На этот раз из воспоминаний Индру вывел голос возничего:
– Атаман. Подъезжаем.
Он встрепенулся. Огляделся. Сзади растянулась вереница колесниц, конца и края не видно. Впереди на опушке леса собралась большая группа людей – эдакий комитет по встрече. Народ там стоял разношёрстный. Основную массу составляли пацаны, своеобразная «безлошадная армия» Индры, из прибившегося отовсюду молодняка и в походы с мобильными колесницами не ходившими.
Он в своё время сформировал два таких отряда, что в основном занимались охотой. В них он выращивал лучников. Эти отряды не только добывали пропитание всему логову охотой на зверя, но и подворовывали, где что плохо лежит, а иногда занимались и мелким грабежом, нападая на одинокие или малочисленные обозы.
Кроме этих пацанов у леса чуть обособлено стояла небольшая группа взрослых мужчин. Это доверенные перекупщики. Именно им сейчас предстояло осмотреть и оценить всю добычу. Индра с самого детства с маниакальной подозрительностью относился к своему окружению, к тому, с кем приходилось так или иначе лично контактировать, тем более из представителей арийского мира. Все высоко рождённые городов у него ассоциировались исключительно с папашей. Артельные мужики речников с дикарями беспредельщиками.
А вот с этими конкретно арийскими торгашами его банде уже не раз приходилось иметь дело, и в основном по торговле именно живым товаром, но сам атаман с ними лично дела не имел и никого из них не знал, да и видел этих арийских перекупщиков только несколько раз и то на расстоянии. Вообще торг ему был не по душе, не его это было. Он сам никогда и ничем не торговал, не продавал и не покупал. Для этого в его окружении была пара тройка проныр из ближайших пацанов, которым это нравилось. Они-то и обделывали все торговые дела. Вот и сейчас, высмотрев среди подъезжающих колесниц кого-то Индра громко позвал:
– Щедрый! Командуй здесь. Ты сегодня старший. Я в логово.
После чего слегка хлопнул возничего по плечу и тот взяв влево, повёл колесницу в сторону от собравшихся в направлении леса.
Миновав несколько засад-заслонов тщательно упрятанных на поворотах лесной дороги, где его подчинённые вылезая из укрытий весело приветствовали своего любимого атамана колесница Индры проследовала последнюю, пацаны которой лихо подняли на верёвках искусственный завал, оказавшийся своеобразными воротами, и выкатила на большую поляну. Всё. Он наконец-то дома.
Проехав неспешно мимо нескольких землянок к большой крытой повозке, колесница остановилась. Индра соскочил на землю и поставив руки в боки внимательно осмотрел пленницу начиная с растрёпанной головы и заканчивая босыми ногами. Та вжалась в борт обхватив колени связанными руками. Стараясь спрятать голову в плечи, она испуганно зыркала из-под растрёпанной рыжей копны волос, образующей ни то большой спутанный клубок, ни то развалившееся сорочье гнездо.
Тут подбежал тощий, но жилистый пацан с коротко обрезанными волосами, почти лысый, от чего его голова казалась совсем маленькой, и затараторил, запыхавшись от бега:
– Атаман, ничего серьёзного в логове не было без тебя. Только так по мелочи. Прибились ещё девять пацанов разного возраста. Сидят по ямам на испытании. Рассадил всех по разным. Есть пить не даю. Так Шумный велел. Смотреть будешь?
– Сколько уже сидят? – спросил устало Индра, оборачиваясь к тараторившему.
– Уже два дня.
– Пускай ещё посидят. Рано. Пусть на них сначала Шумный глянет. Ещё что?
– Отряд Костлявого привезли ещё одну знахарку, на которую ты указывал. Поселили, накормили. Довольна. Сегодня к полудню привезли. Она уже с Хабаркой познакомилась. Ни чё так тётка, добрая. Она сейчас в землянке у Звенящего, там пацан у него чего-то обожрался, уже два дня животом мается. Ну, он у него болит, хотя поноса нету, – он вдруг задумался, почёсывая затылок, как бы вспоминая что-то.
– Ещё что?
Индре на мгновение почему-то стало стыдно за то, что он забыл имя докладывающего пацана. Атаман знал, что он из ближних людей Шумного, вернее Шума Дождя, одного из его немногих друзей и единомышленников. Этот даже был вроде временного управляющего логовом в отсутствии своего непосредственного начальника – Шумного.
Шум Дождя руководивший всем хозяйством банды из всех ближников был самый доверенный у Индры. По крайней мере он знал куда больше чем остальные, потому что кроме команды на хозяйстве имел при себе целый отряд сборщиков информации, лазутчиков-разведчиков.
По натуре Шумный был самый шустрый из друзей атамана, вечное шило в заднице. Притом очень смышлёный, хоть сади гимны писать, ещё тот проныра языкастый, без жира скользнёт и выскользнет из любого места. Он знал всё что творится в логове и за его приделами, куда дотягивались его лазутчики. Наглый до беспредела и изворотливый на столько, что Индра за всю жизнь ни разу не видел ближника сконфуженным, а этот его заместитель сейчас замялся, отводя взгляд от глаз атамана, явно скрывая что-то нехорошее.
