покупку или получить заработную плату, не вставая с дивана; затем с тоталитарным внедрением сети, после – с ее трансформацией в инфоспатиум, всепроникающий и подконтрольный отдельным структурам. Но наличные, равно как и бумажные книги, никак не хотели подыхать – цепляясь за жизнь и психологические якоря в головах, они продолжали существовать, в приличном обществе окончательно превратившись в признак дурного вкуса и незаконной скрытности…
Мартин нежно провел рукой по крышке чемоданчика. Его подмывало насладиться триумфом, но палец лишь погладил хромированную защелку, так и не открыв. Встав, Доппельгангер подошел к сумкам и опустился на корточки.
Вынул из темно-синих недр пластмассовый овал сканера. Прошелся по гостиной, настраивая прибор на детальную, неспешную проверку. Широкий красный луч послушно забегал по комнате, отмечая любые колебания электроники, проникая сквозь предметы и послушно сообщая хозяину об отсутствии каких-либо устройств слежения. Не выключая детектор, Мартин направился в кухню, посетил ванную комнату, прогулялся по спальне и потайным клетушкам.
Было чисто, как и при первичном, поверхностном осмотре. Так, собственно говоря, и предполагалось, но осторожность никогда не бывает лишней или чрезмерной.
Вернувшись на диван, Мартин положил сканер рядом с дипломатом.
– Активация системы «Дом», – громко и членораздельно произнес он. – Верхний свет, мощность три. Шторы закрыть. Дезактивация системы.
С приятным шуршанием окна гостиной затянулись тяжелыми темно-серыми портьерами. Мягко набрав накал, над головой зажглись встроенные в потолок лампы.
Пальцы Данста снова легли на прохладный пластик дипломата. На филиппинский сувенир, пусть и представленный не в полном объеме – при всей старомодности Мартин не был сумасшедшим, чтобы таскать при себе всю заработную плату.
Сверкающие замки таинственно щелкнули.
Пешка медленно, словно дразня сам себя, приподнял крышку. С тонкой, едва различимой улыбкой осмотрел правильные ряды сотенных купюр.
Мистресс Тунде оказалась совершенно права – в Метро-Маниле было жарко… Точнее и не скажешь. Мартин улыбнулся, но на этот раз шире, откровеннее. Жарко… Клацнул крышкой, закрывая дипломат. Откинулся на ортопедическую спинку темно-коричневого дивана, помимо воли погружаясь в неприятные воспоминания. Невольно взглянул на закрытый мобикомп.
Его так и подмывало немедленно войти в инфоспатиум, чтобы проверить котировки и отчеты Шахматного Клуба. Может быть, связаться с поверенным. Просмотреть новости, оценить реакцию общественности и заинтересованных ТрансСтатов. Но Мартин не любил заниматься делами в дурном настроении, а потому просто прикрыл глаза.
Все, что ему требовалось знать, он получил от старика Бенджи еще перед подъемом на борт скоростного челнока, берущего курс на Большое Яблоко. Без шифрования данных, в форме старого доброго иносказания.
– На Филиппины надвигается неожиданный циклон, – сообщил ему агент, без устали мониторящий сводки. – Власти предостерегают жителей от многочисленных химических осадков; также существует вероятность дальнейшего ухудшения погоды, вплоть до подтопления прибрежных территорий. При этом методы местной метеорологической службы, применяемые для экстраполяции погодных условий, более не вызывают доверия.
Именно эта депеша в итоге и стала хлопком в ладоши, спровоцировавшим горную лавину.
Партию обсуждали уже не первые сутки. Но шепот перерос в гам только после того, как Данст официально связался со своим агентом. Уже через десять минут все заинтересованные лица опубликовали свои оценки и комментарии событий. Личный кабинет Доппельгангера переполнился письмами и оставленными голосовыми сообщениями. Узкоглазые офицеры Национального агентства координации разведки встали на дыбы, начали рыть землю с утроенным рвением и бросили на поиски дерзких тапицзы[6] дополнительные силы.
