"– Слышал сказку про грешного ангела, которого поперли с поднебесья? – спросил у приятеля постоялец «Лошадиной Косынки». – Я видел его тут на прошлой неделе! Крылатый пьет, как демон, будь я проклят!"
Охмара́га. Полная покоя и жизни, как мать-земля, могучая, как мировой океан, свободная, как ветер. Прекрасная и незыблемая, как само солнце.
Всю поверхность одинокого материка-полумесяца, возникшего посреди трех океанов, покрывали бескрайние джунгли. То, что не забрали леса, заняли вулканы, никогда не знавшие сна, и бурные реки, разливы которых губили все живое.
Простые смертные оказались слишком слабы, чтобы заселить Охмарагу, десятки тысяч лет единственными ее хозяевами оставались гигантские твари, обитающие в джунглях и реках. Так было до тех пор, пока в Скаханн не пришли сена́ри – живые стихии, обретшие человекоподобный облик. Их тела пронизывала сама природа, а души происходили не от реки Жизни в поднебесье, а от Святых Огней, упавших с неба и нашедших пристанище в священном озере в сердце материка-полумесяца.
Среди прочих рас сенари не было место, и тогда Святые Огни привели своих детей на Охмарагу. Живым стихиям хватило сил справиться с монстрами и обуздать бушующую природу: среди джунглей раскинулись богатые поля, в горах были устроены шахты, реки превратились в каскады озер и водопадов. Посреди джунглей и горных хребтов вырастали города из белого мрамора.
Под руками сынов земли, ветра и воды поля из года в год давали богатые урожаи, а шахты никогда истощались. Сыны огня сдерживали вулканы и охотились на чудовищ, обитающих в джунглях. С тех пор, как прибыли на затерянный посреди океанов материк, сенари никогда не знали нужды.
Однако, в последние годы земля на Охмараге стала неспокойна, в бирюзовое небо поднимался столп черного дыма: Ситхо, крупнейший из вулканов, пробудился. Уже много сотен лет сыны земли и огня хранили его сон, но теперь их сил стало недостаточно, и никто не знал, в чем причина. Жрецы ветров, друиды земли, даже речные прорицательницы, все стали глухи и слепы. Святые Огни, извечные покровители сенари, молчали.
Дворец повелителя сенари был выточен в склонах высочайшей горы мира, горы Ард. Стоя на самом высоком балконе, ярчайший огонь Златоми́р мог видеть все свои владения. Они раскинулись перед ним, как на ладони, прекрасные изумрудные леса, пронизанные белыми узорами четырех каменных городов. Вдалеке желтели поля и светлели реки, мир и покой царил на поверхности.
Однако глубоко-глубоко под землей клокотал огонь. Великан ощущал его каждой частицей своего угольно черного тела: стихия ревела и билась о каменные стены своей темницы. Даже здесь, высоко над землей, стоило Златомиру закрыть глаза, он чувствовал, как подземный огонь рвется наружу, стремясь уничтожить все живое.
– Отец, ты собираешься пребывать в пустоте целую вечность!? Я скорее остыну, чем дождусь твоей аудиенции! – раздалось за спиной великана.
По матовой черной коже Златомира пробежал яркий румянец раздражения, как отблеск на раскаленном угле. Желтый пламень на голове дрогнул, золотые глаза потемнели.
– Говори, – пророкотал царь, не оборачиваясь на сына.
Царевич Во́льга, истинный сын огня. Сильный охотник, жестокий и бесстрашный, не ведающий боли и усталости, но… Святые Огни, какой же самонадеянный болван. Залатомир часто спрашивал себя, в какой момент так запустил собственное чадо.
– Пришли вести из Раше́мии. Ковен готов принять нас, – заявил царевич, проходя на балкон и в прыжке усаживаясь на перила.
Его кожа была чуть светлее, чем у Златомира, на голове сложилась прическа из коротких оранжевых наростов, напоминающих раскаленные осколки металла. Размашистые вечно тлеющие брови нависали над оранжевым глазами с крошечными фиолетовыми зрачками.
Царевич, где бы он не появлялся, ходил босиком в одних только шелковых шароварах вызывающе красного цвета. В этом облике он чувствовал себя одинаково свободно в своей спальне, на приеме, в диких джунглях или на рынке рабов. Вольга считал, что вся Охмарага – его родной дом. Златомир считал, что будь ты хоть трижды огонь, не знающий холода, но, если родился представителем правящей династии, выглядеть должен соответствующе. Сам царь оборачивал свое гигантское тело в одежды из тончайших золотых тканей, стоимость которых могла сравниться со стоимостью некоторых стран на человеческих материках.
Усевшись на перила балкона, царевич посмотрел вниз. Джунгли расстилались в двух тысячах метрах под Вольгой, и сидеть на такой высоте, болтая ногами, казалось ему забавным. Он стал прикидывать, сколько пролетел бы какой-нибудь предмет, если бы кто-нибудь сбросил его с такой высоты. Наверное, минуту бы точно летел…
– Я говорил тебе оставить эту затею, – проговорил Златомир, закрывая глаза и медленно втягивая воздух через широкие ноздри. Мудрец-ветер, который помогал царю прийти к внутреннему покою, уверял, что такая дыхательная гимнастика поможет ему справиться с гневом. Златомиру приходилось вспоминать советы мудреца каждый раз, когда Вольга появлялся поблизости.
– Думаешь, если простоишь на своем балконе еще пару лет, к тебе прилетит птичка и скажет, как нам справиться с вулканами!? – возмутился царевич. – Наши весталки обленились, нужно попробовать поговорить с другими двуногими! Одна из моих наложниц рассказывала, что ведьмам из Рашемии ведомо все на свете.
– И ты решил отправиться на край света, в ледяную пустыню, в рассадник диких людей, потому что… – Златомир глубоко вдохнул и разгоревшийся на его голове пламень ненадолго утих. – …Потому что так сказала твоя рабыня?
– Ха, чья бы птичка чирикала! Твоя рабыня говорит тебе не есть мясо, потому что ей зверюшек жалко, и ты уже лет десять как голодаешь, – фыркнул царевич. – Нет, мои наложницы знают свое место. Ее слова только навели меня на мысли о Ковене, и я поручил заняться этим вопросом Орландо Руладо. Он был у ведьм и говорил с ними. Ковен готов помочь, он ожидает меня, и я уже отобрал лучших воинов для путешествия.
– Если решение уже принято, тогда чего ты ждешь от меня?
– Отеческого благословения? Напутственных советов? Понятия не имею! – воскликнул царевич, нахмурившись. Он спрыгнул с балкона и встал перед отцом. – Мне казалось, сын должен сообщать отцу, когда отправляется на другой конец мира!
– Я считаю, ты поступаешь неразумно, но останавливать тебя я не собираюсь, – медленно проговорил Златомир, его сердце начинало биться чаще. Намного чаще. – В конце концов, у меня есть второй сын, и, если ты отморозишь свою пустую голову в снегах, без наследника я не останусь! – прорычал он. Желтые пламень на его голове взвился и затрещал, на золотые шелка посыпались искры.
Царевич посмотрел на отца с нескрываемой злобой. Другого он и не ждал: Златомир никогда и ни в чем не поддерживал своего первенца. Как бы Вольга ни старался, что бы ни делал, он не получал ничего, кроме осуждения.
Что ж, молодому огню было не привыкать. Ему предстоит управлять Охмарагой, и он должен уметь принимать серьезные решения без чьего-либо одобрения. Отправиться за помощью к человеческим ведьмам – это серьезное решение, и Вольга его принял. Он не станет сидеть, сложа руки, когда родную землю рвет на части подземный огонь. Он должен знать, почему стихии слабеют, и вернуть Святым Огням былую силу, чтобы они помогли остановить вулканы.
Царевич соскочил с перил балкона на пол и удалился, оставив отца справляться с душившим его бешенством. Злость быстро оставила царевича, губы Вольги расплылись в ехидной улыбке: пусть старый узурпатор теперь помучается изжогой!
Легко спустившись по бесчисленным белым лестницам, оплетенным могучими лианами, царевич отправился в свои владения, располагавшиеся в восточном крыле дворца.
По дороге он наткнулся на суетящихся рабов, они тащили куда-то тяжелые старые гобелены.