– Ну, говори, что ещё?
– Да тут Мухомор с Пухлым опять поцапались. Не успел разнять. Морды друг другу расквасили. Обоих наказал по твоему закону, рассадил по ямам до суда, – при этих словах он тяжело вздохнул и продолжил, – Атаман, не приживутся они вдвоём. Какая-то непонятная и старая вражда меж ними. Я уж и так и сяк.
Он замолчал и искоса взглянул на Индру, ожидая его слова. Но атаману было сейчас не до того, и он коротко бросил:
– Пусть посидят. Остынут, потом разберёмся.
– А так всё вроде хорошо, – закончил докладчик уже веселей, – Еды к вашему возвращению запасли, сена лошадям накосили. Заготовками, запасами занимаемся.
– Ладно, – оборвал его атаман, – беги Шумному докладывайся.
Индра уже не первый раз сталкивается с этим жополизом и всякий раз его прогиб с явным подхалимством, главаря раздражал. Зачем Шумный приблизил такого человечка, не понятно, но приближать его к себе атаман не собирался и поэтому старался держаться на дистанции, всякий раз давая понять, что все разговоры с обсуждением будет вести только с его начальником, Шумным.
Хотя этот хорёк оставался здесь за старшего пока их не было и выслушать доклад о происшествиях было нужно по заведённому им же правилу. Поэтому Индра старался только слушать и ничего из услышанного с ним не обговаривать. К тому же в колеснице сидела куда более интересная для него особа чем он, и атаману просто не терпелось как можно быстрее избавиться от лишнего в данной ситуации пацана.
Он небрежно похлопал льстиво улыбающегося докладчика по плечу, давая понять, что доклад окончен. Тот залебезил от такого к себе внимания, принялся кланяться, но грозный и раздражённый взгляд атамана тут же заставил пацана ретироваться и быстренько удалиться.
Индра вновь вернул своё внимание к пленнице, предвкушая дальнейшие события, которые он хоть и спланировал, но всё же при этом оставляя существенную долю на импровизацию. Та продолжала сидеть, как сидела.
Он достал охотничий нож из-за голенища звериных лап, превращённых в сапоги, и с резав верёвку с колесницы что другим концом была привязана к ноге пленницы, намотал её на руку.
– Пошли, – громким, повелительным тоном проговорил атаман, пристально смотря на девушку и оценивая её реакцию.
Та не пошевелилась будто не слышала, или сделала вид что это он не к ней обращается. Тогда атаман отошёл на расстояние натяжения верёвки и с силой дёрнул, сбрасывая пленницу с колесницы на землю как пушинку.
Девушка мигом слетела с повозки и от неожиданности сначала растянулась на траве, но быстро сгруппировалась, вновь занимая ту же сидячую позицию уткнувшись в колени, только на этот раз жалобно заскулила. Индра махнул лыбящемуся до ушей возничему и тот понукая лошадей поехал куда-то дальше. Атаман медленно подошёл к завывавшей девчонке и присел, напротив.
– Запомни, Утренняя Заря, – проговорил он нарочито медленно и спокойно.
Услышав свою полную кличку, та вздрогнула.
– Я никогда и ни для кого не повторяю дважды, – он сделал паузу и пленница, чувствуя его близкое дыхание и несмотря на весь страх и ужас, колотившийся в сердце, медленно, как бы исподлобья взглянула на мучителя краем глаза.
Между ней и грязным с чёрными разводами лицом похитителя ярко блеснуло лезвие ножа. Девушка перестала дышать, но голова её от увиденного поднялась и взгляд как заворожённый замер на медном клинке. А он при этом продолжал свой вводный инструктаж тем же ледяным, спокойным голосом:
– Если я говорю тебе что-то делать, ты делаешь это сразу и не раздумывая. Поняла?
Она мелко затрясла головой и по её чумазому и безмерно перепуганному личику покатились слёзы.
– Вставай, – велел Индра, сам при этом поднимаясь.
Пленница медленно, как во сне, с трудом удерживая шаткое равновесие и несуразно колыхаясь всем телом выполнила команду, и замерла перед ним низко опустив голову, прижимая связанные запястья к груди.
– Вытяни руки вперёд, – продолжал он командовать.
Она вновь повиновалась, протягивая путы, но не поднимая головы. Блеснуло лезвие, и разрезанные верёвки упали на траву.
– Диль, – окрикнул он одному из двух мальчишек, стоящих у входа в роскошную крытую повозку с буквально лучезарно светящимися от радости лицами, только не понятно по какому поводу, – отмокалку с баней готовьте, быстро.
Пацанов словно ветром сдуло. Как звучали их полные имена никто не знал и почему они стали Диль и Ероль, тоже. О них вообще мало что знали в логове, пожалуй, только то, что эти мелкие пацаны были братьями, и атаман привёз их откуда-то из далека. Притом из далека явно далёкого, судя по их необычному для всех говору.
