Вагон утренней электрички раскачивало. Внутри было полно народа, в основном мужчин. Пахло влажной кожей курток, дубленок, перегаром и одеколоном. Богдан стоял ближе к тамбуру, чтобы не пришлось пробираться к выходу на своей станции. Зашипели тормоза, состав остановился, приняв в себя еще с десяток пассажиров.
– Осторожно, двери закрываются, – донеслось из динамиков. – Следующая станция «Платформа рабочая».
«Моя», – мысленно отметил Богдан.
Во рту слегка чувствовался привкус выпитого вчера и выкуренной перед посадкой сигареты. Электричка, набрав скорость, выскочила на мост, прогрохотала по нему и пошла на спуск. Еще полгода назад Князев подъезжал на работу на своих стареньких «Жигулях». За руль садился специально, чтобы ограничить себя с вечера в спиртном. Но пару раз опоздал, попав в пробки, и поставил машину на прикол. На электричке подъезжать было и быстрей, и дешевле. А теперь, когда подморозило, то и удобней, можно было срезать дорогу, пройдя через поле.
Богдан сошел на платформу, дождался, пока уедет состав, перешел пути и зашагал от станционного поселка к видневшемуся в отдалении высокому зеленому металлическому забору оптовой овощной базы. Скрипел под ногами тонкий слой снежка, потрескивала подмерзшая земля вспаханного с осени поля. Воздух после города казался удивительно свежим. Даже закурить расхотелось. Князев почувствовал, что согрелся от быстрой ходьбы, расстегнул куртку.
Охранник-кавказец на въезде только смерил Богдана взглядом и пропустил без лишних слов. Князев был одним из немногих русских грузчиков, а потому все его здесь знали в лицо.
Десяток «южных» фур стояли в очереди на разгрузку. Водители кучковались у одной из машин, пили кофе, курили. Напарники Богдана – двое немолодых кавказцев-гастарбайтеров – сидели на овощных ящиках. На работу они никогда не опаздывали, потому что жили прямо на овощной базе в строительном вагончике вместе с другими земляками. У них «дома» Князев никогда не был. Не потому, что брезговал. Просто не любил, когда ему лезут в душу, а потому не лез в душу и к другим. У каждого найдутся свои сокровенные тайны, неудачи в жизни, приведшие человека на оптовую овощную базу. Зачем о них знать посторонним? Все отношения сводились исключительно к общению по профессии.
Электричка приходила так, что Богдан успевал на рабочее место за четверть часа до начала трудового дня. Как раз, чтобы не спеша переодеться.
– Подгоняй машину! – крикнул он водителю ближайшей фуры.
Свою работу, как ни странно, Князев даже любил. Она позволяла не только получать каждый день «живые» деньги, что избавляло от необходимости планировать даже ближайшее будущее, но и помогала забыться. Только таская ящики, он мог не думать о прошлом. Движения становились автоматическими, а из всех мыслей и рассуждений оставались лишь те, которые касались разгрузки – как поставить ящики, чтобы штабель не развалился.
Одна фура, вторая, третья… – считал про себя разгруженные машины Князев. Надсмотрщик Сулейман прохаживался вдоль рампы, поглядывая на часы, проверял, не ленятся ли грузчики. Если ему казалось, что разгрузка задерживается, он останавливался и пристально смотрел на рабочих. Одного его строгого взгляда хватало, чтобы начиналось ускорение. Еще бы, ведь именно Сулейман расплачивался в конце дня. В его воле было поощрить или же наказать рублем.
Обычно работа шла непрерывно, исключая двадцатиминутную паузу на обед. Но сегодня что-то пошло не так. После четвертой фуры образовалась пустота. Пузатый Сулейман тут же куда-то исчез, явно не желая слышать справедливые упреки из-за отсутствия фронта работы.
Очередная порция фур подъехала лишь через два часа. Вместе с машинами появился и Сулейман. Вновь он ходил неподалеку, высматривая, к чему можно придраться. Логика надсмотрщика проста: больше придирок за день – меньшая сумма к выдаче на руки к вечеру. Считать деньги Сулейман умел, а любимым его арифметическим действием было вычитание.
И вновь пошли ящики с хурмой, с мандаринами. Князев уже с трудом держался на ногах. Особенно он спешил с разгрузкой последней фуры. Рабочий день уже кончился, а нужно было еще успеть на электричку, следующая шла только через полтора часа.
– Баста! – облегченно выдохнул он, когда опустевшая фура отъехала от разгрузочной рампы. – Пошел переодеваться.
