Кошка познакомилась с мышкой и столько пела ей про свою великую любовь и дружбу, что мышка наконец согласилась поселиться с нею в одном доме и завести общее хозяйство.
– Да вот к зиме нужно бы нам наготовить припасов, а не то голодать придётся, – сказала кошка. – Ты, мышка, не можешь ведь всюду ходить. Того гляди, кончишь тем, что в мышеловку угодишь.
Добрый совет был принят и про запас куплен горшочек жиру. Но не знали они, куда его поставить, пока наконец после долгих рассуждений кошка не сказала:
– Я не знаю места для хранения лучше кирхи: оттуда никто не отважится украсть что бы то ни было; мы поставим горшочек под алтарём и примемся за него не прежде, чем нам действительно понадобится.
Итак, горшочек поставили на хранение в верном месте; но немного времени прошло, как захотелось кошке отведать жирку, и говорит она мышке:
– Вот что я собиралась тебе сказать, мышка: звана я к сестре двоюродной на крестины; она родила сынка, белого с тёмными пятнами, – так я кумой буду. Ты пусти меня сегодня в гости, а уж домашним хозяйством одна позаймись.
– Да, да, – отвечала мышь, – ступай себе с Богом; а если что вкусное скушать доведётся, вспомни обо мне: я и сама бы не прочь выпить капельку сладкого красного крестинного винца.
Всё это были выдумки: у кошки не было никакой двоюродной сестры, и никто не звал её на крестины. Пошла она прямёхонько в кирху, пробралась к горшочку с жиром, стала лизать и слизала сверху жирную плёночку. Потом прогулялась по городским крышам, осмотрелась кругом, а затем растянулась на солнышке, облизываясь каждый раз, когда вспоминала о горшочке с жиром.
Только ввечеру вернулась она домой.
– Ну, вот ты и вернулась, – сказала мышь, – верно, весело денёк провела.
– Да, недурно, – отвечала кошка.
– А как звали новорождённого?
– Початочек, – коротко отвечала кошка.
– Початочек?! – воскликнула мышь. – Вот так удивительно странное имя! Или оно принято в вашем семействе?
– Да о чём тут рассуждать? – сказала кошка. – Оно не хуже, чем Крошкокрад, как зовут твоих крестников.
Немного спустя опять одолело кошку желание полакомиться. Она сказала мышке:
– Ты должна оказать мне услугу и ещё раз одна позаботиться о хозяйстве: я вторично приглашена на крестины и не могу отказать, так как у новорождённого отметина есть: белое кольцо вокруг шеи.
Добрая мышь согласилась, а кошка позади городской стены проскользнула в кирху и съела с полгоршочка жиру.
– Вот уж именно ничто так не вкусно, как то, что сама в своё удовольствие покушаешь, – сказала она, очень довольная своим поступком.
Когда она вернулась домой, мышь опять её спрашивает:
– Ну, а как этого детёныша нарекли?
– Серёдочкой, – отвечала кошка.
– Серёдочкой?! Да что ты рассказываешь?! Такого имени я отродясь не слыхивала и бьюсь об заклад, что его и в святцах-то нет!
А у кошки скоро опять слюнки потекли, полакомиться захотелось.
– Бог любит троицу! – сказала она мышке. – Опять мне кумой быть приходится. Детёныш весь чёрный как смоль, и только одни лапки у него беленькие, а на всём туловище ни одного белого волоска не найдётся. Это случается в два года раз: ты бы отпустила меня туда.
– Початочек, Серёдочка… – отвечала мышь. – Это такие имена странные, что меня раздумье берёт.
– Ты всё торчишь дома в своём тёмно-сером байковом халате и со своей длинной косицей, – сказала кошка, – и причудничаешь: вот что значит днём не выходить из дому.
Мышка во время отсутствия кошки убрала все комнатки и весь дом привела в порядок, а кошка-лакомка дочиста вылизала весь горшочек жиру.
– Только тогда на душе и спокойно, когда всё съешь, – сказала она себе и лишь позднею ночью вернулась домой, сытая-пресытая.
Мышка сейчас же спросила, какое имя дали третьему детёнышу.
– Оно тебе, верно, тоже не понравится, – отвечала кошка, – малютку назвали Последышек.
– Последышек! – воскликнула мышь. – Это самое подозрительное имя. Я его что-то до сих пор не встречала. Последышек! Что бы это значило?
Она покачала головой, свернулась калачиком и легла спать.
С той поры никто уже кошку больше не звал на крестины, а когда подошла зима и около дома нельзя было найти ничего съестного, мышка вспомнила о своём запасе и сказала:
– Пойдём, кисонька, проберёмся к припасённому нами горшочку с жиром, то-то вкусно покушаем.
– О, да, – отвечала кошка, – вкусно будет! Так же вкусно, как если бы ты свой тонкий язычок в окошко высунула.
Они отправились, а когда дошли до цели, то нашли горшочек, хотя и на своём месте, но совсем пустым.
– Ах, – сказала мышь, – теперь я вижу, что случилось: теперь мне ясно, какой ты мне истинный друг! Ты всё пожрала, когда на крестины ходила: сперва почала, потом до серёдочки добралась, затем…
– Замолчишь ли ты?! – вскричала кошка. – Ещё одно слово – и я тебя съем!
У бедной мышки уже на языке вертелось:
– Последышек! – и едва сорвалось у неё это слово, как одним прыжком подскочила к ней кошка, схватила её и… проглотила.
Вот так-то! Чего только на свете не бывает!..