Глава VII Мертвая красавица
Ледяная купель
Тем временем полицейские начали обсуждать, каким образом изымать из колодца мертвое тело.
Околоточный надзиратель, крепкий в плечах сорокалетний мужчина, снял форменную шапку из черной мерлушки, низко склонился в колодец, задумчиво загудел:
– Убийство, поди? Может, взять пожарный багор, подцепить за одежду и выволочить?..
Эксперт Павловский решительно заявил:
– Категорически протестую – багор нанесет телу повреждения! Не собаку – человека достаем.
– Не, багром не вытащить, труп разбухший, тяжелый, одежда будет сползать! – согласились бывалые полицейские. – Сподручней всего – веревку привязать. Для этого лезть внутрь колодца следует. Только вода холодная, можно сказать, ледяная. Сам окочуришься – в момент. И запах тяжелый, в ноздре аж свербит.
Соколов сказал:
– И все же придется спускаться в колодец. Охотник найдется?
Полицейские, задумчиво потупив взоры в землю, молчали.
Околоточный надзиратель произнес:
– Ваше высокоблагородие, вы прикажите кому из нас, тогда, хочешь не хочешь, лезть придется. А самостоятельно желающих не найдется.
Соколов махнул рукой.
– Чего с вами говорить, коли вы такие робкие – холодной водички испугались! Я сам спущусь, дело куражное. – Повернулся к Распутину: – Григорий Ефимович, ты в доме Гершау уже освоился? Принеси свежую простыню. Приготовили веревку? Дай сюда, сделаю петлю. Отлично!
Соколов снял пальто и шляпу, передал их околоточному. Оставшись в костюме, сделал несколько согревающих движений и лишь затем разделся до исподнего. На груди виднелись следы боевых ранений, а плечо было украшено толстым красным рубцом – след германского штыка.
Полицейские с восторгом глядели на знаменитого сыщика, игравшего горою мышц. Соколов перекинул ноги в колодец и, опираясь на вбитые в стены скобы, начал спускаться. Головы присутствующих, как по команде, отразились на свинцовой поверхности воды. Все с напряженным вниманием следили за гением сыска. Вниз порой срывались щепки, и тогда на поверхности разбегались круги.
Соколов достиг воды. Мертвое тело заколебалось. Сыщик, отстранив труп, осторожно встал на дно. Вода дошла почти до подбородка. Соколов крикнул, и гулкий звук пошел наверх:
– Брр! Не шибко тут жарко. Швыряй конец!
Сверху сбросили толстую веревку с затянутой петлей.
Соколов поймал петлю, продел в нее ноги утопленницы. Крикнул, и гулкий звук полетел к небу:
– Тяни! – и сам стал помогать, приподнимая из воды тело.
Разбухшее тело медленно поползло пятками вверх. Изо рта и с одежды вниз полились тонкие струйки воды.
Полицейские перекинули конец веревки через колодезный ворот и без сложностей выволокли мертвую.
Наружный осмотр
Когда Соколов, изрядно замерзший, выбрался наружу, Распутин протянул ему широкую простыню. Сыщик с профессиональным любопытством взглянул на тело.
Женщина была одета в домашнее шелковое платье, на шее висел золотой кулон. Шелковые чулки на коленях были разорваны. Утопленница бессмысленно уставилась мутными полуоткрытыми глазами в голубую прозрачность неба.
Фон Менгден устанавливал фотографическую аппаратуру.
Распутин с болезненным вниманием вглядывался в черты покойной. Он вдруг смертельно побледнел и с ужасом прохрипел:
– Ай, ведь это Эмилия!.. – и коснеющей рукой стал мелко креститься.
Маститый доктор Григорий Павловский, едва взглянув на то, что еще недавно блистало молодостью и красотой, а теперь разбухло безобразным уродством, уверенно заявил, адресуясь лишь к Соколову:
– Судя по наружным признакам, смерть наступила дней семь-восемь назад. Глядите на кожу ладонных поверхностей, – он поднял руку погибшей, – типичная «кисть прачки». Что ж, сделаем наружный осмотр тела. – К фотографу: – Вадим Евстафьевич, не возражаете?
Барон фон Менгден, элегантно стройный и дистрофично сухощавый, согласно кивнул:
– У меня все в порядке!
Павловский приказал полицейским:
– Разденьте покойную.
Был составлен протокол наружного осмотра тела, фотограф сделал снимки.
Павловский сказал полицейским:
– Отправляйте труп в морг. – И к Соколову, которого полюбил еще по совместной службе в полиции:
– Догадываюсь, что работа нужна срочная?
Соколов утвердительно кивнул.
– Сегодня будем работать всю ночь, сделаем вскрытие и микроскопическое исследование – все, как положено. Позволите раскланяться?
Соколов восхищался добросовестностью этого талантливого человека.
На Котельнической набережной остановили какого-то приезжего крестьянина, погрузили труп, накрыли простыней и отправили в полицейский морг – на Скобелевскую площадь, к Лукичу. Это был знаменитый смотритель морга, за деньги нетрезвой публике показывавший знаменитых покойников в чем мать родила.
Распутин подошел к Соколову, обнял его, сквозь слезы проговорил:
– Я ведь сегодня в «Яре» хотел отметить прощание с Москвой, а теперь осталось – выпить за упокой. Слезно умоляю, прошу: приходи! Хочешь на колени брякнусь, тут, прилюдно?
– Гриша, желаю тебе приятного отдохновения!
– Ох, горе свое раскатаю, небо задрожит!
