Глава 2. Бася
Рядом бежала Бася.
Это еще одно событие или явление из моей жизни без подробностей. Бася – моя лучшая подруга. Точнее сказать, компаньонка. А если говорить совсем на чистоту, а сейчас, видимо, настал именно такой момент, – Бася являлась для меня всем.
Память, на секунду вырвав небольшой кусок из прошлой жизни, который еще не рвал совесть на части мое нутро, показал нашу встречу. Ну или то время, когда я поняла, что без присутствия Баси более не представляю свою жизнь.
Мы встретились в летнем лагере, куда нас отправили на лето родители. Нам было по пятнадцать лет. С первой секунды, завидев ее, я поняла, что смотрю в зеркало. И хотя мы отличались: она была чуть выше меня, чуть статнее, и, как мне казалось, благороднее и красивее, – все вокруг называли нас сестрами-близнецами. Это нам очень нравилось, и вскоре мы сами выдавали эту версию, ибо искренне чувствовали родство. Но самое главное, в тот момент, мы осознали, что вдвоем способны на многие вещи. Как обычно бывает в подростковых сообществах, где жестокость проявляется в особо острых формах, в то лето мы с Басей подчинили своей воле почти весь коллектив. Даже вожатые побаивались нашу парочку. Бася одним взглядом могла останавливать смуту и добиваться покорности, проявляя твердокаменную неумолимость своего решения, которому внимали от мала до велика.
Мне нравилось все, что она делала. Я восхищалась ею! И если раньше не замечала в себе таких качеств, этой жгучей зажигательной злости и невероятной смелости, после встречи с ней, после ее примера, я будто расцвела, позволяя себе все.
Бася была первая, я – вторая. Мне нравился такой расклад. Мне нравилось повторять за ней.
В тот год мы разъехались по домам и надолго разлучились. В кармане каждая из нас сжимала по золотому кольцу, украденному у воспитателей или отнятому у учеников. По глупой сентиментальности свое я храню до сих пор, как талисман.
В голове наступила немая пауза.
Спасибо еще раз, память, за безболезненную амнезию…
Эти первые кольца охраняли нас в самые трудные моменты, где казалось, мы ходим по лезвию ножа. Но все сходило с рук…Только теперь, пожалуй, ни кольца, ни крысиный бег, ни тайная магия нашего с Басей союза, которому будто ворожил сам дьявол, вряд ли остановят эту травлю…
В рупор кричали без перерыва. Я старалась не вслушиваться в их речи. Было понятно, что ничего хорошего нас не ждет. Судя по чудовищному лаю собак в отряде преследования и частому обстрелу, задача ставилась – взять любой ценой. Мой враг, совесть, подло подсказывала, что на наших с Басей именах давно стоит алая печать неумолимого вердикта, и красные огоньки от прицелов уже исследуют со спины клоунские плащи, желая быстрого осуществления зловещего приговора.
По масштабу погони не вызывало никаких сомнений – рано или поздно нас догонят. Однако по горькому привкусу во рту, который сводил челюсть от застывшего оскала ярости, чувствовалась незыблемая уверенность в том, что и мы не сдадимся.
Бася бежала впереди, и ее твердый бег в этой нелепой одежде наводил на эту спасительную мысль. Она ни разу не обернулась и не взглянула на меня.
Ни смотря на страх, на полный рот отвратительной горькой малодушной слюны, на эти упаднические мысли, меня вдруг охватило чувство зависти и злости к ней. Почему собственно она решила, что нам надо бежать до конца и ни в коем случае не сдаваться? Я и сама бы не повернула назад, но душила мысль, что это было не согласовано со мною. Бася часто так поступала. Иногда мне казалось, что если б не та удача, что сопутствовала именно нам двоим, она бы давно расправилась со мною. Но только там, где присутствовала я, где был мой вклад, мое участие – именно там нас ждал успех. Бася смирилась с этим условием в свое время. Это была какая-то магия и она работала.