Но тут же рядом возник вездесущий Сулейман.
– Какое баста? Слушай, а?
– В чем дело? – возмутился Богдан. – Рабочий день уже пятнадцать минут как кончился. Имеем полное право разойтись. Только расплатиться с нами не забудь.
– Еще две фуры! – Сулейман для убедительности выбросил под нос Князеву два волосатых пальца. – Две фуры, и только тогда по домам. Ясно?
– Это с какого такого бодуна мы должны тебе еще две фуры разгружать? Надо было их подгонять, когда мы без дела по твоей вине сидели.
– Отказываешься работать?
– Отказываюсь.
– Ну, тогда ничего и не получишь. И они не получат, – показал он на других грузчиков. – Да?
Князева заело. Несправедливость он на дух не переносил. Если бы Сулейман предложил оплатить лишь сделанную работу, Богдан согласился бы, но оставить неоплаченной уже выполненную, это было за границами его понимания.
– Или ты платишь, или пожалеешь, – процедил он сквозь зубы. – Пару лет назад я таких, как ты, пачками по «зеленке» отстреливал.
– Ты кому угрожаешь? – прищурился Сулейман. – На себя посмотри, вояка, – фашист переодетый, алкаш конченый. Или ты разгружаешь две фуры, или потом я тебя даже перебирать гнилую картошку с бомжами не поставлю.
– Деньги давай, – протянул руку Князев.
То ли Сулейман не так понял этот жест, то ли и в самом деле решил ударить строптивого грузчика, но, так или иначе, кавказец замахнулся, а Богдан автоматически ударил первым – кулаком в челюсть. Подошвы ботинок оторвались от земли, и грузный Сулейман рухнул в своем кашемировом длинном пальто на грязный – разъезженный, растоптанный – снег.
– Я же сказал, пожалеешь, – проговорил Князев, уже понимая, что совершил ошибку.
Сулейман поднялся на четвереньки, ощупал челюсть, сплюнул кровью и, тихо ойкая, поднялся на ноги, после чего бросился убегать, крича:
– Убивают! Охрана!
Пожилой грузчик-кавказец покачал головой:
– Зря ты, Богдан, так. Теперь всем плохо будет. Разгрузили б мы эти фуры, ничего бы с нами не стало.
– С вами – может быть, а я на электричку опаздываю.
– Уже опоздал, – прищурившись, произнес грузчик, глядя на бегущих к рампе охранников склада, за которыми семенил Сулейман.
Один громила сжимал в руке арматуру, второй размахивал пистолетом-травматиком.
– Ой, плохо будет, – проговорил грузчик и попятился к раскрытым воротам.
Богдан спрыгнул с рампы и двинулся навстречу охранникам. Те были настроены решительно. Сразу видно, что разговаривать они не намерены, а станут бить сразу, как только поравняются. В принципе, этого и следовало ожидать. Сулейман не мог себе позволить уронить собственное достоинство в глазах своих «рабов». Бунтовщика следовало показательно покарать, чтобы другим неповадно было.
– Валите его! – крикнул надсмотрщик.
Князев переводил взгляд с одного охранника на другого, решая, с кем завязаться первым. Громилы уже перешли на шаг, они приближались, чуть разойдясь в стороны. Наконец Богдан сделал выбор – первым предстояло вырубить обладателя травматика.
Охранник вскинул руку с пистолетом и выстрелил без всякого предупреждения. Промазал, даже уклоняться Богдану не пришлось, пуля ушла в темную глубину хранилища. Второго шанса Князев ему не дал. Травматик выпал из заломанной руки, мощный удар под дых, нанесенный снизу, довершил дело, охранник сложился пополам, захрипел и упал на землю. Богдан отскочил в сторону, и очень вовремя – арматурный прут уже со свистом рассекал воздух. Князев и громила смотрели друг на друга. Сулейман испуганно пятился, то и дело проводя тыльной стороной ладони по губам и косясь на кровавый след на пальцах.
Охранник, поигрывая арматурой, двинулся на Богдана.
– Я тебя сейчас…
Что именно, он не уточнял. Князев медленно отступал. Арматура вращалась в руке охранника все быстрее и быстрее. Когда Богдан уткнулся спиной в рампу, громила криво усмехнулся и сделал выпад. Стальной прут стремительно пошел вниз. Богдан уклонился, и металл врезался в металлическую бровку бетонной рампы с такой силой, что полетели искры.