– Видела? – спросил он замершую как истукан пленницу, указывая ножичком в сторону убежавших пацанов, но девушка не могла их видеть, так как это происходило за спиной и в стороне, – я сказал, и они метнулись выполнять. Это касается всех, потому что я здесь самый главный. Поняла?
Она вновь затрясла головой, хотя, судя по выражению её уже мокрой от слёз мордашки, ничегошеньки она не понимала, но на всё была согласна.
– Ладно, – выдохнул атаман, поняв её выражение лица правильно, – пойдём.
Последнее он сказал уже более дружелюбным тоном и зашагал уверенным шагом в сторону повозки, продолжая при этом удерживать намотанную на руку верёвку. Девушка, увидев натягивающейся поводок встрепенулась, лихорадочно засуетилась и быстренько засеменила следом.
Большая жилая повозка на восьми колёсах располагалась высоко от земли, но была широкая и длинная, что давало ощущение приземистости. Покрывающий её снаружи полог был выше человеческого роста раза в полтора, весь покрытый различными звериными шкурами, отчего казался ляписным, но при этом цветные шкуры были сшиты в строгом порядке, формируя замысловатый симметричный узор.
Вместо входной двери висела шкура бера с когтистыми лапами в разлёт и головой, задранной к небу. Индра, подойдя к этой импровизированной двери отцепил когти ножной лапы и нырнул внутрь. Рядом со входом стояла бадья в виде бочонка, накрытого деревянной крышкой, где лежал черпак. Он наполнил его содержимым бадьи и вынырнул наружу. Пристально смотря прямо на пленницу и оценивая её реакцию медленно выпил ярко-красный напиток.
На удивление вкусный кисло-сладкий ягодный морс, прекрасно утолял жажду. Это был его любимое питьё. После Сомы, конечно. Волшебное средство от жажды и усталости в жизнь Индры привнёс Диль со своей далёкой родины. Он как-то сварил напиток для себя, атаман попробовал и ему понравилось. С тех пор хозяин постоянно заставлял мальчишку варить только его и держать питейный бочонок всегда полным.
Взъерошенная девушка имела такое умоляюще жалкое выражение лица, что Индра даже поперхнулся морсом от подступившего смеха. Остатки вкуснятины демонстративно выплеснул на землю, а её распахнутые в изумлении и негодовании глаза, как-то сразу опять наполнились слезами. Он с ней играл, и эта игра его забавляла.
Атаман повторил процедуру и вновь наполнил черпак живительной влагой, но на этот раз протянул его Заре:
– На, пей.
Девушка, медленно вытянув дрожащие руки вперёд двинулась в направлении вожделенной влаги, всем своим видом напоминая до смерти запуганного, но очень голодного зверька. Наконец черпак оказался у неё, и пленница сначала в испуге уставилась на жидкость, будто ей подали что-то ядовитое на вид, и при этом отстраняя от себя посудину скривила на грязной мордашке отвращение, но тут же поднесла к лицу и зачем-то принялась обнюхивать.
Индра стоял рядом, довольный как бер объевшийся малины. Эта сцена его явно забавляла. Наконец пленница попробовала немножко на вкус почмокав губками, и распробовав с жадностью прильнула к черпаку. Пила взахлёб, торопясь, но что самое любопытное ни капли не пролила. Выпив всё досуха, она медленно протянула посудину хозяину. И на её лице засветилось явно попрошайническое – «ещё».
– Хватит. А то лопнешь, – отреагировал он на её бессловесную мольбу и убрал черпак туда, откуда достал.
– Пойдём дальше, – с какой-то уже весёлостью в голосе проговорил Индра, направляясь в сторону зарослей конопли, чей ровный край говорил об её искусственной посадке. Подойдя к насаждениям и указывая на высоченную траву, и указав на проход между рядами проговорил:
– Гадить туда.
Она потупила глазки и впервые за всё это время пленения буквально выдавила из себя вполголоса:
– Не хочу.
– Как знаешь.
С этими словами атаман распустил завязки на кожаных штанах и без всякого даже признака на стеснение полив ближайшие травины отходами жизнедеятельности, не завязывая, а придерживая портки рукой, зашагал обратно к повозке. Она безропотно засеменила следом. Но на этот раз Индра повёл её к другой стороне своего жилища, где стоял большой пёстрый шатёр, такой же ляписный, как и сама повозка, укрытый шкурами, из верхушки которого извивалась струйка белёсого дыма. Рядом с шатром был насыпной круглый холм, хоть и поросший молодой травой клочками, но явно насыпанный не так давно. Верхушка холма была плоская, как бы срезанная и доходила высотой атаману по грудь. К нему-то он и направился.
– Раздевайся, – скомандовал Индра, подойдя к насыпи и встав к пленнице вполоборота сам стал освобождаться от одежды показывая пример.
