Глава шестая

Теперь у Китти было все: имена, адреса, телефоны. Все сто человек проживали в Ирландии, так что поиски ограничивались одной страной. Она так близко подобралась к своему сюжету – к сюжету, оставленному ей Констанс, – что уже чувствовала запах свеженапечатанной журнальной страницы. Но странно: дедлайн через десять дней, нужно обзвонить сто человек, а она почему-то медлит. Перелистывает страницы телефонного справочника в поисках некоего имени, которого вовсе и нет в списке.

На автобусе номер 123 Китти доехала до О’Коннелл-стрит, оттуда на 140-м добралась до Фингласа. Дорога заняла час, и все это время Китти перебирала в уме, что же надо сказать, однако так и не придумала. Она стояла напротив дома Колина Мерфи, отделенная от него только маленьким парком, вокруг гоняли, чуть не сшибая ее с ног, юные велосипедисты – они как будто не замечали ее. Вот бы ей и вправду стать незаметной, перенестись куда-нибудь. Улицы забиты народом, мамаши куда-то ведут детей, у всех свои повседневные дела, и никому нет дела до чужой тетки. Пока нет. Вот-вот кто-нибудь из детей обратит внимание и предупредит маму, что там, в парке, торчит кто-то незнакомый. Весь парк – лужайка длиной в сто шагов, поперек, от входа до выхода, широкая дорожка, ограда взрослому человеку по колено. Ничем она не укрыта, от дома Колина Мерфи ее отделяет лишь это небольшое расстояние да собственный страх. Китти всматривалась в лица соседей Колина, пытаясь угадать, кто из них присутствовал на заседаниях суда и не они ли освистывали ее и орали ей вслед, не они ли украшали ее дверь надписями и туалетной бумагой, пока она спала в своей студии или отлучалась на работу? Быть может, они все время тайно следят за ней, как она сейчас следит за ними? Надвинув шляпу ниже на глаза, она поглядывала в сторону дома Мерфи, решаясь, идти ли туда, и если идти, то какие же подобрать слова.

Простите. Простите, что испортила вам жизнь. Простите за то, что вас отстранили от работы, подвергли остракизму соседи. Простите, что вам пришлось – не знаю в точности почему, но, очевидно, это опять-таки связано с моей передачей, – выставить дом на продажу. Простите за то, как это отразилось на вашей семейной жизни. Простите, что чуть не сделала вас безработным. Простите за позор, который я навлекла на ваших близких, за порушенные отношения. Конечно, вы думаете, будто я ничего не понимаю, – бессердечная тварь, которой попросту не дано понимать такие вещи, – но я понимаю, поверьте, я все понимаю, потому что теперь все это случилось со мной, я сама прохожу через то, через что заставила пройти вас. Вот какие слова просились ей на уста, но Китти догадывалась, что в такой речи слишком очевидно звучит жалость к себе, а следовало отрешиться от себя. Не получалось, слишком уж крепко ей досталось из-за допущенного промаха. Да, изначально это была ее вина, но в итоге пострадали оба, а теперь те, кто любил Колина и отстаивал его, изо всех сил старались продлить ее страдания.

Она всмотрелась в дом – у крыльца табличка «Продается», детей не видать, никаких признаков их существования, ни велосипедов в саду, ни игрушек на подоконниках. На подъездной дорожке автомобиль – этот автомобиль принадлежал Колину, Китти хорошо помнила, как нагнала его после школьных занятий и сунула водителю камеру в лицо, каким растерянным и испуганным он тогда выглядел. Она сочла его преступником, она была так в этом уверена, а теперь корчится от стыда, припоминая каждое брошенное ему в глаза обвинение. Автомобиль на подъездной дорожке – не означает ли это, что Колин пока еще не вернулся на работу? Она-то думала, его примут обратно теперь, когда он полностью, безусловно, оправдан. Неужели скандал не позволил ему возвратиться?

Простите. Простите!