Я все подвергаю анализу. Бася ненавидела эту привычку. В общем-то, я тоже. Мучительно все пропускать через себя и долго прислушиваться к своей интуиции, к предчувствиям, опасениям, страхам… Но ни раз и ни два, именно это качество спасало от краха. Бася верила моему чутью и использовала это свойство, внутренне морщась и сдерживая недовольство. Но когда не было необходимости терпеть – не церемонилась с моими чувствами. Это бесило! Даже сейчас, не вспоминая подробности последних событий, у меня возникло ощущение, что именно по ее вине, я одетая, как дура, бегу по этому идиотскому лесу к последней жизненной черте, потому что она меня не послушала…И именно поэтому не оборачивается и не смотрит на меня. Я знала свою компаньонку, как свои пять пальцев. Эта была жестокая, циничная сука! Но это была моя подруга. Моя лучшая подруга!
И даже если бы нужно было кинуться за ней с моста, я бы предпочла это сделать, чем потерять ее из вида, или того больше, потерять ее из своей жизни…
Ход моих тягостных мыслей прервался, так как Бася резко затормозила, будто перед пропастью. Самое ужасное через пару секунд я увидела, что лес действительно заканчивался отвесным обрывом.
Это какое-то наваждение…
То ли от бега, то ли от шока и ужаса, может по какой-то другой странной причине, картинки перед глазами запрыгали и никак не хотели укладываться в одну стройную или, по крайней мере, постоянно не скачущую картину. Взгляд не мог сфокусироваться на чем-то одном. Я посмотрела вниз и только сейчас услышала страшный грохот от водопада. Тонны воды с рокотом спадали далеко вниз, заканчиваясь скалистыми выступами водной бездны.
В ушах заложило. Шум воды перекрывал даже ор, преследовавший нас все это время. Я перестала слышать что-либо вообще; капли пота заливали глаза, капая с ресниц, походя на слезы…
От какого-то морока, словно завороженная, я рассматривала бурлящую пропасть, расплывающуюся и вновь собирающуюся воедино. Она была невообразимо далека, но ее я видела яснее всего, чувствовала ее зов… Расстояние, которое нас разделяло, являлось непреодолимым и, в любом случае, несовместимым с жизнью. Существовал только один шанс достичь ее без ущерба расплющиться в кровавую лепешку в пенной утробе – взлететь и обернуться дикими лебедями. Другими словами – шансов выбраться сухими из воды у нас с Басей не было…
Я посмотрела на компаньонку, судорожно втягивающую разряженный воздух своим утонченным носом с хищно раскрытыми ноздрями, прикидывавшую шансы на успех; ее образ плыл перед глазами, мне стоило усилий концентрировать взгляд на ней. Это до боли знакомое красивое лицо, так редко виденное мною растерянным и встревоженным… Эти глаза, зеленые и прозрачные с мелким злым зрачком посередине, четко смотревшим мне в упор, словно дуло пистолета, вызвали во мне бурю эмоций. Я всегда была более чувствительнее, чем она, поэтому быстро и шумно разрыдалась. Бася лишь прикусила губу, все поглядывая то на меня, то на пропасть. Вытерев, наконец, слезы и пот, не смея что-либо сказать, лишь глубоко и тяжело дыша, я глянула на лес, откуда доносились надвигающиеся, как смертоносная буря, адские металлические голоса, орущие в рупор, повторяющийся речитативом, смешавшимся с лаем свирепых собак, призванных поймать двух провинившихся лис и разорвать их на клочья.
Оглушенная, я вновь повернулась к старшей подруге и серьезно посмотрела ей в глаза. Очень серьезно, посылая взглядом выразительный призыв хорошо все взвесить.
Тут в моей голове закружились бесцветные картинки тюремных камер с серыми лицами тюремных жительниц. Бася поняла меня без слов, по первому взмаху ресниц. Эту особую форму взаимопонимания, я бы даже сказала симбиоза наших сознаний, мы выработали давно, а может, она родилась с нами. Я видела, как эти серые картинки теперь всплывают и у нее перед глазами. И красивое женское лицо, вдруг скрючившись и почернев от злости, изрыгнуло плевок в сторону леса.
Вы видели когда-нибудь лицо Карабаса Барабаса с черными неподвижным акульим прищуром, в котором читается зверское желание переломать деревянный хребет любой глупой кукле, попавшей под горячую руку?