Сенари никогда не занимались грязной работой, для этого они скупали бедняков на человеческих материках. За три тысячи лет людей, которые ходили по священной земле без ошейника, можно было уместить в список из нескольких десятков имен, в то время как рабов насчитывалось порядка нескольких миллионов – больше, чем самих сенари. Удерживать в повиновении такое количество было несложно: богатств Охмараги хватало на каждого. Пока работали, люди и нелюди в ошейниках жили лучше, чем короли на других материках, и большинство из них скорее отрезало бы себе правую руку, чем согласилось вернуться на свободу.
Здесь во дворце собралось множество слуг, ведь беречь благополучие царя и двух его сыновей было большой честью даже для сенари. Все они пресмыкались перед царской семьей, как перед самими Святыми Огнями, и Вольге всегда доставляло удовольствие подшучивать над ними.
Вот и теперь, наткнувшись на целую стаю бестолковых людей, лопочущих что-то на своем кривом языке, забавы ради царевич незаметно поджег конец одного из гобеленов, когда проходил мимо. После ему оставалось только спрятаться и наблюдать за тем, как смешно глупые люди носятся туда-сюда, пытаясь потушить пожар. Потом принеслась Мокша, вода-домоправительница, высокая и тощая белокожая грымза с вечно мокрой кожей и волосами. За ней приполз верный сильван, – огромный речной ящер, такие обитают в самых глубоких реках Охмараги, но этого она приручила и всюду водила за собой. Дракончик с длинной шеей потушил огонь, извергнув на него воду из хобота, грязная куча сырого пепла разлетелась по всему коридору. О, Мокша была в ярости! Все слуги получили знатную взбучку, вода хорошенько оттаскала мужчин за уши, а девушек – за волосы. Рабы попытались разбежаться, но Ручеек не дал им, собирал в кучу, словно бестолковых овец, громко квакая… ни один сенари никогда не испугался бы сильвана, но люди были меньше и потому им безобидное травоядное, наверное, казалось настоящим чудовищем!
Вольга добрался до своей комнаты, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех. Какие же забавные эти двуногие, когда испугаются и начнут суетиться и кричать! А Мокша!? Ох уж этот смешной визгливый голос детей воды!…
Оказавшись в своих покоях, – пять соединенных между собой комнат с выходом в сад, который уходил в горные джунгли, – царевич повалился на широкую кровать. Закопавшись в бесчисленные пестрые подушки и одеяла из тончайших тканей, Вольга закрыл глаза и позволил себе всласть расхохотаться над собственной выходкой.
Когда смеяться уже не было сил, царевич блаженно развалился на шелковых простынях и уставился в потолок, оплетенный цветущими лианами. Вольга любил наблюдать их ритмичный, меняющийся с каждым днем узор.
Жалко будет расставаться с этой комнатой. Сенари-торговцы, которые часто бывали на человеческих материках, рассказывали, что там небо всегда серое, ткани грубые, а еда похожа на отбросы. Что ж, царевич принесет в жертву свой комфорт ради страны – не так уж и много за возможность узнать, что происходит со Святыми Огнями и вулканами. Должен же быть способ успокоить этих ворчливых стариков, мучающихся от вечного несварения! И Вольга найдет его, даже если все это время придется спать прямо в снегу.
Но, в конце концов, отъезд только завтра, а пока можно наслаждаться дарами родины.
Царевич отправился в свой личный сад, где в белоснежной беседке, увитой цветущим плющом, принялся за свежие фрукты. Его земля-садовник всегда оставлял тут лучшие плоды из тех, что находил в дворцовых садах.
Наевшись, царевич отправился качаться в гамаке. Там он закрыл глаза и стал слушать пение тропических птиц. Это была какофония истошных криков, доносящаяся из дремучих джунглей, но для царевича Охмараги не было музыки прекраснее. В одной руке он держал надкусанное манго, другой ухватился за могучий ствол дерева, раскачиваясь.
Однако, его счастье не могло быть вечным: вскоре блаженный покой нарушили тихие шаги.
– Кто еще? – проворчал огонь.
Сенари, которые смели заходить в личный сад царевича, было немного, и Вольга точно знал, что не хочет видеть никого из них. Кое-кого он предпочел бы не видеть никогда в жизни.
– Эльга здесь, – было ответом.
Царевич скривился: теперь прекрасный отдых уж точно будет испорчен.
Эльга была сумасшедшей ключницей-ветром, которую Мокша держала из жалости. Доверять ключи рабам она не хотела, а сенари на такую унизительную работу не соглашались, потому вода не придумала ничего лучше, чем поручить это дело свихнувшейся девчонке, которую Вольга в детстве сам отыскал в джунглях.
Лицо Эльги со слишком высокими скулами и широким мужским подбородком нельзя было назвать хоть мало-мальски привлекательным, даже стихия покинула это тщедушное больное тело, слишком слабое и костлявое. Эльга была единственной девушкой во дворце, до которой Вольге не было никакого дела, однако сама она тенью бродила за царевичем: все во дворце знали, что с самого детства бедняжка-ветер без памяти влюблена в сына огня.
Вольга терпеть ее не мог, но остатки совести не позволяли ему выгнать надоедливую полоумную из дворца. В конце концов, куда пойдет это чучело, не способное прошагать без одышки и ста метров? Она ведь попросту погибнет. Вольга знал Эльгу с детства и беспокоился о ней, хотя не признавался в этом даже самому себе, объяснял свое безграничное терпение к выходкам сумасшедшей тем, что не может допустить смерти подданного, даже такого больного и бесполезного.
– Чего тебе опять надо? – проворчал царевич, недовольно косясь на тощую девицу в мешковатой тоге. Бледно-серая кожа обтягивала тонкие и хрупкие, как у птицы, кости.
Эльга стояла, сложив руки на груди, и смотрела на царевича с тем же возмущенным видом, что и он на нее.
– Последнего ума лишился, Вольга, – проговорила она сухим скрипучим голосом. Ей не хватало ума правильно говорить на языке сенари, который требовал строгой рифмы и ритма, и потому речь девчонки-ветра резала слух. – Куда собрался ты, болван огнеголовый?
– И ты туда же!? – он раздраженно закатил глаза. – Без тебя разберусь! Ковен может помочь, они намного мудрее наших бестолковых прорицательниц. Они видят будущее!
– Эльга получше видит старых ведьм! – проворчала сумасшедшая.
– О, разумеется! – фыркнул Вольга. Помимо того, что Эльга с рождения была немощной, как старуха, она считала себя провидицей. Гадалки-ветра проверяли ее способности, но только подтвердили, что бедняжка худа на голову: без стихии внутри нельзя слышать ветер, который нашептывает будущее. – Еще напророчь мне несчастий, пустоголовая! Это отец тебя подослал!?
– Не зря печется царь ярчайший о чаде непутевом о своем, – назидательно сказала девушка. – Но слишком высоко сидит для Эльги: ей не забраться на вершину Арда. А голос Эльги тих, и царь не слышит, – покачала головой ветер. Она устала стоять и уселась на землю возле гамака, прислонив к колену Вольги голову, покрытую длинными похожими на белые перья волосами. – Сердце отца в тревоге бьется, а Эльга спать не может по ночам: в снегах живому пламени нет места. И видит Эльга…
– Я должен ехать! – перебил ее Вольга. – Кто-то должен что-то сделать!
– Вольга-царевич, ты оглох на оба уха!? – проскрежетала девица, обернувшись. Ее глаза болотно-зеленого цвета с укором уставились на царевича. – Уедешь – быть беде, послушай! Владимиру подаришь трон ты свой и царство!? Огонь потухший на вершине Арда погубит нас скорее спящего на дне!
Длинная речь вымотала калеку, она опустила голову, переводя дыхание.
– Послушай ту, что наперед все знает… останься здесь, забудь о чужаках.
Вольга обеспокоенно следил за Эльгой: несколько раз во время подобных истерик она уже теряла сознание. Сенари умолкла и сидела неподвижно, опустив голову на колени.
– Доведешь ты себя этими бреднями! – проворчал он, садясь в гамаке и пытаясь заглянуть в лицо Эльги. Кажется, она была еще в сознании. – Хочешь манго?
Лицо девушки тронула вялая улыбка. Она кивнула, принимая скупую заботу царевича.
Вольга отдал ей фрукт: есть ему уже не хотелось.