Колину тридцать восемь лет. Закончив в двадцать четыре года университет, он сразу же устроился на работу в среднюю школу Фингласа, где учатся ребята с двенадцати до восемнадцати лет. Любимчик учеников – что его и сгубило – всегда получал приглашение на выпускной вечер. Еще бы, приветливый молодой учитель, которого и учителем-то не считали, ведь он не задавал домашних заданий, и единственное наказание, которое грозило нерадивым, – отжиматься, распевая при этом популярные песенки. Ребята обращались к нему со своими проблемами, его неоднократно назначали классным руководителем, что необычно для учителя физкультуры, во всяком случае в этом учебном заведении. Шестнадцатилетняя Таня О’Брайан заигрывала с ним, он ее отверг – и расплатился десять лет спустя! Черт знает почему Таня возложила на физрука ответственность за все свои несчастья и подговорила бывшую одноклассницу Оливию О’Нил поддержать ее лживые показания. Давно уже выяснилось, что Оливия в самом деле верила, будто над Таней учинили насилие и ее девятилетний сын родился от Колина. Она с готовностью согласилась на лжесвидетельство, понадеявшись, что две схожие истории прозвучат убедительнее, чем одна, – хотела поддержать подругу, а также рассчитывала на материальную компенсацию за причиненный ущерб. И журналы подхватят этот рассказ, их покажут по телевидению с историей о том, как они пострадали. Таня привела в пример известные дела о совращении несовершеннолетних – да, на этом кошмаре можно было заработать. Две молодые женщины – одна подлая, другая скучающая и не отличающая добра от зла, наметили себе жертвой третью – честолюбивую. Китти тоже была молода, из кожи вон лезла, делая карьеру. Они угадали: она так и вцепилась в этот сюжет. Проглотила их вранье и пришла за добавкой, убедила редактора и продюсера поручить ей расследование, убедила себя в том, что, вынося эту грязь на всеобщее обозрение, разоблачая извращенца, она служит обществу.

Дверь дома распахнулась, вышел Колин. Смотрит себе под ноги – таким Китти запомнила его и в суде, – подбородок уперся в грудь. У Китти сильно забилось сердце, она поняла: не справится. Развернулась и быстро зашагала прочь, надвинув шляпу на глаза, чувствуя, что вновь без спросу вторглась в чужую жизнь.


На сообщения, оставленные на автоответчике, никто не откликнулся. По одним номерам трубку вовсе не брали, по другим отзывались родственники, обещали передать, но не было уверенности в том, что передадут, к тому же телефонный звонок – штука ненадежная, собеседник в любой момент может отключиться, и все больше людей ставят определитель номера и не берут трубку, если номер им незнаком или не определяется. Китти решила, что разбираться с сюжетом нужно, не обзванивая сто имен, а побеседовав с каждым из списка лично.

В первый день личных встреч она отправилась в Лукан, к Саре Макгоуэн. Дом из красного кирпича, построенный в семидесятые, выглядел как приют пенсионеров. Квартира на первом этаже. Открылась дверь – не парадная, а рядом с ней, ведущая на балконную лестницу, – и вышла женщина лет двадцати с небольшим в форме медсестры.

– Вы Сара Макгоуэн?

Девушка оглядела Китти с ног до головы. Обдумала ответ.

– Она переехала полгода тому назад.

Китти не сумела скрыть огорчения.

– Тут нет работы, – пожала плечами сестра. – Это-то я понимаю, а вот почему она не предупредила меня за три месяца, как договаривались…

– Куда она переехала? – со вновь вспыхнувшей надеждой спросила Китти.

– В Австралию.

– В Австралию?

– Кажется, в Викторию. Во всяком случае, поначалу. У нее там друзья работают на арбузной ферме. Будет тоже собирать арбузы. – Девушка закатила глаза.

– Звучит недурно, – сказала Китти. Ей бы сейчас отправиться на край света собирать арбузы – чем не выход?

– В самый раз для дипломированного бухгалтера, – откликнулась медсестра.

Да уж.

– А ее адрес у вас есть?

Девушка покачала головой:

– Мы не так близко дружили. Она оставила на почте адрес до востребования, ее добро я продала на интернет-аукционе – хоть какие-то деньги, она и так меня подвела.