Он чему-то улыбнулся, когда краем глаза заметил её реакцию. Девушка, вцепившись в рубахи комкала их в жутком замешательстве, но увидев в его руке нож, мигом скинула через голову то что отдалённо напоминало платье, и замерла, потупив взгляд и вытянув руки по швам, даже не пытаясь прикрыться. Но оказалось, что нож Индра достал из сапога только для того, чтобы воткнуть его в землю и снять с великим трудом меховые лапы, уже, наверное, хлюпавшие от пота. Наконец он тоже остался голый и присев возле ножа тихо, но тоном, не терпящим возражения, позвал:
– Иди ко мне.
Заря медленно и неуверенно подошла, не поднимая головы, дёргаясь и на каждом шаге помахивая только кистями рук как птичка крылышками, при этом стараясь держать сами руки прижатыми вдоль туловища. Подошла и остановилась, чуть-чуть не дойдя до голого атамана. Он вынул нож из земли и потребовал:
– Ближе.
Девушка буквально вся заколыхалась от страха, но шаг сделала и тут же отвела взгляд в сторону закусив нижнюю губу. По её виду Индра понял, что она опять собирается реветь. Он осмотрел сначала ногу с привязанной верёвкой, что натёрла на нежной коже кровавый след, затем очень осторожно срезал узел, распустил хват и откинул поводок в сторону.
Его взгляд бесстыже пополз вверх по ногам, осматривая содранные колени и бёдра, оставленные жёсткой травой и камнями царапины с бороздами, когда она тащилась за колесницей на верёвке.
Индра ненадолго задержал внимание на треугольнике коротких светло рыжих волос на лобке, нагло разглядывая там всё в мельчайших подробностях, от чего у самого ни только внутри зашевелилось, но и снаружи по вскакивало да так резко будто крапивой ошпарили.
Скользнул взглядом по плоскому исполосованному животику, поднялся ещё выше и осмотрел высоко задранные острые пирамидки грудок, ещё не зрелых по соскам, но тут же прикинул что по объёму как раз в ладонь поместятся. Им бедным, как и животу тоже досталось, притом в большей степени, нежные выпуклости были буквально изодраны ссадинами, живого места не было.
Атаман резко встал, бросая нож и хватая её на руки. Девушка как-то не очень решительно попыталась было встрепенуться, выскользнуть, но тут же полетела на искусственный холм, плюхаясь с большими брызгами в вязкую коричневато жёлтую жижу. Круглое глиняное строение у шатра внутри оказалось огромным котлом. Это и была Индрова "отмокалка".
Искусственный водоём был достаточно глубоким, и Заря, скользнув по пологой стенке оборвав истошный визг на взлёте с головой скрылась в этой непонятной субстанции, ещё в воздухе полностью потеряв ориентацию. Индра перемахнул через насыпной борт следом и с блаженством погрузился в этот отвар рядом, но в отличие от неё, нырнул сознательно и долго не выныривал.
Там, в глубине этого вязкого варева, он с остервенением чесал волосы, разбивая колтуны, собравшиеся за время рейда от пыли и пота, оттирал лицо и шею, наконец воздух в лёгких закончился, и он вынырнул. Утренняя Заря полулежала, прижавшись к стенке боком и извиваясь как червяк корчилась от боли. Атаман утёр вязкую жидкость с лица и спросил мученицу, даже где-то участливо:
– Что? Щиплет?
– Да, – чуть ли, не ревя скрипуче пропищала Заря.
– Хорошо. Значит заживает. Терпи.
С этими словами он вытянул ноги, упёршись спиной на гладкий и скользкий глиняный борт насыпи, так чтобы жижа светло коричневого цвета с чем-то не понятным плавающим на поверхности доходила ему по шею, и блаженно с шумом выдохнул. Пленница, в это время отчаянно цепляясь руками за край делала жалкие попытки вылезти наружу. Индра посмотрел на это дело и рявкнул:
– Да расслабься ты. Пощиплет и перестанет. Отмокай.
Она отцепилась одной рукой от борта, но второй судорожно продолжала держаться уже побелевшими от усердия пальцами. Индра прикрыл веки и расслабился. От усталости поплыли круги с пятнами. Было ощущение, что всё трясётся, качается и плывёт куда-то удаляясь. Навалилась усталость. Ничего больше не хотелось делать. Тело в этой жиже казалось невесомым. Так он отмокал довольно долго. Встрепенулся, поймав себя на мысли, что засыпает.
Утренняя Заря уже успокоилась и с любопытством вылавливала двумя пальчиками мелочёвку, плавающую на поверхности и внимательно разглядывая пойманное.
– Это пивас, – пояснил он, растекаясь в улыбке.
Она вздрогнула от неожиданности и резко потупила взор закусывая губу словно её только что поймали на каком-то не очень благом деянии.