Сам же Мартин, посланием вполне удовлетворенный, в тот момент утонул в мягком кресле комфортабельного челнока, погрузившись в спокойный и лишенный сновидений сон…
Конечно, на этом все не закончится. Совсем скоро Бенджи станет искать личной встречи. Возможно, Дансту даже придется принять участие в виртуальном расследовании специальной комиссии Комитета. Возможно, его досье корректируют в этот самый момент, равно как и котировки. Что при этом происходит с резюме Финукейна, лучше не знать вовсе…
Как бы то ни было, Доппельгангер сам принял решение заключить контракт на неприятности.
И не жалел об этом ни секунды.
Потому что – и пусть его опять назовут старомодным, – искренне считал, что главными составляющими профессионализма пешки являются четкость выполнения инструкций, точный расчет партии и неукоснительное соблюдение условий Шахматного Клуба. Сам Мартин, посвятивший немало лет игре на полях мировых Статусов, этими правилами никогда не пренебрегал. И презирал тех, кто думает иначе…
Данст потер глаза и потянулся. Задумчиво посмотрел на мобикомп, так и приглашающий войти в инфоспатиум.
За толстым стеклопакетом прокатился отголосок автоматной очереди. Судя по всему, где-то на близлежащих крышах термитников или многоэтажных складов. Вторя стрельбе, взвыла полицейская сирена. Ее голос далеко и звонко разносился в сухом морозном воздухе. Взвыла, чтобы тут же захлебнуться – вероятнее всего, патрульный соратобу заглянул не в тот закоулок…
Мартин похрустел шеей. Задумчиво потер подбородок.
В его деле остаться без заказов можно двумя способами – получив пулю или красную строку в репутационное досье. И если бояться огнестрельных или ножевых ранений его отучили давным-давно, от страха потерять лицо он так избавиться и не сумел.
Пешка содрогнулся, вдруг представив, что выбывает из клуба любителей шахмат. Остается на улице с припасенными капиталами, но в шею гонимый агентами и ставший persona non grata для любого из руководителей Транснациональных Статусов. Остается без любимой работы, которой отдавал себя целиком. Остается без дела, которое истово любил и старался сохранить.
Доппельгангер попытался подсчитать риски падения его собственных котировок. Размышления и подсчеты успокоили, а дурное настроение начало неспешную ретираду.
Совсем скоро он выйдет в инфоспатиум. И там, вероятнее всего, Данста уже будут ждать новые предложения. Не исключено, что выходка ирландца и вовсе сыграет ему на руку. Возможно, теперь даже не придется заботиться о перехватах контрактов, во многом напоминающих банковские баталии. Ведь многие бхикшу набирают работников персонально, опираясь на их последние достижения – и сейчас у Мартина появился шанс попасть в эту самую «именную высшую лигу».
Нет, прямо сейчас он не станет проверять личный кабинет. Это, скорее, в стиле того же Финукейна. Любое предложение, окажись оно деловым или сугубо личным, должно хоть чуть-чуть отлежаться. Набрать вкус и спелый цвет, и лишь затем стать достойным внимания. Поэтому – почта позже.
Прочтя ее, он отправится в Маленькую Италию. Выпьет еще одну чашку кофе, куда более вкусного и ароматного, чем домашний эрзац. Наконец-то угостит агента. Узнает свежие сплетни, расскажет старику про жаркие Филиппины, и обсудит условия предлагаемых партий.
Мартин провел рукой по жесткой щетке волос, задумался о горячем душе. И вспомнил еще одно – четвертое – правило любой исполнительной пешки. Которое гласило, что участники партии ни при каких обстоятельствах не должны проявлять самодеятельности. Не должны делать того, что не указано в полученных инструкциях. Потому что так можно совершить одну из самых серьезных ошибок в своей жизни.
Вроде той, что совершил Киллиан…