Хочу заметить, что если бы не те роковые обстоятельства, в которых по фатальной ошибке, а может быть, вполне сознательно, оказались мы с Басей, я тысячу раз подумала бы, прежде чем решиться на такую отчаянную выходку, как расстаться с жизнью.
Но в тот момент каждая деталь этого пугающего представления с погоней и ошеломительным поступком моей подруги, сложила воедино, будто игра в пазлы, всю дьявольскую картину, где, казалось, у меня не оставалось другого выхода – прыгнуть за Басей в бездну, лишь бы не терять из виду ее таинственный взгляд.
Меня обдало холодным мокрым ветром, грубо подхватившим тонкое тело в дурацком плаще, в котором что-то отчаянно хрустнуло и переломилось, причинив невероятную боль; сознание мгновенно благосклонно отключилось.
Не знаю, сколько прошло времени, пришла в себя я так же внезапно, как и ушла, и также молниеносно предсмертный страх охватил все мое существо. Я стала дико размахивать руками в воздухе и истошно кричать. Чувства мои отделились от меня, становясь чем-то самостоятельным, ибо возникший ужас не мог ужиться в моей голове. Мысли походили на разлетающиеся осколки от чудовищного взрыва, где бомбой и часовым механизмом служило мое тело. Срывались и улетали парить обломки и обрывки слов о каком-то раскаянии, дикая и отчаянная злость на себя и на преследовавших нас людей, все сменялось досадой и необъяснимой тоской. Вдруг окутывало какое-то сладкое безумие совсем не подходящих и бестолковых образов, например, привлекательнее ли я Баси в полете; интересовал трагизм и романтизм, с которым опишут наши смерти в криминальной прессе…
Я уже не бултыхала руками и ногами, они безумно устали и просто повисли на потоках воздуха, как и мысли, отделившиеся от меня. В груди заныло, охватило тошнотворное отчаяние от совершенной непоправимой ошибки. Одно удерживало на плаву мой корячившийся в лихорадке мозг, (а может быть, это была моя душа), который обозревал и чувствовал, хоть и на расстоянии, летевшую Басю, все так же зовуще расставившую руки навстречу мне. И я успокоилась.
Ни смотря на фантастические обстоятельства, тело, теряющее на ходу клоунское одеяние, отчетливо ощущало морозное дуновение от брызг водопада: кожа скукожилась и посинела, замерзли пальцы, на которых все еще были надеты красивые перстни, покрытые коричневой корочкой засохшей крови, в голове появлялись и улетучивались неуместные мысли о том, что воспаление легких или обморожение конечностей обеспечено. В общем и целом, я была как-то не готова умирать.
Краем глаза я заметила пролегающую через меня радугу. Говорят, кто пройдет под радугой – обретет вселенское счастье, – опять некстати подумалось.
Странное падение, странная смерть… И это было начало…
Мое сознание вдруг озарилось удивительным светом и стало похожим на ту застывшую разноцветную радугу, которая застряла прямо перед глазами, а вскорости я даже решилась ее потрогать. Больно уже не было, только холодно и одиноко. Радуга оказалась иллюзорной, и от нечего делать я стала оглядываться по сторонам: воздух по-прежнему лился холодным потоком мимо и сквозь, скала и утекающая вода все так же стремились и тянулись вниз, походя на скоростной бесконечный лифт. Каменные тонны мчались разноцветными породами в живую бурлящую пропасть, которая при всем этом не приближалась ко мне ни на сантиметр. Как ни странно – все было странно…
Я посмотрела наверх и заметила медленно удаляющиеся, покрывающиеся туманом, озадаченные лица людей и снующие морды собак, смотрящих вниз прямо на меня.
Радость, посетившая в этот момент от неожиданного поражения врагов в захлопывающейся ловушке водопада, приятной волной торжества окатило повисшее в воздухе по какой-то проклятой магии еще живое тело. И я дерзко показала язык обескураженным серым лицам, собакам и блестящему смертоносному оружию, предназначенному для убийства…
Торжество продолжалось недолго: отложенные неприятные предчувствия, стремительно впивающиеся острыми иголками в мое радужное настроение, рвали на части последнюю улыбку на лице.