Еще один удар, еще… Каждый раз Князев уклонялся в сторону. Охранник хрипел, размахивая своим грозным оружием, способным с одного удара разнести череп или переломить кости. Когда громила стал выдыхаться, Богдан уперся руками в рампу, резко выбросил вперед ноги и врезал ему каблуками в грудь. Тот хрипло хватанул воздух, отлетел и плашмя рухнул на землю. Богдан подхватил выпавшую арматуру.
– Слушай, не надо. А? – запричитал Сулейман. – Я тебе заплачу. Брось эту штуку, – покосился он на толстый стальной прут.
– Ты всем заплатишь.
– И тебе, и им. Как скажешь, так и сделаю.
Он уже полез в карман, когда из-за угла хранилища выбежали двое полицейских. Сулейман тут же ожил и завопил:
– Он убить меня хочет!
Взывать к совести правоохранителей было бесполезно – Богдан несколько раз своими глазами видел, как эти самые полицейские «кормились» из рук Сулеймана, беззастенчиво беря от него деньги. При желании и при определенной доле везения, учитывая наличие у полицейских табельного оружия, он мог бы повалить и этих двух, но поднять руку на человека в форме при исполнении не мог себя заставить. Полицейские остановились, и один из них скомандовал:
– Брось арматуру, и мордой в землю!
– Не очень и хотелось. – Богдан отбросил арматурный прут, но, вместо того чтобы выполнить вторую часть приказа, просто поднял руки.
– Я сказал, мордой в землю!
Охранники базы уже осмелели, поднялись с земли, хотя до этого изображали из себя полутрупы.
– Да чего с ним разговаривать? – осклабился громила, поднимая с земли травматик.
– А ты заткнись, умник! Охранником здесь работаешь, а нам за тобой разгребать приходится, – подмигнул своему напарнику сержант.
Богдан даже не сопротивлялся, когда его повалили на землю, надели на запястья за спиной наручники. Сержант еще специально дернул их, чтобы браслеты потуже затянулись.
Охранник, у которого Князев забрал арматуру, подбежал и ударил его ногой в бок.
– Отставить, – лениво бросил сержант.
Громила не стал спорить, отошел в сторону.
– Ну что? Вызываем наряд, везем в отделение, протокол, – прокашлявшись, сказал сержант. – Повезло тебе, Сулейман, что мы рядом оказались и выстрел слышали.
Надсмотрщик сразу сообразил, что полицейские напрашиваются на деньги. Калькулятор в его голове защелкал. Он судорожно подсчитывал, где теряет, а где находит. Эти менты были уже прикормлены, и не раз, следовательно, удовольствуются малым. Не заплати им сейчас, завезут бунтовщика в отделение, составят протокол, будет заведено дело. Вот тогда и начнется. На овощной базе появится их начальство, потом прокурорские, наедут за нелегалов, которые тут неофициально работают. Платить придется уже в соответствии с количеством звездочек на погонах и занимаемой должности. А это совсем другие расценки. Такой расклад Сулеймана не устраивал.
– Э, дорогой, – проговорил он, растягивая разбитый рот в улыбке. – Зачем отделение, зачем протокол? Мы здесь и сами разберемся. Давай поговорим, – обратился он к сержанту.
– Поговорить всегда можно, – согласился правоохранитель. – Выслушаем мы твои аргументы. Если убедишь, будет по-твоему.
Полицейские отошли с Сулейманом в сторону, перешли на шепот. До слуха Князева долетали лишь обрывки разговора. Он лежал в грязном снегу со скованными за спиной руками. Где-то далеко прогрохотала электричка, на которую он опоздал. А менты все торговались с Сулейманом.
«Как барана на рынке покупают», – с досадой подумал Богдан.
Наконец зашелестели купюры, ударили по рукам. Сделка свершилась.
– Погодите наручники снимать, – бросился к сержанту охранник.
– Что ж, я тебе их подарить должен? – возмутился полицейский.
– Сперва его свяжем, а там и снимите.
Князева связали по рукам и ногам веревкой. Полицейский снял наручники и, чтобы не стать свидетелем расправы, вместе с напарником мгновенно улетучился. Тут уж охранники отвели душу, со всей силой пиная Богдана ногами.
– Хватит, – остановил их Сулейман. – Время уже позднее, по домам пора. Завтра решим, что с ним делать.
Князева подхватили и потащили в хранилище. Там забросили в каморку с разбитыми ящиками, и металлическая дверь с лязгом закрылась. Никто даже не стал развязывать с него веревки.