– Никого из ее родных или друзей не знаете?

Девица ответила выразительным взглядом.

– Большое спасибо за помощь. – Китти повернулась, чтобы уйти, зная, что больше ничего не добьется.

– Эй, а вы та самая?

Китти замерла:

– В каком смысле «та самая»?

– С телевидения. Из «Тридцати минут».

Помедлила, но деваться некуда:

– Да, это я.

– Вы мне на автоответчике сообщение оставили.

– Ну да, оставила.

– Передачу я не смотрю, но знаю, что вас вызвали в суд.

Дежурная улыбка сползла с лица Китти.

Девица всерьез призадумалась:

– Сара хорошая. Я тут насчет нее ворчала, но она порядочная девушка. Не вздумайте сочинять гадости про нее.

– Я и не собиралась. – Китти глубоко вздохнула и пошла прочь из тихого спального квартала. Наверное, ей все же пора менять имя и называть себя «Китти».


В автобусе по пути к следующему человеку из списка она делала пометки, стараясь отвлечься, забыть реплику, прозвучавшую под конец разговора с медсестрой.


Версия сюжета: Эмигранты. Связано с рецессией?


Хотелось бы надеяться, что нет: про кризис столько уже было написано, СМИ пресытились этой темой, и если только не обнаружился какой-то уникальный материал, Констанс не стала бы с этим связываться.

Глядя в окно автобуса, Китти прикидывала дальнейшие действия. Сперва она собиралась опрашивать людей в том порядке, в каком Констанс занесла их в свой список, но машины у Китти не было, гонять вот так, по многу часов, замерзнешь, и потому она решила начать с дублинских адресов. Таким образом, вторым в тот день оказался шестой человек из списка – Бриджет Мерфи.

Дом ленточной застройки номер 42 ничем не отличался от прочих отделанных каменной крошкой домов, которые вытянулись в одну линию с ним, напротив него или закручивались улиткой вокруг этого участка. Разнообразия ради кое-кто из хозяев покрасил фасад, но, увы, соседи не договорились между собой, и лимонный оттенок сталкивался с апельсиновым, густо-зеленый – с мятным, нежно-розовый резко переходил в коричневу неокрашенной каменной крошки. Номер 42 обозначался сувенирной наклейкой со смайликом на мусорке у ворот, на подъездной дорожке валялись детские велосипеды и игрушки, машины нигде не видно, ни внутри, ни снаружи. Было полшестого – вечерний час, когда люди возвращаются с работы. У соседней двери на кухонном стуле сидела старуха, грелась на закатном солнышке. Из-под не слишком длинной юбки виднелись толстые колготки на плотно забинтованных ногах и клетчатые шлепанцы. Старуха внимательно следила за приближением Китти и, встретившись с ней взглядом, кивнула.

Китти позвонила в дверь Бриджет Мерфи и спустилась с крыльца.

– Обедают, – сообщила ей соседка.

Сумев привлечь ее интерес, старуха продолжала:

– Карри из курицы. Каждый четверг его едят. У меня им весь дом провонял. – Она сморщила нос.

– Вы, значит, не любительница куриного карри, – рассмеялась Китти.

– Уж ее-то мне точно не по вкусу, – сказала старуха и даже отвернулась, как будто сам вид соседского дома оскорблял ее вкус. – Они ваш звонок не услышат, слишком сами шумят.

Это верно: даже с того места, на котором Китти стояла, казалось, будто целая армия детишек орет, роняет ножи, кокает стаканы. Однако звонить второй раз она стеснялась, не хотела беспокоить людей во время семейного ужина, тем более на глазах у этой старухи.

– Я бы на вашем месте еще раз позвонила, – словно подслушав ее мысли, сказала соседка.

Спасибо за совет. Китти еще раз нажала на кнопку.

– Вы к кому вообще? К хозяину или к хозяйке? Если к нему, так его нет дома, раньше семи не возвращается. Банкир. – И она снова сморщила нос.

– Я хотела поговорить с Бриджет.