– Я поеду к ведьмам в Рашемию, вернусь и помогу огням справиться с вулканом. Обо мне напишут в летописях, а ты подавишься от злости, потому что очередные твои бредни останутся только бреднями!
– Подавишься ты сам, когда огни навеки трон забудут, – тихо проговорила Эльга, жуя манго. – Ночами Эльга видит: ветер задувает пламя, наступает тень…
– Что-что ты там проскрипела!?…
Не выдержав, царевич рассмеялся. Эльга частенько несла всякую чушь, иногда послушать ее было даже забавно, но такого она еще не выдавала! Любому другому за такие слова отрубили бы голову, но эта оборванка… Глядите-ка на нее, бессовестная только что заявила, что династия огней покинет трон, и даже взгляда не прячет!
Вольга расхохотался.
– Уж не себе ли ты пророчишь место царицы, позволь спросить!?
– Как знать, коли наследников не станет… – девушка пожала костлявыми плечами, отворачиваясь.
– Тебя нужно было сделать шутихой, а не ключницей! – вздохнул Вольга, чувствуя, как с глаз испаряются слезы смеха.
– Уж над рабами так искусно издеваться не смогла бы, как делать это ты изволишь, о ярчайший!
– Дерзишь мне, оборванка? – недобро спросил царевич.
– Посмела бы? Хвалу таланту возношу большому! – язвительно проскрипела девица. – И снова Эльга повторит: беды не будет от огней подземных. Останься здесь, и станешь величайшим из царей.
– Я и так буду величайшим из царей, – без тени сомнения заявил Вольга. – Но уж точно не благодаря твоим советам, чокнутая!
Он легонько пихнул сумасшедшую коленом, та в отместку ткнула его в бедро острым локтем. Удары Эльги были не сильнее, чем мах птичьего крыла, но вот пихаться своими костлявыми руками она умела очень больно. Царевич поморщился.
– Знаешь, если в себя пришла, шла бы ты отсюда, – проворчал он, укладываясь обратно в гамак. – Мне завтра уезжать, я хочу отдохнуть.
– Попомнишь ты еще бедняжку Эльгу, – вздохнула девица. Она стала подниматься с земли, опираясь на свой посох.
Встав над царевичем, сенари без стихии долго смотрела на него усталым, теперь уже серыми глазами, словно пытаясь запомнить.
– Тоска великая ждет Эльгу впереди, – проговорила она. – По сыну пламени ей долго горевать.
Вольга демонстративно отвернулся, тогда сумасшедшая отстала и пошла прочь из сада, опираясь на свой кривой посох.
Царевич проводил взглядом худую долговязую фигуру, а потом оттолкнулся рукой от ствола и снова закрыл глаза, вслушиваясь в музыку джунглей. Вскоре качка его успокоила его, он начисто забыл перепалку с Эльгой и крепко уснул. Ему снились путешествия по далеким заснеженным странам, полные удивительных приключений.
Проснулся Вольга только к закату, и, решив, что ночью все равно не уснет, отправился в дворцовую библиотеку – одну из крупнейших библиотек во всем мире. Ему хотелось почитать про других двуногих, особенно про ведьм Ковена, к которым он отправится.
Библиотекарь услужливо поднес царевичу книги, которые тот просил подобрать еще несколько дней назад, и Вольга погрузился в чтение.
Ковен ведьм на самом севере Рашемии был осколком древнейшего круга, основанного почти в то же время, когда в мир пришли люди и нелюди. Этим ведьмам были открыты такие тайны мироздания, о которых жрецы сенари даже не подозревали. Невзирая на все величие своих прародителей Святых Огней, никто из живых стихий не мог отрицать, что они появились намного позже остальных двуногих. Жалкие три тысячи лет – четвертая часть того времени, которое на земле провели остальные расы. Была еще первая раса, но про нее никто ничего не знал кроме того, что все ее представители вымерли. И пусть ленна́йи, сле́виты и уж тем более люди были жалким подобием совершенства сенари, за прожитые тысячелетия они успели кое-чему научиться. Вольга решил, что попробовать обратиться к ним в такое неспокойное время, – мудрое решение. Так не поступал еще ни один правитель Охмараги, тем более царевич, Вольге предстояло стать первым, и он не мог не думать об этом. Его тщеславная душа ликовала.
Он читал о ведьмах и о людях, живущих на севере, – остальные расы так далеко не забирались. Северяне носили шкуры убитых животных, питались медвежьим жиром и пили жидкий огонь. Как огонь может быть жидким и как люди, боящиеся даже свечек, могли его пить, царевич так и не понял, но про себя решил, что северяне должны сильно отличаться от разомлевших рабов на Охмараге.
В свои покои царевич вернулся только к рассвету: ему еще предстояло собрать вещи перед отплытием.
Он все думал, стоит ли ему брать шкуры. Вольга был прекрасным охотником, одна из пяти его комнат была доверху заставлена трофеями, среди которых насчиталось бы не меньше десятка шкур мантикор – огромных львов с ядовитыми жалами.
В книгах писали, что зимой в Рашемии ничто не греет лучше, чем одежда из меха, но разве может живой огонь замерзнуть? Вольга никогда не испытывал холода, но в тоже время он никогда не видел льда и снега. Кто знает, как он почувствует себя так далеко от родины?
Царевич как раз размышлял над этим вопросом, когда в его комнату вошел брат.
Владимир был ниже Вольги и его сложение больше походило на сложение воды, нежели огня, – тонкий и стройный, с длинными волосами, сложенный в пучок прямых раскаленных нитей. Кожа совсем светло-серая, почти как у ветра. Владимир даже ни разу не был на охоте, от него этого попросту не требовалось. До конца жизни младший царевич будет сидеть с бумагами и заниматься теми делами, на какие не стоит тратить время царю и наследному царевичу.
– Готовишься к отплытию? – спросил Владимир, усаживаясь на огромную кровать брата, скрестив ноги.
– Думаю, что взять с собой из одежды, – кивнул Вольга. – Как думаешь, я замерзну?
– Возьми шкуру того мантикора, которого ты убил прошлой весной. На всякий случай. Если начнешь мерзнуть, люди сошьют тебе из нее одежду, – посоветовал Владимир. – А вообще бери хоть все. Если твои люди устанут их нести, докупишь рабов на материке.
– И то верно, – Вольга кивнул, благодарно посмотрев на младшего.
После смерти матери они держались вместе и всегда помогали друг другу. Владимир был единственным во всем дворце, кто, как и Вольга, считал, что результаты поездки могут оказаться слишком важными, чтобы от нее отказываться.
– Привезешь мне бивень мохнатого слона? – попросил младший царевич. – Я бы хотел иметь такой!
– Разве они не вымерли? – с сомнением спросил Вольга, продолжая осматривать свою гардеробную в поисках подходящей одежды.
– Святые Огни, Вольга, тебе не нужно убивать живого мамонта, чтобы привезти мне его бивень! Купи у кого-нибудь старый.
– Покупать охотничьи трофеи? – фыркнул царевич, криво улыбнувшись. – Такое только тебе могло прийти в голову!
– Не всем на свете ломать когти о мантикор, – улыбнулся Владимир. – Кому-то и головой работать надо. Ну, хочу я к себе на стол бивень мамонта, и в этом нет ничего постыдного!
– Привезу, не распаляйся, – пообещал Вольга. – Думаешь, мне понадобится оружие?
– Люди глупые, – пожал плечами Владимир. – Сколько с ними связываюсь, не перестаю удивляться их безрассудству! С них станется напасть даже на царевича Охмараги. Возьми что поострее и побольше на всякий случай.
После сборов Вольга позвал Мокшу и поручил ей найти слуг, которые доставят собранные вещи на корабль. Сам царевич в последний раз позавтракал едой, приготовленным царским стряпчим, а затем поднялся к отцу, чтобы попрощаться.
Златомир даже не посмотрел в сторону сына, пророкотал нечто несвязное и углубился в свою старую книгу. Всем своим видам царь старался показать бесконечное безразличие. Вольга вышел из его покоев, пылая от бешенства.
Несколько секунд он стоял в коридоре, пытаясь успокоить разбушевавшееся внутри пламя. Черная кожа покрылась яркими оранжевыми пятнами, как раскаленный уголь, из застывших твердых волос прорезались языки пламени.