Это было лицо Баси в ту секунду, во взгляде которой ясно читалось это страстное намерение. И если бы не одно обстоятельство – погоня за нашими светлыми головками свирепыми крысыловами, мой жизненный путь закончился бы в этой самой точке, (сразу оговорюсь, возможно, не самой ужасной, что я могла себе представить), со свернутой на бок шеей, – любимым приемом, отработанным в совершенстве моей подругой.
Но Бася никогда не делала лишних телодвижений, в ее голове всегда был антикризисный план, продуманный хотя бы на ближайшие шаги. И тратить силы на и так бесперспективное мое будущее, у которого один конец смотрелся хуже другого, она посчитала нужным сосредоточиться на окончательном решении.
Из кустов послышался рык нескольких чудовищ, я быстро посмотрела в сторону леса, как в этот момент, Бася, дотронувшись до моего плеча, оттолкнулась от него и, развернувшись спиной, бросилась в бурлящую пропасть.
С этой секунды мир вокруг меня необратимо изменился. Время, наконец, показав свою истинную природу, то есть свое полное отсутствие в реальности, перестало укладываться в рамки физических ощущений, порой расширяясь-сужаясь по своему личному усмотрению.
Оглянувшись на прикосновение, я узрела жуткую картину, страшнее, чем все кошмары погони вместе взятые. Мои глаза превратились в тысячи паучьих пластинок, улавливающих отдельно взятую деталь видимого положения дел, где каждая вызывала свое восприятие и ощущение. И это были тысячные оттенки леденящего ужаса…
Отдельно я заметила дыхание Баси: облачко выдоха, за которым не последовало вдоха, оно повисло в воздухе, и до меня донесся лишь его знакомый женственный аромат, перемешанный с изысканным парфюмом. А вот уже в прыжке зависает ее тело, неловкие повороты рук и головы, желающие за что-то ухватиться, округлившиеся зеленые глаза, в которых вдруг заблестела незнакомая этому лицу эмоция – растерянность и обида. Тело зависло, как на картинке комикса, а бестолковые сапоги, дурацкий плащ, будто по волшебству слетали с ее стройного тела проваливаясь в бездну, оголяя красивые ноги в странной неестественной позе, и тонкие руки, зовущие меня. Еще меня поразила ее одежда, ранее скрытая под плащом, вся покрытая золотом подруга походила на древнегреческую богиню…
Вместо крика я просто перестала дышать. Ком в горле сначала занял всю грудную клетку, а потом бездыханным и деревянным стало все тело. Было жутко наблюдать, как она удаляется от меня. В эту минуту я не чувствовала себя: становясь то падающим телом Баси, то тем промежутком, разделяющим нас, то облачком выдоха, рассеивающимся в тумане брызг, то всецело этой полной ужаса картиной. Хуже всего, что во взгляде подруги, который медленно удалялся в пропасть, впервые в жизни я прочла нечто скрытое от меня – тайну. И это больно резануло сердце… Я могла бы простить Басе предательство, коварство, жестокость, но только не тайну.
О том, что существует какая-то вероятность жизни без Баси, что вообще есть жизнь после смерти, есть просто Смерть, мне даже не приходило в голову в тот момент. Я перестала слышать собак, вой сирены, шум леса, этот дьявольский рокот водопада. В замедленной кинопленке неуклонно уносившей в своих цепких смертельных объятиях смысл моего существования – сердце перестало биться.
И если по какой-то случайности я бы обернулась назад, только на одну долю секунды, то увидела бы, как псы клацают своими блестящими фарфоровыми челюстями в воздухе, хватая меня за уродский плащ, в желании утащить с обрыва. Я бы сразу же прочувствовала, как меня ошеломленную быстро скручивают в тугой узел, нацепляют холодные металлические наручниками, одевают на голову темный душный мешок. Как мне становится больно, я валяюсь по траве и глухо рычу, вдыхая аромат осенних листьев, мокрых и гнилых. И остаюсь живой…
Но всего этого я не увидела, потому что всего этого не произошло.
Не в силах позвать свою подругу, я просто открыла рот в немом крике и, цепляясь за тот же воздух, что и она несколькими секундами ранее, прыгнула в разноцветную радугу, утопающую в пене веселых брызг шумящей воды.