Ибо голос совести, который сопровождал меня в беге и лишь стих на время прыжка, теперь возвращался, проясняясь в сознании спокойным монолитным потоком ясных предложений.
Совесть (или уж не знаю, кому принадлежал этот голос) предложила задуматься над очень волнительной темой: Куда я лечу?
– Без всякого сомнения, – очень спокойно ответил он же, – цель моего полета – преисподняя…
Я почему-то не удивилась такому повороту дел, что-то подсказывало мне – это правда. Память медленно, но уверенно возвращалась со всеми ее дикими и ужасными подробностями. Стало гадко и тошно, от подступившего тупого отчаяния я стала оглядываться по сторонам, и теперь меня стало по-настоящему подташнивать от удлиняющихся скальных пород, которые все растягивались и растягивались, будто нескончаемые уши кролика из цилиндра фокусника. Судорожно сглотнув, я взглянула вниз: из белой пучины водопада виднелись голые лодыжки опрокинутой Баси. На душе опять полегчало, и желудок успокоился. Она первая, я – вторая. Пока все по плану. Надолго ли?
Что-то стало меняться в пространстве: воздушный лифт засасывал сильнее, все мое существо превратилось в тонкий осенний листик, уводимый вихрями в турбину огромной лопасти смерти. Волосы, раздираемые ветром, нещадно хлестали лицо.
Было ли мне страшно? Мне было очень страшно! То и дело дурнота возвращалась, выворачивая наизнанку похолодевшее нутро. Но что-то не давало сойти сума… Среди этого безумия, мракобесия и жути вокруг была одна твердая логичная и ужасающая по сути мысль, державшая на плаву мой воспаленный рассудок… Я стала шарить по сторонам, будто ее можно увидеть…
Наконец, мне удалось поймать за хвост эту отвратительную крысу, что кружилась вокруг, смердя и визжа, чтобы ее заметили.
Я умираю. Или скоро умру. Или уже умерла. Но Бася тоже умирает или уже умерла. И в этом мы с ней соединены. Взлетать и пропадать вместе – это наша судьба. А значит, – все идет по плану.
И хотя наш на двоих гниющий дохлыми крысами и наполненный скелетами багаж зловонил на всю округу, не предвещая радужный прием туда, куда мы летим, все время представая перед глазами в виде кипящих котлов и раскаленных сковород с жаждущими крови монстрами, я предположила, что возможно, это и есть ад, когда тебя бесконечно трясет и колошматит, словно фарш в мясорубке. А если это только начало – достичь конечного пункта назначения я сильно не торопилась.
От неизвестности, от этого застрявшего падения, то и дело накатывали слезы, но голос совести запретил плакать: к сожалению, было поздно давить на жалость… Да и не перед кем: судья, присяжные, адвокаты, зрители, остались на верху…
Я подавила всплеск безнадежности усилием воли (не думала, что получится) и, зажмурив глаза, вдруг замерла. Мои мысли, как ни странно, подчинились. Голос совести тоже замолк. Затихли звуки и турбулентность. Меня просто распластало в застывшем бездвижном пейзаже. Это было неожиданно! Оказывается, я могу остановиться и остановить время, просто застыть в пространстве, сохраняя абсолютную ясность сознания… Каменный лифт, радуга, морозное прикосновение водопада, посиневшие руки и ноги, и больше ничего… Только я.
Так продолжалось долго… Бесконечно долго. И я стала понимать – что-то не так с этой заморозкой…
Видите ли, я всегда числилась отличницей, очень сообразительной девочкой, быстро угадывающей правила игры или чье-то желание, пусть даже они не имели решения или не произносились вслух.