Чувствуя, что не справляется, Вольга закричал, собрал огонь в руках и швырнул его в ближайшую стену, с упоением вслушиваясь в поднятый грохот. Он выпустил еще один шар огня, а потом еще. Стена из цельного мрамора оставалась девственной белой.
Разошедшийся царевич не заметил, как из комнаты Златомира выскользнула женщина и подошла сзади.
Ева была любимой наложницей царя. Она стала первой женщиной в его жизни спустя долгие годы траура после смерти царицы, и теперь занимала во дворце особое положение. Златомир был без ума от взбалмошной человечки и иногда даже спрашивал ее советов, потому ей было дозволено делать все, что захочется. Но из всего она выбрала игру на мандолине и воспитание сыновей Златомира. Оба царевича не желали слушать человеческую женщину, но ее это не смущало. Ее вообще ничто не смущало и уже очень, очень давно.
– Не обращай внимание на старого ворчуна, – посоветовала она, приблизившись к пылающему огню.
– Отстань, – поморщился царевич. Только советов ручной обезьяны отца ему сейчас не хватало!
Пламя внутри него уже утихло, но успокаиваться ему не хотелось.
– Он любит тебя и надеется, что ты вернешься как можно скорее. Ты сам это знаешь, – сказала Ева, улыбаясь.
– Иди пристань к Владимиру, а меня оставь в покое! – глухо прорычал Вольга.
– Оттаскать бы тебя за уши за такой тон! – хмыкнула она и попробовала дотянуться до изогнутого острого уха царевича. – Ха! А ведь когда-то я доставала!
Ева встала перед Вольгой.
Длинные пышные волосы цвета зрелой пшеницы, сваленные в дреды, были схвачены на лбу кожаным ремешком, одета любимая наложница царя была как скоморох с ярмарки – якобы так одевались на ее родине в Финье.
– Я кое-что для тебя приготовила, – заявила она, роясь в своей мешковатой сумке через плечо. Одним Святым Огням ведомо, зачем она таскала ее с собой во дворце, где все вещи и так принадлежали ей. – Держи!
– Кухонный ножик? – удивился Вольга, приняв простой увесистый нож. Он с первого взгляда узнал человеческую вещь – сенари никогда не работали так грубо. – Ты издеваешься!?
– Не кухонный, а охотничий! Это – самая полезная вещь в мире людей! Надеюсь, он тебе не понадобится, но мне эта вещица не раз спасала жизнь: и в готовке полезно, и при травмах, и если нападет кто, и если свяжут… Знаешь, забавная была история…
О бурном прошлом этой женщины Вольга слышал уже сотню раз и закатил глаза, показывая, что не хочет выслушивать старые истории снова. Царевич сунул нож в глубокие карманы красных шаровар
– Ой, только посмотрите на него, какой важный! – фыркнула Ева, сморщив веснушчатый нос. – Без тебя корабль никуда не уедет, так что послушал бы, не развалился! Ладно, ладно, господин Безумно Спешу! Обнимешь свою старую мачеху на прощанье?
Вольга угрюмо посмотрел на женщину, но та не отступала и выжидающе смотрела на сенари. Тогда царевич глубоко вздохнул, демонстративно закатил глаза, но все-таки наклонился, позволяя обнять себя.
Хотя Ева и была бестолковой человечкой, она, кажется, в самом деле была привязана к нему и к брату. Она появилась, когда самому Вольге стукнуло восемь, а Владимиру шесть, и с тех пор считала себя их первой нянькой. В детстве царевичу нравились ее выкрутасы, песни и сказки, но теперь забота Евы больше раздражала. Однако, сейчас Вольга, впервые покидающий дом, был готов принять ее. Именно за этим он на самом деле и пришел к Златомиру: ему хотелось получить хоть немного поддержки перед длинным путешествием.
– И не дури там, слышишь? – велела Ева, крепко сжимая могучую шею молодого огня. Его кожа была горячей, но не обжигала, в отличие от волос. От них женщина старалась держаться подальше. – Твой мерзкий характер среди чужаков никто терпеть не станет, неприятностей не оберешься! Лучше вообще ни с кем там не разговаривай, хорошо?
– И что они мне сделают? – усмехнулся Вольга. – Обугленные трупы довольно безобидны…
– А ты думаешь, я тебе простых людей опасаться советую? – воскликнула Ева, отступая. – Ты хоть раз видел в бою живого мага? А леннайя с саблями? А эти жуткие церковники с их сумасшедшими богами и рукоположенными!? К Ковену приезжают люди и нелюди со всего мира, ты можешь столкнуться с кем угодно!
– Все будет в порядке, со мной лучшие воины Охмараги, – ответил царевич, улыбаясь. Честно говоря, единственное, чего он опасался в этом путешествии, так это того, что к ним так никто и не пристанет. Погонять бестолковых диких людей, боящихся огня как смерти, вот это будет забава!
– Твои приятели-подхалимы тупые, как пробки! Взял бы с собой кого-нибудь потолковее…
– Милости прошу на мой корабль, – злорадно ухмыльнулся Вольга. – Может, я потеряю тебя где-нибудь в Рашемии, и во дворце, наконец-то, станет потише!
– Эй, а кто тогда будет спать на моей перине и есть мою восхитительную еду? – улыбнулась Ева. – Шелковые подушки сами на себе не полежат, знаешь ли! Да и Златомира кто-то должен вытаскивать из мыслей: в последнее время он совсем ушел от нас… – она покосилась на переминающегося с ноги на ногу царевича. – Ладно уж, беги на свой корабль, пока твои пятки не расплавили мрамор! Удачи тебе! – последнее она крикнула уже в спину удаляющегося Вольги.
Ехать до пристани нужно было много часов, потому царевич не стал задерживаться. Прямо из комнаты отца, босиком и в одних только красных шароварах, он вышел из дворца и стал спускаться по длинной лестнице вниз, к подножию горы Ард, а после – восемнадцать часов шел пешком до города, где на пристани его ждало пестрое раскрашенное судно.
Владимир отправился бы на повозке, но тем они и отличались: Вольга обожал родную землю, и для него не было ничего лучше, чем перед отплытием пройти по джунглям, почувствовать вибрацию подземных огней ступнями, послушать, как ветер перебирает листву. Он был силен, вынослив и прекрасно ориентировался, и эта прогулка стала для него небольшим развлечением.
По дороге Вольге встречались повозки, поднимающиеся во дворец, одни вели рабы, другие сенари. Но все они во все глаза глядели на своего царевича, шагающего в порт, – для них он был все равно что сын бога на земле. Однако сам Вольга даже не заметил их и останавливался, чтобы кивнуть на приветствия. Он думал о своем путешествии.
На пристани среди сотен судов он без труда отыскал то, на котором должен был плыть. Самое большое судно, раскрашенное в красные, синие и золотые цвета – цвета Охмараги.
Как только царевич поднялся на борт, капитан велел отдать швартовы и поднять паруса. Рабы и сенари засуетились, исполняя приказы, судно медленно отчалило и стало поворачиваться в сторону открытых вод. Сыны ветра направили паруса.
Устроившись у борта, Вольга наблюдал за тем, как быстро удаляется Охмарага. Белые мраморные башни портового города среди изумрудных лесов становились все меньше, а в конце концов даже Ард стал лишь блеклой тенью на горизонте.
Грудь царевича защемило от тоски, когда из вида скрылась даже зеленая полоска, в которую превратился величественный материк. Однако, Вольга не позволил себе поддаться этому чувству: он отошел от борта и спустился в трюм, где велел запасти бочки с лучшим охмаражским вином.
В конце концов, это было первое путешествие царевича на чужой материк, и скучать он не собирался.
Верные товарищи, двадцать лучших охотников-огней, уже откупорили первый бочонок и весело распивали его, вспоминая свои охотничьи подвиги и подшучивая друг над другом.
– Ха, глядите-ка, кто пожаловал! – воскликнул Святослав, широко махнув рукой с золотым кубком. Часть вина вылилась на доски. – Вольга, не уж-то превращаешься в своего старика!? Что ты там делал столько времени, пялясь в воду!?
– Небось высматривал себе русалку погрудастее! – ухмыльнулся Михаил. – Неделю плыть до материка, а баб нет, кто это вообще придумал!?
– Уж ты-то вытерпишь! – прыснул Святослав. – Ни одна свободная на тебя еще не позарилась!