Извозчик подал коляску. В нее погрузились Павловский, Распутин, потрясенный увиденным, и барон фон Менгден, который ужасно торопился домой, – сегодня у его супруги Изольды Иннокентьевны был день рождения. И по этому поводу были приглашены гости и струнный оркестр.
Соколов отыскал в доме Гершау портфель и сложил то, что недавно покоилось в чучеле гордой птицы.
Неприязнь
Едва на ломовой телеге увезли в морг труп, как, фырча фиолетовым вонючим газом, к воротам подлетел автомобиль. Из него, путаясь в длинной фризовой шинели, вылез начальник охранки Мартынов. Его сопровождал неизвестный Соколову молоденький поручик – то ли эксперт, то ли почетный конвой.
Начальник охранки, задумчиво разглядывая голубое небо, выслушал сообщение Соколова. Пробормотал:
– Любопытно-с, очень любопытно-с! Однако, граф, вопрос к вам: почему своей властью вы отправили Зинаиду Дитрих в тюрьму? Разве в такой срочности была необходимость?
Соколов подумал: «Начальство не обманешь – не проживешь!» Вслух сказал:
– Толпа жаждала ее крови, еле отбил.
– Хм! – недоверчиво хмыкнул Мартынов. – А где изъятое у Гершау?
Соколов протянул портфель.
Мартынов осмотрел шпионские принадлежности, почесал кончик носа, подкрутил ус и решительно произнес:
– Надо пригласить полковника Гершау и побеседовать с ним. Сегодня же!
Соколов насмешливо произнес:
– В каком смысле – пригласить и побеседовать? Может, в ресторан его сводить? И за казенный счет накормить роскошным ужином?
– А что вы предлагаете?
– Срочно арестовать Генриха Гершау, отвезти в Лефортовскую тюрьму и начать допросы – жесткие, изматывающие.
Мартынов прозрачными глазами строго воззрился на Соколова:
– Арестовать? На каком основании?
– Разве мало для «основания» спрятанного в тайнике портфеля со шпионскими принадлежностями? И трупа в колодце?
Мартынов, согласно привычке, назидательно поднял палец вверх и тоном гимназического наставника произнес:
– Вы, Аполлинарий Николаевич, можете доказать, что портфель принадлежит Гершау? Нет, не можете. Мы еще и отпечатки пальцев не снимали. Вы, простите, человек эмоциональный. А в нашей службе должны главенствовать безусловные доказательства вины подозреваемого и закон Российской империи. Так-с!
Соколов саркастически улыбнулся:
– Конечно, Гершау – агнец безгрешный. А Эмилия перепутала колодец с Лазурным морем в Южной Франции и по своей охоте прыгнула в него. Так, что ли?
– Я допускаю различные версии, в том числе и эту, – хладнокровно отвечал Мартынов.
– Но тогда почему Гершау закрыл колодец на ключ?
– Увидал труп, испугался объяснений с полицией. Его ведь перевели в министерство. Опасался, что пойдет следствие, затянется этот самый перевод. Дело, граф, обычное.
Соколов иронично покачал головой.
– Очень «обычное»! Будто ежедневно в Москве находят мужья в колодцах своих жен, объявленных в розыск, и со страху замыкают их покрепче… – Подумал: «Ведь неглупый человек, но не хочет понять очевидного. Канцелярская служба отрывает чиновников от реальной жизни». Миролюбиво добавил: – Но ведь это не просто труп, это – погибшая супруга. Зачем же тогда Гершау надоедал полиции с требованием разыскать Эмилию? Цель очевидна: отвести от себя подозрения.
Мартынов раздраженно махнул рукой:
– Хватит спорить! Вы, граф, подталкиваете меня на нарушение закона. Принять решение – легко, исправлять ошибку – трудно. Где здесь ближайший телефон?
– В аптеке Фельдмана. Это справа, на углу, против трактира «Золотой шатер».
– Пр-рекрасно! – Мартынов повернулся к поручику, молодому человеку с золотым моноклем в глазу, постоянно находившемуся рядом, словно охранявшего патрона от возможного нападения Соколова. – Поручик Козляев, позвоните в канцелярию генерал-губернатора Адрианова и попросите полковника Гершау прибыть ко мне в охранку, – достал карманные часы, – тэк-с, в четыре часа сорок пять минут, – и добавил: – Если, конечно, не будет возражать сам генерал-губернатор. У них служба заканчивается в шесть.
– Есть! – щелкнул каблуками Козляев и, придерживая левой рукой саблю, отчаянно размахивая правой, устремился выполнять приказ.
Минут десять спустя поручик Козляев вернулся тем же стремительным шагом, переходящим в бег, и, приложив руку к козырьку фуражки, задыхающимся голосом рапортовал:
– Господин подполковник, я сообщил полковнику Гершау, что мы обнаружили труп его супруги, а также довел до сведения ваш приказ. Гершау ответил: «Польщен вниманием начальника охранки! Передайте подполковнику Мартынову мой сердечный привет».
Мартынов благодарственно кивнул головой, задумчиво поковырял лакированным носком сапога черную землю и сказал, обращаясь к Соколову:
– Тем временем я побеседую с Зинаидой Дитрих. После этого, я уверен, многое прояснится.
Соколов резанул Мартынова взглядом, усмехнулся:
– Не знаю, Александр Павлович, как законы, но здравый смысл ты откровенно попираешь. Я могу быть свободен?
– Вполне, граф, вполне! Сегодня вы заслужили отдых. Завтра с утра жду вас на службе.
Завтрашний день приготовил гению сыска любопытные новости.