И через какое-то продолжительное время этой молчаливой заморозки, оказавшейся просто ловушкой, которая в то же время дала возможность отдохнуть, даже привести мысли в порядок, разложить факты по полочкам причинно-следственных связей, а то, что не укладывалось в логичное, – рассовать, как придется, подождать и понять… Что пауза слишком затягивалась, обратившись смертельной невыносимым ожиданием, не заканчивающимся, казалось, ничем и никогда, и мне пришлось-таки встрепенуться и посмотреть вниз, что бы с огорчением увидеть, как Бася значительно удалилась, потонув в брызгах водопада, почти столкнулась с белой пучиной. Меня больно дернуло током от увиденного; шквал догадок, сменяющихся горькими предчувствиями и возобновившемся потоком мучительной совести, вернули к жизни… (Если это можно было бы назвать жизнью, конечно).
Стало понятно, что паузы являются ни чем иным, как просто отсрочками между тем, что неминуемо ожидает впереди. Паузы настолько же бесконечны, как движение этого каменного скоростного лифта, пролетевшего уже сотни тысяч этажей, наверное… Эти мнимые передышки зависят от моей воли, а вот увеличивающееся расстояние, которое разделяло нас с Басей, к сожалению, было подвластно нам обеим. И Бася значительно преуспела, почти вырвалась из этой каменной ловушки. Бася догадалась, как это сделать… я нет.
На всякий случай я попробовала вновь отключиться и замирала, как в первый раз. Но быстро, ненадолго, – раздражала мысль, вырывавшая из потока лживого спокойствия, что Бася отдалилась чрезмерно и, возможно, намеренно.
Эта игра в падающую Алису и ее дыру в Стране Чудес мне смертельно наскучила. Когда при жизни до прыжка в пропасть, мне становилось скучно – я очень сильно злилась и, по-моему, превращалась в монстра. Поэтому злость в моем случае являлась отличным двигателем на пути к цели. Цель моя – Бася.
Наконец, резко выгнувшись, я поймала-таки визгливую тварь и вырвала ей хвост, она сипло пискнула от боли, а я закинула ее расчлененное тело в радугу.
– Хорошо! – зло крикнула я световой иллюзии, будто та являлась моим истинным врагом. При этом было странно слышать свой охрипший голос, удивительно похожий на предсмертный визг мертвой крысы. (Еще бы! В таком холоде не только голос, все тело можно отморозить). – Я все поняла! Мне надо понять, почему это случилось, да? – Повернувшись к каменному лифту, не перестающему мчаться в никуда, я желчно усмехнулась чьей-то злобной шутке, понимая трагичность ситуации, ведь теперь мне, как недавно моим пациентам, придется отчитываться и искать причины своих неудач и проблем, копаясь в прошлом. – Хорошо! Согласна! Жизнь моя прошла так, что по ней вряд ли будет плакать даже моя собачка.
Перед глазами вдруг возник Бублик. И волна пустых слез неожиданно подступила к горлу. Я даже и не подозревала, что щенок, проживший возле меня считанные дни, может вызвать такую дикую тоску, ведь давая ему имя в честь, ничего не значащего пшеничного хлебца, имелась в виду пустая дырка по середине… Или нет? – Я не помнила от чего была эта дырка… это всплывало болью и опять возвращало туда, куда не хотел погружаться мой разум… Я только помнила, что Бублик являлся моей единственной и верной компанией, пусть даже в течение нескольких коротких дней, составлявших для него всю жизнь. Он не покидал меня ни на минуту, с серьезным видом сопровождал по дому, являлся лучшим другом, кому я доверяла, как самой себе.
Последние мысли тяжелым полотном накрыли сознание, огромный колючий ком сдавил дыхание. Странное происходило с моим зрением: чем больше я всматривалась в знакомую щенячью морду, тем яснее за ней проступало нечто иное.