Вольга устроился на самом большом кресле, выкрашенном в синий. Хотя многие сенари вокруг сидели кто где, некоторые даже пили стоя, никто не смел занять место царевича. Один из охотников тут же поднес ему огромный кубок и царевич залпом осушил его.
Огонь внутри разгорелся, по коже Вольги забегали оранжевые блики, на угольных щеках разлился румянец. Когда царевич взглянул на охотников снова, его глаза приобрели золотистый оттенок. Он протянул пустой кубок стоящему рядом охотнику, и тот снова наполнил его.
– На материке женщин будет достаточно, – проговорил Вольга с усмешкой. – Я слышал, каждый мужчина должен хоть раз в жизни побывать у жриц Шерис…
– Ха-ха, а твоя невеста знает об этом!? – загоготал Михаил.
– Какое мне до нее дело? Я не я, если не побываю до тех пор в храме Шерис!
– Рогнеда выцарапает тебе глаза! – ухмыльнулся один из охотников. – Моя ни за что не отпустила бы меня на эту гулянку, если бы не увидела приказ, подписанный твоей рукой!
– Пф, пусть попробует хоть слово сказать! – сказал Вольги, вновь прикладываясь к кубку.
Он знал, что Рогнеда ничего не скажет. Пока хочет стать царицей, она будет самой послушной девочкой на свете, и стерпит все, что заблагорассудится сделать.
Остаток дня прошел незаметно, за ним потянулось утро, и еще одно… дни на корабле текли один за другим, вино лилось рекой, однако, веселье быстро угасло. Уже к третьим сутками охотники извелись со скуки: заняться на корабле было совершенно нечем, а их излюбленное занятие, – драки, – были под запретом. Если хотели добраться до материка живыми, сыны огня должны были удерживать опасную для сухих досок стихию глубоко внутри, и на их нраве это сказывалось не лучшим образом.
Члены экипажа и прислуга старались держаться подальше от огней, несколько раз за плавание прихвостни царевича уже спустили за борт зазевавшихся сынов воды и подвесили одного ветра за ноги на носу корабля.
Когда судно проплывало мимо стаи дельфинов, охотники решили, что не могут упустить возможности испробовать мяса морских животных. Огни перебили несколько резвящихся в волнах дельфинов и заставили членов команды собрать плавающие в воде туши. Вечером того же дня они устроили пир, от вида которого и сенари, и людей на судне выворачивало наизнанку.
Живые стихии никогда не употребляли в пищу сырую плоть животных – никто, кроме огней. Сыны пламени почитали за большую честь попировать еще теплыми останками убитых в джунглях чудовищ. Огромные клыки и когти позволяли им сдирать сырое мясо прямо с костей, а огненное нутро – не заморачиваться с готовкой.
Палуба была залита кровью перебитой стаи дельфинов, ошметки плавников и внутренностей подхватывали морские птицы, слетевшиеся к кораблю, как мухи. Особенно медлительных падальщиков огни поджаривали на месте, и пир продолжался.
Перечить свите царевича никто не смел и все, что оставалось команде корабля, это не попадаться им на глаза. Сыны ветра без устали наполняли паруса, чтобы добраться до материка как можно скорее.
Когда через две недели судно встало в одном из крупнейших портов Рашемии, члены экипажа вздохнули с облегчением. Осатаневшие от безделья огни рвались в путь, они даже не стали останавливаться на ночлег в портовом городе.
Дорога до самого севера Рашемии должна была занять около двух месяцев. Люди из Охмараги уже давно приготовили все необходимое к путешествию, царевича и его отряд ждал караван из деревянных вагонов, которые должны были заменить дома, и тридцати коней-тяжеловесов с густой шерстью, которая делала их неуязвимыми для холода. Погрузка вещей заняла не больше получаса, рабы, как и всегда, работали расторопно. С момента, как корабль пристал к берегу, до того, как караван сенари двинулся по дороге, прошло меньше трех часов.
Путешествие по Рашемии Вольга представлял себе, как потрясающее приключение, нечто невероятное. Дикая страна, новые звери, новая природа! Стыдно подумать, но царевич Охмараги никогда не видел магов! Ему не терпелось посмотреть на людей и нелюдей, которые могут управлять силами мироздания без связи со стихиями. Еще Вольга хотел встретить ланков. Златомир считал их недостойными существами, и изгнал всех людей-змей до единого. Но царевич слышал, что чешуйчатые люди очень красивы, а их женщины поразительно гибкие.
Но самым главным был снег. Сенари огня днями и ночами думал о том, каково это, жить посреди застывшей от холода воды. Насколько он знал, еще ни один живой огонь не забирался так далеко на север, – по крайней мере, записей об этом Вольга так и не нашел.
Начало путешествия было ровно таким, каким он и ждал. Стоило каравану выехать из города, их обступил густой дремучий лес незнакомых деревьев. Ели с зелеными иглами вместо листьев и изящные березы с белой полосатой корой – все это было очень удивительно. Однако, прошли часы, а потом и дни, а пейзаж вокруг все не менялся, каждую минуту мимо Вольги проносились сотни берез и елей, и кроме них вокруг не было ровным счетом ничего. На четвертый день, – о чудо, – караван проехал мимо заброшенного поля, и тогда царевич смог целых полчаса любоваться высокой серой травой, превратившейся по осени в хрупкое сено. Что и говорить, жалкий вид местной природы не шел ни в какое сравнение с изумрудными джунглями Охмараги… царевич был разочарован.
Вольга решил, что в Рашемию намертво въелась безжизненная серость, казалась, она проливалась на землю вместе с дождем и тусклым солнечным светов, едва проникающем сквозь густую пелену облаков. За непроницаемым серым одеялом, окутавшим небо, не было видно даже осколков островов поднебесья, не то что живых капалов!
Небо представляло собой удручающее зрелище, но земля… до сих пор Вольга думал, что ничто не может сравниться с грязевыми болотами Охмараги, которые прятались в глубине джунглей, коварно поджидая неосторожных животных и сенари. Однако, если на Охмараге губительных болот избегали, то в Рашемии их называли дорогами. Вечное месиво грязи, в котором, царевич был уверен, наверняка тонули неосторожные лесные животные и особо мелкие путники.
Вагоны с мощными колесами, каждое из которых было диаметром едва ли не в полтора метра, то и дело застревали в размокшей земле, и вытащить их не могли ни рабы, ни даже лошади-тяжеловесы. Тогда за дело приходилось браться охотникам.
Огни терпеть не могли возиться в грязи, но, когда караван намертво вставал на дороге посреди глухого леса, выбирать не приходилось. Вдесятером могучие сенари, средний мужской рост среди которых достигал двух метров, а вес – порядка ста пятидесяти килограммов, легко выталкивали застрявший вагон из очередной ямы.
Огни никогда не мылись – им не нравилась остужающая тело вода, любая грязь сама сходила с раскаленной кожи. Однако после того, как с ног до головы извозишься в жидком месиве непонятно чего, приходится задумываться о чистоте. В воду огней с рождения было не загнать: они терпеть не могли холодные волны, и если и мылись, то только в паровых банях. Но, вот беда, посреди глухих лесов ни одной не оказалось, потому огням приходилось дожидаться, пока грязь застынет на горячей коже, а потом соскребать ее руками. И, так как вагоны застревали по нескольку раз в день, очищаться охотники попросту не успевали. Очень скоро все сенари покрылись грязевыми панцирями и стали похожи на сынов земли. Все, кроме Вольги, разумеется.
Царевич после того, как ему надоели новые деревья и вялое пение местных птиц, почти все время проводил внутри своего вагона. Он знал, что дорога будет долгой, и припас на этот случай целый сундук книг, которые давно хотел прочесть, но все не находил времени. Теперь, когда бесконечные государственные дела отпустили, а охотиться было не на кого, Вольга мог погрузиться в чтение. При сборах он готовился к очень длинной дороге, но ему и в голову не могло прийти, что последнюю книгу он закончит спустя первые пять дней пути! Он-то надеялся, что у него возникнут дела во время путешествия, что он будет заниматься еще хоть чем-нибудь, например, общаться с магами из встречных караванов или останавливаться возле опасных участков леса, где можно поохотиться… но нет. За все время пути сенари, вздумавшие путешествовать по главному тракту Рашемии в самый сезон бездорожья, не встретили ни души.