– Что-то среднее между пивом и квасом, – продолжил расслабленно вполголоса пояснять атаман с полуоткрытыми глазами, – Тут трава всякая, кора тёртая, коренья, ягоды и ещё что-то. Я в этом не разбираюсь. У меня вон, – и он мотнул головой в сторону шатра, – знатоки есть.
И тут же в том направлении громко крикнул:
– Диль!
– Да атаман, – откликнулся мальчишка, откуда-то прямо из-за глиняной насыпи.
– Ну, что там с баней?
– Так готова уже, – ответил тот с явным недоумением в голосе, будто он уж сорок раз об этом всех оповестил, только его никто не слушал.
Индра резко поднялся, создавая вязкую волну. Жижи в котле оказалось ему по пояс. Преодолевая сопротивление пиваса подошёл к вновь запаниковавшей девушке. Она опять вся скукожилась, прижав руки к груди, в страхе отворачивая голову и при этом зажмуриваясь. Но атаман её не тронул, ухватившись за край насыпи, подпрыгнул и отжавшись на руках вылез из глиняного котла, разбрызгивая тягучую жижу крупными ошмётками шлёпавшуюся обратно в ванну.
– Руки давай, – грубо скомандовал он, присев на корточки.
Заря безропотно подняла свои тоненькие ручки, и Индра рывком выдернул её наверх, ставя на бортик. Диль стоял столбиком между «отмокалкой» и шатром с вытаращенными глазами и открытым ртом. Атаман грозно уставился на него одним видом давая понять о недопустимости его излишнего внимания, но тот пяливший зенки на обнажённую девушку этого злобного взгляда не заметил. Хозяину пришлось на него прикрикнуть:
– А ну за работу!
Мальчик аж присел от его ора и не разгибаясь юркнул за шатёр. Индра, схватив обтекающую вязкой и склизкой жидкостью пленницу спустил её с насыпи на траву, спрыгнув следом. Неспешно прошлёпав к шатру, отодвинул шкуру и сделал небрежный кивок головы, как бы указывая ей, куда той следует двигаться и при этом сухо продублировал жест голосом:
– Заходи!
Девушка мелкими шажками засеменила в проём. Индра вошёл следом, но остановился в проходе придерживая шкуру и тем самым освещая внутренности. В шатре царил сумрак, по крайней мере так казалось после солнечного света. В центре на трёх небольших камушках как на подставках лежал большой плоский булыжник, под которым пылал костёр.
Пол был засыпан толстым слоем речного песка, поэтому после стерни идти по нему было одно блаженство. От большого плоского камня шёл заметный жар. С противоположной стороны от входа располагалась невысокая, но широкая деревянная скамья, покрытая накидкой из шкурок зимнего зайца. Там же на песке стояли ёмкости различных размеров. Штук десять не меньше.
Индра высунул голову наружу, где тут же вырос как из-под земли Диль.
– Мазь лекарская где? – тихо спросил атаман.
– Там, у лежака. Зелёная такая, – ответил мальчик так же тихо, но явно обиженный подобным вопросом.
– Знаю, что зелёная, – вполголоса сдавлено прорычал Индра, огрызаясь на его неуместное проявление уязвлённого достоинства, – Приготовил пожрать?
– Обижаешь атаман, как наказывал, – тем не менее продолжая канючить ответил мальчишка, – Ероль уже таскает на стол.
Тут он ещё что-то хотел сказать, но Индра не дал ему этого сделать, так как нырнул в шатёр, плотно прикрывая за собой проход.
Утренняя Заря стояла столбиком. Покрытые толстым слоем липкого пиваса некогда вьющиеся волосы распрямились, вытянулись и теперь свисали сосульками по самую задницу, закрывая опущенное лицо и грудь, как занавеской. Индра медленно обошёл девушку и встав перед ней поднял за подбородок опущенную голову пленницы, внимательно заглядывая в перепуганное личико. Кивком указав на скамью в шкурах, он сухо скомандовал:
– Ложись на полог.
Девушка отпрянула, распахивая глазки, но тут же опустив их в пол, шатаясь на нетвёрдых ногах обречённо побрела к лежанке. Медленно забралась на меховую подстилку и забившись к стенке замерла.
– Ложись на край и на спину, – потребовал Индра, не обращая на её поведение внимание, перебирая стоящие на песке ёмкости и что-то ища.
Заря несколько замешкалась, судорожно задёргавшись принимая решение: подчиниться или нет, но затем с обречённым послушанием сделала всё как он велел.
Наконец атаман нашёл, что искал – маленькую чашку с зелёной кашицей, но прежде захватив большую горсть конопляного семени, аккуратно насыпал на раскалённый камень. Семена зашипели, запищали и из них повалил ароматный пар. Он взял большое деревянное ведро с тёплой водой, мягкое пушистое мочало из шкурки какого-то зверька и присел к лежащей девушке. Та легла, как и было велено, но только со страха так сильно зажмурилась, что было видно, как напряглись все до одной её мышцы, даже пальцы на ногах.
