Однажды мужик стащил свою корову на базар и продал её там за семь талеров.
На обратном пути он должен был проходить мимо одного пруда, из которого далеко кругом разносилось кваканье лягушек:
– Ква, ква, ква, ква!
«Ну да, – стал он говорить сам себе, – мелют по-пустому: семь талеров я выручил, а не два!»
Подойдя к самой воде, он и лягушкам крикнул:
– Глупое вы зверьё! Небось лучше меня знаете? Семь талеров, а не два!
А лягушки-то всё на своём:
– Ква, ква, ква!
– Ну, коли вы не верите, так я вам сочту.
Вытащил деньги из карманов и пересчитал все семь талеров, раскладывая по двадцать четыре гроша на каждый.
Однако же лягушки не сошлись с ним в счёте и опять тянули ту же песню:
– Ква, ква, ква!
– Коли так, – крикнул мужик, разгневавшись, – коли вы полагаете, что знаете дело лучше меня, так нате же, считайте сами! – и швырнул им деньги всей кучей в воду.
Он постоял на берегу некоторое время и намерен был обождать, пока они справятся со счётом и возвратят ему деньги, но лягушки настаивали на своём, продолжая по-прежнему голосить:
– Ква, ква, ква, – да и денег тоже ему не возвращали.
Подождал он ещё немало времени, пока не наступил вечер и не понадобилось ему идти домой; тогда он выругал лягушек и крикнул им:
– Ах вы, водошлепницы! Ах вы, толстоголовые, пучеглазые! Рыло-то у вас широко, и кричать вы горазды, так что от вас в ушах трещит, а семи талеров пересчитать не умеете! Или вы думаете, что так я вот тут буду стоять и дожидаться, пока вы со счётом справитесь?
И пошёл прочь от пруда, а лягушки-то ему вслед:
– Ква, ква, ква, – так что он и домой пришёл раздосадованный.
Сколько-то времени спустя выторговал он себе корову, заколол её и стал рассчитывать, что, если бы ему удалось выгодно продать её мясо, он бы столько выручил за него, сколько стоили ему обе коровы, да ещё шкура у него в барышах бы осталась.
Когда он с мясом подъезжал к городу, то перед самыми городскими воротами наткнулся на целую стаю собак, сбежавшихся сюда. И впереди всех огромная борзая; так и прыгает около мяса, и разнюхивает, и лает:
– Дай, дай, дай!
Так как она всё прыгала и всё лаяла, то мужик и сказал ей:
– Ну да! Вижу я, что ты недаром говоришь: дай, дай, а потому что говядинки хочешь… Ну, хорош же я был бы, кабы точно взял да и отдал бы тебе говядину!
А борзая всё то же:
– Дай, дай.
– Да ты скажи мне: ты её не сожрёшь сама и за товарищей своих ответишь?
– Дай, дай, – лаяла по-прежнему собака.
– Ну, коли ты на этом настаиваешь, так я тебе говядину оставлю; я тебя знаю и знаю, у кого ты служишь; но я тебя предупреждаю: через три дня чтобы мне были готовы деньги, не то тебе плохо придётся: ты можешь их мне и сюда вынести.
Затем он свалил говядину и повернул домой; собаки тотчас на неё набросились с громким лаем:
– Дай, дай!
Мужик, издали прислушиваясь к этому лаю, сказал себе: «Ишь, теперь все от неё своей доли требуют; ну, да мне за всех одна эта большая ответит».
Когда минуло три дня, мужик подумал: «Сегодня вечером у меня деньги в кармане», – и очень был этим доволен.
Однако же никто не приходил и денег не выплачивал.
«Ни на кого-то теперь положиться нельзя», – сказал он наконец, потеряв терпение, пошёл в город к мяснику и стал от него требовать своих денег.
Мясник сначала думал, что он с ним шутки шутит, но мужик сказал:
– Шутки в сторону: мне деньги нужны! Разве ваша большая собака три дня назад не приволокла сюда моей битой коровы?
Тогда мясник разозлился, ухватился за метловище и выгнал его вон.
– Погоди ужо! – сказал мужик. – Есть ещё справедливость на свете! – И пошёл в королевский замок и выпросил себе у короля аудиенцию.
Привели его к королю, который сидел рядом со своею дочерью, и тот спросил его, какой ему ущерб учинился?
– Ах, – сказал мужик, лягушки и собаки у меня отняли мою собственность, а резник меня же за это палкой попотчевал, – и подробно рассказал, как было дело.
Королевна, услышав его рассказ, не выдержала, расхохоталась громко, и король сказал ему:
– Рассудить твоего дела я не могу; но зато ты можешь взять дочь мою себе в жёны; она ещё отродясь не смеялась, только вот сегодня ты её рассмешил, а я обещал её тому в жёны, кто сумеет её рассмешить. Ну, вот и благодари Бога за своё счастье!
– О, да я вовсе и не желаю на ней жениться! – отвечал мужик. – У меня дома уж есть одна жена, да и ту одну мне девать некуда. Если я на твоей дочке женюсь да домой вернусь, так что же мне – по уголкам их, что ли, расставлять прикажешь?