Вдоль северных дорог, которые оказывались достаточно широкими для каравана сенари, не находилось ровным счетом ничего. Даже деревень с дикими людьми поблизости не было, только опостылевшие деревья, да редкие запущенные поля.
В одну из долгих остановок Вольга не выдержал и предложил своим охотникам отправиться в лес, чтобы поискать крупную живность, вспомнить былые времена на Охмараге. Эту идею воющие от скуки огни приняли с восторгом, быстро собрались и отправились в лес, предвкушая предстоящее развлечение.
Новые звуки и запахи не смутили опытных охотников, прошло не так много времени, прежде чем главный следопыт обнаружил след незнакомого хищника. Через несколько часов после этого охотники вышли прямо на зверя… это был ленивый жирный медведь вчетверо меньше самой мелкой мантикоры. Зверь мирно разорял муравейник на полянке и даже ухом не повел, когда живые огни приблизились к нему.
Убивать такое мелкое животное, которое к тому же готово было есть с рук, сенари не стали: это было бы величайшим позором, все равно что хвастаться убийством котенка. Хотя, кажется, даже котята ягуаров были опаснее, чем эти хваленые рашемийские медведи. Охотники вернулись в лагерь ни с чем, разочарованные и злые.
Все, что оставалось сенари, это с нетерпением ждать первого крупного города. Огни мечтали о том, как хорошенько отпарятся, смогут поесть чего-то, кроме походной еды, и наконец-то развлечься. Все чаще и чаще среди охотников упоминались храмы богини любви Шерис.
Однако, город стал для них еще большим разочарованием, чем охота на самого знаменитого хищника Рашемии. Никакого храма Шерис, – оказалось, запреты бога справедливости Клевор почти истребили их еще тридцать лет назад, – и никакой парной. Единственное, что дикие городские люди смогли предложить сенари, так это тесную комнатушку с сухой печкой, которую специально для огней растопили так сильно, что ничто живое не могло попасть внутрь.
И хотя это место не шло ни в какое сравнение с ароматными банями Охмараги, после долгого пути огни были рады и такому. Хлестать друг друга сухими березовыми ветками им даже понравилось, так что Вольга скупил пару сотен веников про запас: жители города уверяли, что такие березовые ветки есть только у них, а в остальных местах их бесстыдно подделывают. Царевич подозревал, что его обманывают, но ему нравился запах дыма от сушеных березовых листьев, и в пути он иногда развлекался тем, что жег их.
Еда в городе оказалась еще хуже, чем походная снедь сенари. Мало того, что в Рашемии не умели готовить пищу без мяса, так и мясо они ели мертвое, убитое Святые Огни знают когда! Падаль живые огни есть не собирались, и предпочли убраться из города как можно скорее. Жители были разочарованы скорым отъездом богатых гостей, однако упрашивать Вольгу и его свиту погостить не стали: остатки здравого смысла подсказывали людям, что со скучающими сенари огня лучше не связываться.
Следующий город был не лучше, но там в почтовом доме караван ждали заранее присланные припасы и теплая одежда. Вещи из родной стороны, – особенно бочки охмаражского вина, – приподняли дух путешественников. Сенари распили половину бочек в тот же день и тут же нашли себе развлечение в виде группы чернобровых танге́йцев с женщинами в цветастых тряпках и ручным медведем.
Вольга велел своему старшему рабу, – языкастому рыжему леннайю, который говорил с людьми от имени царевича, – хорошо заплатить шутам, чтобы те исполнили перед ним и его свитой все народные песни Рашемии. О том, что перед ним уроженцы совершенно другой страны, Вольга даже не догадывался. Однако, не было в этом мире такой вещи, которую тангеец не готов был сделать за деньги, а сенари не мог бы купить. Тангейцы согласились петь, и зрелище это было жалкое… Но, в конце концов эти дикие пляски и крики были хоть каким-то развлечением после глухого леса. Особенно царевичу понравился дрессированный медведь, который забавно кружился и бил лапами в бубен. Вольга решил выкупить его у тангейцев и отправить во дворец в подарок Еве, – это была бы прекрасная шутка, как он подумал. Но потом царевич вспомнил, что животное, привыкшее к холоду, скорее всего погибнет в жарком климате, и оставил эту затею к великому разочарованию тангейцев – они-то уже предвкушали горы драгоценных камней за облезлого старого медведя.
Огни, истосковавшиеся по женщинам, пробовали обольстить тангеек в цветастых юбках, – те казались им куда привлекательнее, чем серые рашемийские простолюдинки, – но все как один потерпели неудачу. Ни одна свободная женщина в здравом уме не согласилась бы на ночь с чернокожим великаном с пламенем на голове, будь у него в штанах хоть сотня самоцветов.
Зато рабам-леннайям, которые ухаживали за лошадьми, и могучим слевитам, которые следили за повозками, везде были рады. Сенари с завистью наблюдали за тем, как весело их рабы болтали на общем наречии с людьми, уплетали жареное на костре мясо, спорили с мужчинами и ловили заманчивые улыбки женщин. В ночь, когда Вольга нанял веселых тангейцев, ни один леннай в свите не остался без подружки, а у некоторых оказалось даже по две. Изящные, но сильные нелюди с яркими глазами и проникновенными голосами всегда имели большой успех у женщин всех рас.
Караван задержался в городе на пару дней, пока не кончилось вино, а затем путь пришлось продолжить. Жизнь, окрасившаяся было в пестрые тона, снова смешалась в череду ям на дорогах и опостылевших до зубного скрежета лесов.
Через две недели их пути на север заметно похолодало. Огни до последнего храбрились и не одевались теплее, но одним утром Вольга, даже на чужбине не изменявший привычке ходить в одних только легких шароварах, вышел наружу в красно-золотом халате из шелка. Это было негласным разрешением, и охотники смогли утеплиться, не опасаясь быть осмеянными.
Спустя три недели с того момента, как корабль из Охмараги высадил путников на чужие земли, Вольга с удивлением обнаружил, что они не успевают к назначенному времени к северным ведьмам. Видимо, дело было в дорогах: люди из Охмараги под началом Орландо Руладо шли по этому пути летом и грязевые болота их не беспокоили. По новым расчетам, времени на то, чтобы добраться до Ковена, потребуется вдвое больше, и это если они успеют до того, как все дороги заметет снегом. В одном из городов Вольга узнал, что после последнего месяца осени все, что на колесах, запирается в сараях. Проехать по заснеженным землям Рашемии можно будет только на санях.
Ситуация обеспокоила царевича: его не радовала мысль застрять в этой богами забытой стране на всю зиму. Однако, еще была надежда на то, что они успеют добраться до северного побережья быстрее, чем снег помешает им продолжить путь. Ковен находился на острове посреди Северного моря, и там царевич собирался нанять корабль, который довез бы его прямо до берегов родины. Путешествие по морю, конечно, ненамного веселее, но на воде по крайней мере не будет этих проклятых ям.
Сенари уже прошли две трети пути на север, на улице становилось все холоднее, а печки в деревянных вагонах поставить никто не додумался. Чтобы рабы, уже вовсю кашляющие и шмыгающие носами, не вздумали умирать в дороге от болезней, охотникам пришлось расселиться таким образом, чтобы вместе с каждым живым огнем в вагоне спало по три-четыре слуги.
За все время пути Вольга мог общаться только с огнями, ведь царевич не мог позволить себе пасть до того, чтобы говорить на общем языке с простолюдинами, – его свита не поняла бы этого. Он сам бы не понял. Но Вольга уже по сотне раз выслушал охотничьи истории своих приятелей, один вид которых опостылел ему едва ли не больше, чем пресловутые ели, и готов был говорить с кем угодно. Видят Святые Огни, царевич с великим удовольствием поболтал бы с леннайями о лошадиных подковах или со слевитами о еще какой-нибудь ерунде. Он даже в тайне надеялся, что мест на всех не хватит и к нему в вагончик все-таки подселят какого-нибудь раба, знающего язык хотя бы на уровне Эльги… однако надежды эти, разумеется, были тщетными. Леннайи и слевиты готовы были улечься друг на друге, лишь бы не оказываться наедине с наследником, который еще во дворце прославился своей любовью к жестоким шуткам над рабами.
Вольге предстояло перечитывать все свои книги по седьмому разу, да жечь со скуки березовые листья.