– Расслабься дура, – усмехнулся Индра, – я просто буду лечить, – и намочив тёплой водой мочало, аккуратно, даже нежно насколько мог, начал омывать её тело, покрытое липким слоем пиваса вперемешку с семечками, травинками и мелкими листочками.
Постепенно пленница расслабилась, он же наоборот напрягся, но она этого не видела, так как глаз по-прежнему не открывала. Атаман вынужден был признаться себе, что подобная процедура ему явно понравилась и он готов её как-нибудь повторить, и может быть ни один раз. Было в ней что-то более возбуждающее, чем просто смотреть или лапать девичью плоть.
После чего размазал пальцем зелёную кашу по царапинам, встал, полюбовался с высоты на своё деяние, удовлетворённо крякнул и принялся смывать пивас с себя, не забывая при этом поплёскивать водичкой на раскалённый камень.
Вскоре от тумана, образовавшегося в шатре и в двух шагах ничего не было видно. Индра любил эту походную баню. Он не знал, кто её придумал, но знал с каких краёв занесло к ним это изобретение. Её построили по рассказам Диль и Ероль. Именно такие бани использовали в их краях. Атаману она понравилась, а вскоре появилась у многих в логове.
У жителей Страны Рек бани строились другие насколько знал Индра, – заглублённые в землю. Да и назначение в основном у них было совсем другое, они там молились своим предкам. Арийцы же бань как таковых вообще не приветствовали, у них были мойки. Просто воду грели в больших чанах и в ней мылись. Иногда. А в основном, что арийцы, что речники для помывки использовали реку, ручей или озеро, ну, в общем естественные водоёмы.
Индра отмывался в клубах пара долго. Атаман всем видом показывал, что она его не интересует, но одним глазом нет-нет да поглядывал, что делает пленница. Он заметил, как Заря, видимо не привыкшая к такому издевательству, сначала уползла к стенке и там забилась в уголок, а затем вообще сползла на песок и зарылась в его прохладу, стараясь найти в шкурах щель чтобы хоть немножко вдохнуть свежего воздуха.
Наконец Индра залил очаг и к густому пару добавился едкий дым.
– Утренняя Заря, ты где? – окликнул он.
– Я тут, – пропищала она откуда-то снизу от стенки.
– Пошли на выход.
С этими словами он двинулся в сторону предполагаемого выхода. Шёл наугад, пока не наткнулся на шкурную стену. Ощупал слева, справа, прямо перед собой, ища откидную шкуру, но не найдя ничего похожего нашёл другой выход:
– Диль! Вход открой. Не видно ни зги.
Где-то чуть в стороне, вспыхнуло мутное пятно света и потянуло свежестью по ногам. Туда-то Индра и устремился. Свежий ветерок приятно обдул разгорячённое тело.
– Заря. Выползай оттуда пока не задохнулась, – прокричал он в проём откуда валил пар вперемежку с дымом.
И тут же откуда-то из-за стенки на четвереньках кверху задницей выползла красно-зелёная девушка. Она жадно глотала свежий воздух, ничего не видя перед собой, так как мокрые волосы сползали на лицо и волочились по земле опять пачкаясь.
Индра схватил стоящее рядом большое деревянное ведро с водой и с размаха вылил содержимое на одуревшую пленницу, отчего та умудрилась взвизгнуть на вдохе, резво вскакивая на ноги. Вода была холодная. Но тут же обмякла, приходя в себя и расслабляясь в изнеможении.
Убрав с лица волосы назад, и увидев перед собой двух мальчишек, стоящих столбиками словно сурки, она тут же стыдливо прикрыла руками промежность. Индра схватил второе ведро и так же махом опрокинул его на себя, после чего взял из рук мальчишек меховую шубу и одев, сурово спросил:
– Накрыли пожрать?
– Всё готово атаман, – доложил на этот раз Ероль.
Индра, схватив мокрую пленницу на руки, отчего та от неожиданности в очередной раз встрепенулась и даже охнула, и понёс её в дом. Дойдя до входа в жилище поставил на ноги, и открыв шкуру тихо, но с некоторым нажимом велел:
– Залазь.
Пленница ни с того ни с сего злобно зыркнула на атамана будто разом страх потеряла. Индра даже сразу не сообразил с чего это, но впялив в Зарю ещё более злобный взгляд в упор, заставил эту смелую рыжую мышь тут же ретироваться. Она моментально стушевалась, занервничала и довольно ловко юркнула в сумрак кибитки. Ах, как ему понравился этот злобный взгляд дикарки. От искр в её глазах в атамане даже заплясал азарт игрока-укротителя, создавая в душе радостную и приятную истому будущей победы над ней.
Внутри было довольно просторно. Входное помещение представляло собой небольшой закуток, отделённый от основного жилища тканой из травы занавеской, своеобразной шторой.
В этом «тамбуре» стоял жбан, накрытый крышкой с лежащим на ней черпаком. С другой стороны, стопкой были сложны шкуры его повседневной одежды. Следующая часть помещения была более просторной. Широкая лежанка с одной стороны, застеленная сшитыми шкурами, напротив большой стол из тёсаного дерева, заваленный едой.