Старуха нахмурилась:

– С Бриджет Мерфи?

Китти заглянула в блокнот. Хотя она давно выучила список наизусть, теперь она перепроверяла все по двадцать раз и все равно боялась ошибиться.

– Бриджет здесь больше не живет, – произнесла старуха как раз в тот момент, когда дверь распахнулась и перед растерянной Китти предстала запыхавшаяся мать семейства.

– Добрый день, – поздоровалась Китти.

– Чем могу помочь?

– Я надеялась… я ищу Бриджет Мерфи, но только что узнала, что она уехала. Это правда?

– Уехала, – повторила старуха. – Я же вам сказала. Я говорила ей, Мэри.

– Это правда, – ответила хозяйка дома, не обращая внимания на соседку.

– Вот видите!

– Не знаете, как мне ее найти?

– Я с Бриджет незнакома. Мы купили этот дом в прошлом году. Наверное, Агнес сможет вам помочь.

Китти извинилась за причиненное беспокойство, дверь захлопнулась, изнутри послышался энергичный вопль Мэри, призывающей свое семейство заткнуться. Китти обратилась к Агнес. Ясное дело, та знает все обо всех жителях квартала. Мечта журналиста. Китти прикинула, не перебраться ли к Агнес через ограду между домами – всего-то по колено, – однако старуха могла этого не одобрить, поэтому Китти чинно вернулась по дорожке к воротам, затем вошла в соседнюю калитку и приблизилась к Агнес.

Та с удивлением покосилась на нее:

– Чего попросту через стенку не перелезли?

– Вы знаете, где теперь живет Бриджет?

– Мы сорок лет прожили дверь в дверь. Замечательная женщина! А ее дети выросли эгоистами, никудышниками. Послушать их разговоры – голубая кровь, не иначе. Не так их воспитывали, скажу я вам. Она всего-навсего упала, – сердито продолжала старуха. – Споткнулась. Всякий может упасть, что тут такого? Но нет, бедняжку Бриджет тут же отправили в дом престарелых: ее выводку не терпелось продать дом и потратить денежки на горные лыжи. – Она что-то забормотала себе под нос, сердито шевеля губами, причмокивая вставной челюстью.

– А в каком она доме для престарелых?

– Сент-Маргарет, Олдтаун! – все так же сердито сказала Агнес.

– Вы ее навещали?

– Я? Нет. Я дальше лавочки в конце квартала не добираюсь, а потом еще надо сообразить, как вернуться обратно. – Она одышливо рассмеялась, смех перешел в кашель.

– Как вы думаете, она не откажется поговорить со мной?

Наконец-то старуха присмотрелась к ней:

– А ваше лицо мне знакомо.

– Да, – подтвердила Китти, не испытывая при этом ни малейшей гордости.

– Вы вели передачу о чае.

– Верно! – просияла Китти.

– Я пью «Бэрри», – сообщила Агнес. – Как моя мама, а прежде – ее мать.

– Хороший выбор, – с серьезным видом ответила Китти.

Агнес прищурилась, соображая:

– Передайте ей от меня: Агнес говорит, с вами можно иметь дело. Скажите, что я хочу знать, как она. Сколько лет мы с ней прожили рядом… – Ее взгляд отдалился, ушел в прошлое. – Скажите ей: я пока еще тут.

Китти уже дошла до ворот, когда дверь первого дома распахнулась и вылетело четверо малышей, точно ими из пушки выстрелили, – за ними, отдавая на ходу приказы, поспешала мать.

Агнес крикнула Китти вслед:

– И передайте ей, что они вырубили ее розовые кусты. Все уничтожили.

Мэри испепелила соседку гневным взглядом, а Китти, усмехаясь, помахала ей рукой. По пути к следующему месту назначения она подписала под двумя именами – Сара Макгоуэн и Бриджет Мерфи, – которые она отработала:


Версия сюжета: люди, которые вынуждены были переехать?


Такую тему она вполне способна прочувствовать. Это, можно сказать, ее история. Ее и Колина Мерфи.

Загрузка...