Когда на пути сенари показался постоялый двор «Лошадиная Косынка», все приободрились. Обычно каравану из около сорока людей и нелюдей в подобных заведениях мест не находилось, да и сами уроженцы Охмараги не горели желанием ночевать в нищих комнатках, когда можно спать в собственных домах на колесах. Однако, сейчас на улице стало слишком холодно, и даже сенари хотелось побыть в теплом натопленном помещении, пусть даже одну-единственную ночь, пусть даже спать придется по семеро человек в комнате.
В «Лошадиной Косынке» нашлось не больше десяти свободных комнат, но после того, как с хозяином поговорил личный раб царевича, часть постояльцев была выдворена в конюшни. Разумеется, сенари щедро оплачивали все неудобства, так что в конце концов люди сами бегали за охотниками, умоляя выкупить у них ночь в худой комнате за горсть крупнейших по рашемийским меркам рубинов. Все наемники, остановившиеся в этот день в «Лошадиной Косынке», волей судьбы стали сказочными богачами, которым не придется работать больше ни дня в жизни.
В итоге всем, и рабам, и охотникам досталось по койке. Только Вольге разместиться было негде: единственная спальню «королевского» уровня, где мог бы спать царевич, была занята. На все угрозы хозяин только испуганно поднимал руки, мол, человек, велевший приберечь комнату был владельцем всех окружных земель, и поселить кого-то в его спальню нельзя. По крайней мере, без его согласия. Владелец трактира умолял сенари подождать, пока граф приедет, и самим с ним поговорить, а за ожидание пообещал, что его кухарки приготовят для иностранцев лучшие блюда Рашемии. Он уверял, что таких блинов и пирогов с капустой странные гости, отказывающиеся от мяса, нигде и никогда больше не попробуют.
Царевич, стоявший все время разговора в стороне и ни единым жестом не дававший понять, что спор о комнате хоть как-то его касается, оставался равнодушным, потому рыжий леннай, ведший переговоры, согласился с тем, что вопрос со спальней может быть решен чуть позже, когда появится этот самый граф.
Столы быстро были сдвинуты вместе, толстые веснушчатые служанки стали выносить из погребов припасенные на зиму соленья, чтобы угостить оголодавших сенари. Смышленый хозяин велел не жадничать и нести великанам все до крошки: за камни, которые оставит царевич, он сможет купить в городе новый трактир, не то что пополнить пустые кладовые!
На столе появилось даже вино, припасенное для графьев. Избалованным сенари оно показалось совсем не таким мерзким, как то, что подавали им раньше. Огни остались довольны, а когда служанки вынесли им горы ароматных блинов, вареников и пирогов, совсем развеселились.
«Лошадиную Косынку» наполнили споры и пьяный смех, как в лучшие ее вечера. Захмелевшие слевиты затевали небольшие потасовки, леннайи один за другим начали испытывать острое желание спеть что-нибудь, а сенари весело переговаривались на своем странном птичьем языке, по двухсотому разу вспоминая охотничьи байки со своей родины.
Хозяин постоялого двора, внимательно следивший как за слугами, так и за необычными гостями, готов был вздохнуть с облегчением: пока все шло отлично. Настораживал его только скучающий вид царевича, но тот, кажется, был самым спокойным из всей этой черномордой братии.
Вольга пил и ел со всеми, но выглядел при этом мрачнее грозовой тучи. Царевич угрюмо нависал над своей тарелкой с вонючей квашеной капустой и огурцами, взгляд его был устремлен в пустоту, а мысли, надо понимать, витали где-то очень далеко от шумного зала.
Вдруг дверь в трактир с грохотом открылась, засвистел промозглый ветер, порог тут же замело первым снегом. В зал ввалились двое путников, промокших до нитки. Это был беловолосый молодой человек, завернутый в узкий плащ, и молоденькая леннайка, видимо, его подружка.
Хозяин тут же поспешил к ним, шепча что-то, но молодой человек замахал на него руками, указывая на свою вымокшую одежду.
– Слушать ничего не хочу, пока не принесешь нам горячего вина и ужин! И, ради всех Богов, нагрейте воды, а не то мы непременно простынем!
– Но граф Лорен, послушайте!… – воскликнул хозяин.
Но юноша уже двинулся к лестнице на второй этаж, где находились комнаты, обнимая за плечи худенькую леннайку: путники так устали, что не заметили странных гостей постоялого двора. Однако, стоило им пройти половину пути, один из рабов преградил им путь.
Рыжий леннай объяснил, что все комнаты заняты, а самую последнюю, ту, которую, судя по всему, и собирались занять пришельцы, хорошо бы отдать царевичу Охмараги. Однако, юный граф покачал головой. Только сейчас он заметил необычных постояльцев, и теперь осматривал живых огней, гадая, какой из этих темнокожих великанов с одинаковыми лицами царевич. Как только его взгляд наткнулся на Вольгу, отстраненно смотрящего в пустоту, он все понял.
– Царевич Вольга, добро пожаловать в наши края, – проговорил граф, подойдя к сенари огня. – Извините, но мы вымокли до нитки, девушке необходима теплая комнату, иначе она заболеет. Вы не можете ни замерзнуть, ни заболеть, и надеюсь, не будете против, если комната останется за нами.
После этих слов разболтавшиеся охотники разом умолкли, слевиты и леннайи тоже притихли и обернулись на маленького графа. Еще ни один человечишка за все время пути не смел перечить им, тем более говорить с царевичем. Тем более отказывать ему.
Вольга молчал, он даже не удостоил человечка взглядом. Молчание прервал один из живых огней.
– Что ж, за девушку можешь не переживать, – осклабился он, поднимаясь из-за стола и подходя к тщедушному юноше, назвавшемуся графом. – Без тепла она не останется!
Он встал прямо перед графов, не сводя горящих желтых глаз с прекрасной леннайки. Необыкновенную красоту юной нелюди приметили уже все в зале, даже Вольга, скользнувший по паре равнодушным взглядом.
– Выметайся отсюда, пока жив, – пророкотал Святослав, смотря на графа с хищной улыбкой. Из-под натянутых губ показались мощные клыки, по черной коже забегали раскаленные блики.
Сенари не говорил больше ни слова, а поза его была самой что ни на есть расслабленной, однако в зале повисла звенящая тишина. Охотники подобрались, чуя, что сейчас начнется бесплатное представление.
Но тут произошло то, чего никто из присутствующих не ожидал. Девица выскочила между графом и сенари и зашипела на великана, щеря мелкие клыки.
От неожиданности живой огонь отступил на шаг, чем вызвал взрыв хохота со стороны своих товарищей. На голову оплошавшего сенари посыпались унизительные шуточки, которые заставили его желтые пламень взвиться вверх, а кожу посветлеть.
Вены на могучих руках огня вздулись яркими оранжевыми полосами, на пальцах заплясали языки пламени, один из которых тут же метнулся в сторону графа. Тот успел отпрыгнуть в сторону, и огонь вгрызся в сухие доски на полу. Если бы хозяин, заранее приготовивший ведра воды, не подоспел вовремя, никто из путников не получил бы сегодня ночлега: от «Лошадиной Косынки» осталось бы одно пепелище.
Но сенари не собирался останавливаться: он твердо намерился проучить человечишку, посмевшего отказывать его царевичу, и, бесспорно, виноватого в том, что над самим охотником посмеялись. К тому же, девица станет отличным подарком Вольге, который, все уже заметили, совсем заскучал в дороге.
Сенари гонял графа по залу, подпаливая ему то сапоги, то одежду. Охотники довольно улюлюкали, наблюдая за этим представлением, даже сам царевич как будто бы заинтересовался происходящим.
Охотник загнал графеныша в угол, тот уже не сомневался, что этот вечер станет для него последним, и молил о пощаде. Между ними завязался забавный разговор, сенари решил помучить жалкого двуногого, рассказав, что станет с его подружкой после того, как на заднем дворе закопают его обугленные кости.
Вольга слушал вполуха: происходящее внушало ему отвращение, однако вмешиваться он не собирался. В конце концов, его люди давно изнывали от скуки, а жизнь какого-то паршивого человечка волновала царевича меньше всего на свете. Однако, его позабавило то, как маленькая нелюдь, защищая своего тщедушного любовничка, зашипела на обидчика втрое больше нее самой. Вольга решил, что возьмет ее себе после того, как все кончится.