В конце кибитки висела ещё одна занавеска, где виднелся второй лежак со шкурами. Вторую занавеску и дополнительный лежак Индра специально соорудил прямо перед этим походом. Он был абсолютно уверен, что задуманное ему удастся и у него в доме, наконец, будет кому занять вторую, женскую половину.
– Садись, – велел он, указывая на лежак у стола.
Она устроилась на самый краешек. Индра схватил мягкое меховое одеяло в изголовье и небрежно кинул девушке на голову. Пленница дёрнулась от испуга, но тут же вынырнув из-под шкуры, закуталась в меха, чуть ли не с головой.
Атаман сел рядом и с грохотом пододвинул стол к себе. Он с некой брезгливостью посмотрел на насупившуюся физиономию Зари и не громко приказал:
– Ешь. Голод не тётка. И голову не забивай, пока. Сначала еда, потом разговоры, – и с этими словами принялся ломать лапу жареного лебедя.
– О чём? – буркнула она с интонацией, как ему показалось, заносчивой наглости.
Индра, отломав лапу замер, медленно зверея на глазах. Так же нарочито медленно повернулся к этой резко охамевшей девке и буквально проревел:
– Я тебя предупреждал, кажется, что дважды не повторяю!
Страх и ужас мгновенно вернулись в её тело. Она дёрнулась как от удара, затряслась и с головой спряталась под одеяло, а Индра как ни в чём не бывало равнодушно начал есть будто ничего не произошло.
Атаман плотно поел, отодвинул стол. Вытер руки о шубу, в которую до сих пор был завёрнут, после чего снял и бросил её на пол, вытирая о мех ноги. Всё время что он ел в кибитке соблюдалось полное молчание. Пленница, закутавшись с головой в одеяло так носа и не показала и к еде не притронулась.
Он вышел в тамбур, где достал из стопки чистую одежду и переоделся. После чего вернулся и пристально уставился на меховой столбик, замерший на краю лежанки. Индра глубоко вздохнул и начал свою речь торжественно и громко:
– А теперь слушай меня внимательно. Я помылся, наелся, напился и поэтому добрый, и великодушный. Даю тебе выбор, притом не один, а несколько. Даю слово, что исполню то что выберешь. Я так решил. Первый выбор. Ты отказываешься жить. Я с удовольствием порублю тебя на мясо и сварю суп. Мясо у тебя молодое, суп должен получиться съедобный. Второй выбор. Ты хочешь жить, но только не здесь. Я продаю тебя первому встречному арийцу в коровник. Девка ты молодая, отмытая и не дурна собой, к тому же похоже ещё и не пользованная, значит продать тебя можно хорошо и за золото. В какое ты сборище крыс попадёшь и к какому хозяину мне плевать. Третий выбор. Ты хочешь жить, не хочешь, чтобы тебя продавали ни весь-кому, и остаёшься при мне со своей злобой и ненавистью. Тогда я сажаю тебя на поводок, и ты становишься моей коровой. Корова атамана – это высокое звание. Среди других коров логова, а таких мне кажется будет много ты будешь пользоваться определённым уважением. Будешь делать, что скажу, когда, где, как и сколько. Следующий выбор. Ты хочешь жить в достатке и во власти. Не хочешь продаваться, а желаешь продавать сама. Меняешь злобу на покорность с обожанием и становишься моей женой, первой и пока единственной. Рожаешь и воспитываешь моих детей. И, наконец, последний выбор. Ты забываешь всё что я здесь наговорил. Одеваешь своё платье, оно валяется там, где сбросила, и я вывожу тебя из этого леса за последнюю засаду. После чего ты свободна. Притом свободна совсем, не только от меня, но и вообще от всех. Рода твоего больше нет. Я всех продал. Баймака твоего тоже больше нет, я его сжёг. Что с тобой будет за пределами моего леса мне всё равно. Забуду, как сон, найду другую. Времени на выбор даю тебе до завтрашнего утра.
Индра замолчал. Она продолжала сидеть не шевелясь. Он взял из чашки со стола крупную ягодку земляники и закинув её в рот вышел из кибитки. Жестом подозвал к себе Диля возившегося у импровизированного бассейна, сливая в канаву использованный пивас и схватив его за ухо притянул к себе, чтобы тот лучше слышал шёпот атамана.
– Глаз с дома не спускать, но так чтоб вас не было видно. Следить по очереди. Один работает, другой караулит. Ночью спать тоже по очереди, пока сам не приду.
– А если попытается бежать, что делать? – так же шёпотом поинтересовался скривившийся от боли Диль.
– С ней ничего. Из логова не убежит. А вот сами бегом ко мне.
– Так может её привязать?
– Нет. Я хочу знать, как она себя поведёт. И смотрите мне. За эту девочку я шутить с вами не буду. Лично голову оторву, – уже сквозь зубы злобно прошипел атаман и отпустив наконец ухо пацана, развернулся и пошёл на круг, небольшую площадь в самом центре поселения.