И я стала понимать… Эти картинки проявлялись вне времени и пространства, просто потому что вызывались по команде моего разума. Но за проступающими образами стояло еще что-то: каждое мгновение открывало скрытое ранее, отвечало на волнующие вопросы расплывчатыми сюжетами. Будто в виртуальной реальности я могла дотянуться до любого образа из памяти, неясного предчувствия, потаенного страха, вытащить его и посмотреть под другим углом, узнать правду, и уже по-иному воспринять произошедшее.
– Это не Бублик, – отрешенно констатировала я, прикусив губу. Голос, который еще мгновение назад бубнил и перебивал все мысли, молчал, что стало немым подтверждением. Я догадалась, что совесть больше не вернется, ибо теперь она – это я, а также, судья, присяжные и палач, все в одном лице.
– У меня только один маленький вопрос, – зло процедила я каменному лифу, за неимением других собеседников, – почему раньше всего этого я не знала и не чувствовала? Почему меня никто не предупредил?! ЭТО НЕ МОЯ ВИНА, ЧТО ВСЕ ТАК СЛУЧИЛОСЬ! ПОЧЕМУ ТОЛЬКО СЕЙЧАС?! – Когда уже так поздно…
Никто не ответил. Виртуальная реальность была насыщена деталями, но в ней отсутствовал разум. Это знание не требовало доказательств. Единственными одушевленными сущностями, присутствующими сознательно в ней, являлись я и Бася. Каждая мелочь кричала своим бездушием; видимо, Бог умер и оставил мир для таких, как я и моя подруга, чтобы мы прочувствовали великое одиночество без него. Нам оставалась лишь надежда, что он, возможно, вернется и обратит свой глас или справедливую кару на нас, как в свое время моя собачка с надеждой ожидала любого знака внимания, чтобы броситься с любовью ко мне и ощутить вселенское счастье.
Если и Бася оставит меня в этот водяном месиве – это будет по-настоящему кромешный ад. Вот, чего я боялась больше всего… Даже сейчас…
Меня вдруг подцепила мысль, по-видимому, моя подруга проходит те же круги познания, или те же круги ада, что и я. И мне стало мучительно страшно, что ее острый ум продвинется намного вперед и оторвется навсегда. Если бы зависнуть здесь вместе, в этом бестолковом потоке воды и воздуха, я считала бы этот ад – раем.
Все-таки люди глубоко ошибаются, думая, что ад – это кровавые пытки в пылающих кострах, ужаснее всего – это зависнуть в пространстве в ожидании чего-то, что не наступит никогда … И знать, четко знать, что тебя забыли навсегда…
Хорошо, – мысленно согласилась я сама с собой, – Согласна… Правила игры принимаются.
Помолчав в ожидании ответа, которому не суждено было быть озвученным по причине отсутствия собеседника, я сердито закрыла глаза, пытаясь сконцентрироваться. Раньше именно это являлось моей работой – сохранять ясность ума.
С досадой вздохнув и деловито сложив руки на груди, представляя, что всего этого водяного-каменного антуража нет, и он действительно вдруг померк, я оказалась у себя в кабинете, в любимом кожаном кресле, где в свое время, работая психологом, выслушала всякую чепуху, рассказанную жалующимися на жизнь неудачниками и неудачницами о депрессиях, страхах перед будущим, безрезультатных поисках себя, отсутствии понимания у противоположного пола, нереализованных амбициях и т. п., и т. д., и пр… И из недели в неделю, словно добрая мамочка вместе с ними, мы копались в этом ворохе чужого нижнего белья, где я советовала заняться каким-нибудь хобби или йогой, отправиться в путешествие, чтобы успокоить нервы, в то время, как вокруг, прямо у нас на глазах, разворачивалась настоящая бойня. И я самолично попала в эту мясорубку, стоило только слегка проснуться и, словно кукла, широко раскрыть глаза на весь этот кошмар.
Кресло напротив не пустовало… Сначала неясно, но потом четче стал проступать образ собеседника, а через мгновение, круглое кресло на стальной ножке крутанулось, и передо мною появилось знакомое когда-то лицо – Кристина…
Так меня звали много лет назад.