Туг король не на шутку прогневался и сказал:
– Ты грубиян!
– Ах, господин король! – возразил мужик. – Вестимое дело: на свинке не шёлк, а щетинки!
– Ладно, ладно, – отвечал король. – Я тебе другую награду назначу. Теперь проваливай, а денька через три возвращайся, тогда тебе все пятьсот отсыплют сполна.
Когда мужик стал выходить из замка, один из стражи королевской сказал ему:
– Ты королевну нашу рассмешил, так уж, верно, получишь за это хорошую награду.
– Кажись, что не без того, – отвечал мужик. – Пять сотен мне будут выплачены.
– Слышь-ка, мужик! – сказал солдат. – Удели мне малую толику. Ну, куда тебе такая уйма денег!
– Ну, разве уж для тебя куда ни шло! Получай двести! Так-таки заявись к королю денька через три и прикажи тебе именно столько выплатить.
Еврей-ростовщик, случившийся поблизости и подслушавший их разговор, побежал за мужиком вслед, ухватил его за полу платья и говорит:
– Ай-ай-ай, что вы за счастливчик такой! Я вам деньги разменяю, я вам их мелочью выплачу, куда вам с этими битыми талерами возиться?
– Мойше, – сказал мужик, – триста ещё есть на твою долю, только выплати их мне сейчас мелкой монетой: дня через три король тебе их уплатит.
Ростовщик обрадовался барышу и выплатил мужику всю сумму стёртыми слепыми грошами – такими, что три гроша двух хороших не стоят.
По прошествии трёх дней мужик, согласно приказу короля, явился пред его ясные очи.
– Ну, снимай с него платье долой, – сказал король, – он должен получить свои пять сотен сполна.
– Ах, – сказал мужик, – эти пять сотен уже не принадлежат мне: две сотни подарил я солдату вашей стражи, а за три сотни ростовщик уже уплатил мне мелочью, так по справедливости мне уж ничего получать не следует.
И точно: явились к королю и солдат, и еврей-ростовщик и стали требовать своей доли в награде мужика и получили надлежащее количество ударов. Солдату это было дело знакомое, и он вынес свою порцию ударов терпеливо; а ростовщик всё время жалобно кричал:
– Ай, вей мир! Ай, какие крепкие талеры!
Король, конечно, посмеялся проделке мужика, и так как гнев-то его прошёл, он сказал:
– Так как ты свою награду потерял ещё ранее, нежели получил её, то я тебя награжу иначе: ступай в мою казну и возьми себе денег, сколько хочешь.
Мужик не заставил себе этого дважды повторять и набил в свои глубокие карманы, сколько влезло. Потом пошёл в гостиницу и стал считать деньги. Ростовщик туда же за ним приполз и слышал, как тот ворчал себе под нос:
– А ведь этот плут-король всё же провёл меня! Дай он мне денег сам, так я бы, по крайности, знал, что у меня есть. А теперь как я могу наверно знать, сколько я наудачу в карман насыпал?
– Ай-ай, – залепетал про себя ростовщик, – да он непочтительно смеет говорить о нашем государе! Побегу и донесу на него, тогда и я награду получу, и он будет наказан.
И точно, когда король услышал о речах мужика, то пришёл в ярость и приказал пойти и привести провинившегося.
Ростовщик побежал к мужику.
– Пожалуйте, – говорит, – тотчас к господину королю; как есть, так и ступайте.
– Нет, уж я лучше знаю, как к королю идти следует, – отвечал мужик. – Сначала я велю себе сшить новое платье. Или ты думаешь, что человек, у которого так много денег в кармане, может идти к королю в каком-нибудь старье?
Ростовщик увидал, что мужик заупрямился и без нового платья к королю не пойдёт; а между тем, пожалуй, и гнев у короля пройдёт: тогда ни ему награды, ни мужику наказания не будет. Вот он и подъехал к мужику:
– Я вам из одной дружбы могу на короткое время чудесное платье ссудить; отчего человеку не услужить по душе!
Мужик на это не возражал, надел платье и пошёл в замок.
Король потребовал у мужика отчёта в тех непочтительных речах, о которых донёс ему ростовщик.
– Ах, – сказал мужик, – ведь уж известное дело: этот тип что ни скажет, то соврёт… От него разве можно правды ждать? Ведь вот он, пожалуй, станет утверждать, что я его платье надел.
– Ай, вей! Что такое? – закричал ростовщик. – Разве платье не моё? Разве я не из одной дружбы вам его ссудил на время, чтобы вы могли перед господином королём явиться?
Услышав это, король сказал:
– Ну, кого-нибудь из нас двоих – либо меня, либо мужика – он всё-таки надул!
И приказал ему ещё отсчитать малую толику битыми талерами.
А мужик отправился домой и в новом платье, и с деньгами и говорил себе по пути:
– Ну, на этот раз я, кажись, в самый раз потрафил.