Основная часть летучего отряда уже вернулась в логово и пустующее, казавшееся вымершим по началу селение стало оживать разнообразным морем звуков и постоянным мельтешением пацанов самого разного возраста.
Атаман размеренным, неспешным шагом прошествовал в центр этой огромной поляны со всех сторон окружённой непроходимым лесом хозяйским взором осматриваясь вокруг. Всюду куда ни глянь царила бесшабашная радость, веселье, всеобщее удовлетворение как после трудной, но хорошо проделанной работы. Он пришёл на круг первым, там ещё никого не было.
Это была традиция, заведённая им лично. Всякий раз собираться до и после походов. Хотя, по правде сказать, все традиции и правила логова были заведены исключительно им. Индра был не просто выбранный атаман банды и хозяин этого большого поселения, он являлся для всех этих пацанов богом, в прямом смысле этого слово. Потому что они на самом деле на него молились.
Сборный круг в логове предполагал несколько разновидностей. Общий, как сейчас, собирался по масштабным делам, когда в той или иной мере участвовали все жители поселения и то что на нём говорили, касалась абсолютно всех.
Малый круг собирался лишь для ближников атамана и редких приглашённых. Он проводился для решения или разбора каких-то локальных дел кроме них никого не касающихся, или на круге озвучивалась информация, о которой всем знать было необязательно.
Кроме того, атаман и его друзья-ближники ели и пили всегда в месте за общим столом, это тоже был своеобразный круг, третий. На нём, кроме хозяев колесниц присутствовали их возничие. Каждый отряд для еды составлял свою общность и таких кормовых социальных групп было несколько. Никто и никогда ни ел в одиночку. Все ели сообща в своём социальном круге. Так повелел Индра.
Даже те, кто готовил и обслуживал ели все вместе после общего сборища. Индра сегодня поел предварительно и в одиночестве ни просто так, а сознательно. Он и раньше частенько приходил сытым, когда в этом возникала необходимость, а сегодня такая необходимость была.
Каждое праздничное застолье, а впереди было именно такое, сопровождалось обильной выпивкой. Некоторые на них даже умудрялись напиться до поросячьего визга, а ему пить в настоящее время было нельзя. Нет. Вообще-то он пил, и пил бывало в изрядных количествах, притом не слабый алкоголь типа пива или браги, а настоящую Сому, но заливался он ей лишь тогда, когда необходимо было действовать, а сейчас ему надо было думать и оценивать поведение ближников. Он мог конечно просто приказать и ни один бы не ослушался, тупо выполнив его повеление, но атаман всегда предпочитал свои решения выдавать как их общее, каждый раз тонко подводя их к нужной ему концепции.
Хотя и после Сомы иногда, вместо обычной опьяняющей ярости с беспредельной силой, возникало холодное ледяное всесилие с кристально чистым сознанием, прозрением и ясновидением. Но такой эффект возникал крайне редко в каких-то особых случаях, и Индра никак не мог поймать закономерность, при которой это происходило.
Вот в эти моменты он действительно осознавал себя реальным богом, а не номинальным, каким считало его окружение. Но становиться таким по собственному желанию у него никак не получалось. Это происходило по воле случая.
Круг как место представлял собой один общий стол. Только на привычный деревянный что был в доме он не походил. Этот был сооружён на манер речников, а не арийцев. Просто в земле была выкопана круглая траншея глубиной по колено, а посредине горел самый настоящий арийский священный огонь, эдакий костерок, обложенный камнями особым образом. Вообще-то Индра не очень верил в арийских богов, но этот фетиш изначально был необходим для их общей идеи.
При посадке за стол вставали в траншею ногами и садились на внешнюю сторону этого земляного круга, а на внутреннюю, засыпанную речным песочком, ставили блюда. Вот за этот земляной круглый стол на своё место и уселся атаман.
Задумался, а подумать действительно было о чём. Ватага стремительно росла и не только количественно. Она взрослела и на данный момент её костяком были уже не артельные пацаны, а молодые мужчины, запросы и потребности которых уже отличались от дня вчерашнего.
Кроме того, всё больше и больше требовалось места, прокорма, и главное им нужны были женщины. Природа своё брала и бегать по речным еби-бабам каждый раз, не набегаешься. Пора было заводить каждому свою настоящую семью, коровники, как это делали истинные арийцы. Но что с этими женщинами делать, он пока не знал, кроме как использовать их лишь по одному назначению и то только ночами.
Но ведь требовалось с ними ещё и жить как-то. И что вообще означало создавать семью? Какие там правила, какие законы? Сын коровы, выращенный на задворках нормального общества об этом социальном институте, вообще ничего не знал.
Женщины для Индры были существами из другого мира. Непонятными и непредсказуемыми. Он сидел один. Его никто не беспокоил и плюнув в очередной раз на женскую проблему атаман опять углубился в свои воспоминания…