Блуждающий в своих мыслях царевич не заметил, как девушка-леннай оказалась рядом и вдруг заговорила с ним.
– Прекратите это! – воскликнула она на древнем языке, то ли умоляя, то ли возмущаясь. – Прекратите, пока ваш верзила не обжег его!…
Вольга так удивился, что даже взглянул на странную нелюдь. Отвечать он ей, разумеется, не стал, только сделал жест своему рабу, чтобы тот отвел девицу куда-нибудь. Несколько леннайев тут же обступили ее и повели наверх, в королевскую спальню.
Увидев, что его подружку куда-то волокут, неуклюжий граф умудрился проскочить под ногами сенари и бросился к рабам.
Огонь кинулся было за ним, и никто не знает, чем бы это все кончилось, если бы в этот момент дверь снова не распахнулась, с оглушительным грохотом врезавшись прямо в лоб огню. Все, кто наблюдал за невезучим охотником, невольно поморщились, но тут же переключили внимание на нового гостя.
Под всеобщими взглядами в зал ввалился высокий бродяга в грязном, некогда белом меховом плаще.
– Гайдан, старая ты собака, эля, пока я не умер!… Ну и ветрюга, до костей пробирает!… Давно я так не мерз!…
Вымокший до нитки нищий убрал с лица спутанную гриву темно-красных волос, открылось уродливое кроваво-красное клеймо, маской осевшее на его лице. Он осмотрелся, увидел сенари и графа с девушкой, окруженной рабами. Пришельцу хватило секунды, чтобы понять, что происходит, однако в лице он не переменился, только присвистнул и вдруг заговорил на языке живых стихий.
– Давно я не встречал сынов Святых Огней! Как далеко вы забрались от дома! – он говорил поразительно чисто, и этим окончательно приковал к себе все внимание. – Что привело сюда живых огней, рожденных в самом сердце мира?
– Ты знаешь язык. Откуда?– произнес Вольга, не сумев сдержать удивления.
Впервые за два месяца пути что-то любопытное! Кто знает, может, с этим бродягой даже удастся поболтать? Вдруг он окажется еще и магом?… Царевич был очень заинтригован.
– Нет в этом мире смертного, что знает больше. Я обо всем на свете расскажу, мне б только горло промочить сначала… – лукаво усмехнулся бродяга, взглянув на царевича из-под спутанных мокрых волос.
Вольга кивнул своему рабу, не сводя глаз с нищего, который каким-то образом выучил язык сенари лучше, чем рабы, родившиеся на Охмараге. Он говорил даже лучше Эльги, хотя речь его звучала не так легко, как требуется.
Рыжий леннай сказал хозяину постоялого двора, чтобы тот принес бродяге все, что тот захочет.
Граф и девушка мудро воспользовались тем временем, что выиграл для них незнакомец, и поспешили выскользнуть из трактира, пока о них не вспомнили.
Нищий тем временем уселся возле царевича, подвинув нескольких охотников. Одна из служанок поставила перед ним тяжелую кружку подогретого эля, и бродяга тут же осушил ее.
– Зовут меня Рэмол! – сказал он, с грохотом опуская посудину обратно на стол. Капли эля стекали по его заросшему красной щетиной подбородку. – И ваш язык я выучил на небе, пока подслушивал мольбы невольников для бога…
Лицо Вольги, посветлевшее было, снова приняло выражение угрюмой маски. Очередной сумасшедший, ну что за проклятье!? Святые Огни, и почему их так и тянет к нему?
Однако, в лице изменился не только царевич. Охотники, с самого начала решившие, что бродяга переоценил свою важность, усевшись возле самого Вольги, нахмурились.
– Молитвы для бога!?– воскликнул один из них. – Да как ты смеешь лгать царевичу!?…
Он дернул бродягу за плечо, скрытое под меховым плащом, однако пола плаща ушла вслед за рукой и раскрылась, превратившись в гигантское грязное крыло.
Вскрикнув, огонь отпрянул от незнакомца, а сам царевич, сидевший рядом, изумленно вытаращил глаза. Огни вокруг стали вскакивать с мест, не зная, чего ожидать от невиданного нелюдя.
Нищий тем временем неуклюже развернулся к охотнику.
Его крылья были огромны, наверное, в размахе каждое было не меньше трех метров. Массивные изгибы запястий могли уложить не хуже слевитовской дубины, тяжелые пятнистые красно-белые перья спускались до самого пола. Вопреки первому впечатлению, крылья вовсе не были грязными, – так казалось из-за их цвета, – только очень мокрыми.
– Это два крыла последних, руками трогать запрещаю! – проговорил бродяга, окинув охотника недобрым взглядом.
Во внешности оборванца в драной одежде и с бинтами на ногах вместо обуви не было ровным счетом ничего угрожающего, разве что его рост, который легко мог сравниться с ростом среднего сенари. Однако, что-то в его лице заставило незадачливого охотника послушно кивнуть. На мгновение, когда их с крылатым взгляды встретились, огню показалось, что из зрачков незнакомца льется тусклый свет, но потом он понял, что это был только отблеск его собственного пламени на голове.
После этого неловкого кивка оборванец улыбнулся, как ни в чем небывало, и отвернулся от охотника, встряхивая мокрые перья. Капли полетели во все стороны, попадая на горячую кожу сенари. Несколько из них упало на лицо Вольги.
Царевич нахмурился.
– Так что же делает наследник Охмараги среди лесов и грязи рашемийской? – спросил нищий, вальяжно устраиваясь на лавке. Теперь, когда его крылья обнаружили, бродяга решил не складывать их, а упереться ими в пол и откинуться на них, как на спинку удобного кресла. – А впрочем дел до вас мне ровно никаких… Где мой эль, Гайдан!? Ты подогрей, подогрей его хорошенько!… Или ты хочешь, чтобы я опять заболел!?
По жесту хозяина одна из служанок торопливо поднесла ангелу вторую кружку дымящегося напитка. Все в зале, и рабы, и сенари, и даже царевич, едва ли не с открытыми ртами следили за тем, как крылатый залпом осушает вторую пинту эля.
– Готов поспорить, что бочонок он не выпьет! – вдруг крикнул рыжий леннай Вольги, на его лице заиграла предвкушающая улыбка.
– Ха! Хоть выпьет два, меня не перепьет! – нашелся один из слевитов.
Все взгляды вновь устремились на крылатого. Это был вызов.
– На интерес с леннайями не спорю, со слевитами эль разбавленный не пью, – проговорил Рэмол, сдувая с лица непослушную красную прядь. Голос его при этом звучал донельзя лукаво – даже слишком лукаво для ангела.
– Получишь четвертую часть, если выпьешь жидкого огня больше, чем Гард, – коварно улыбнулся леннай.
– Ха!
Ангел взмахнул крыльями, раздвигая ими блюда со стола. Он освободил достаточно место для того, чтобы слевит мог сесть напротив – этот жест и был его ответом.
Гайдан, хозяин «Лошадиной Косынки», уже послал одну из служанок за водкой.
– Потом не говори, что заставляли! – пригрозил Рэм севшему напротив слевиту.
– Отправлю тебя обратно к твоему богу! – пообещал слевит, многозначительно приглаживая огромную пышную бороду.
– Ох, лучше бы тебе этого не говорить, приятель! – произнес ангел, разминая шею и затекшие крылья.
Он ловко собрал спутанные длинные волосы в кривой хвост наверху, открывая лицо. Теперь все могли разглядеть набухшие красные вензеля, намертво въевшиеся в кожу на лбу и вокруг глаз, – клеймо изгнанника.
Леннайи зашептались, слевиты не сводили глаз с жуткой кроваво-красной маски, изуродовавшей вытянутое лицо бродяги. Однако ангелу не было до этих взглядов никакого дела, завязав волосы, он размотал грязные бинты на руках и скинул на пол мокрый плащ, оставшись в одной только старой заношенной рубахе, да штанах.
– Что ж, начнем!? – воскликнул он, глядя на слевита и потирая ладони в предвкушении.
Тот уже пришел в себя и вызывающе скалился. Им налили по стакану водки.
– Начнем! – крикнул слевит, опрокидывая в себя стакан залпом.
Ангел сделал то же самое.
Все с любопытством наблюдали за соревнующимися, первая бутылка прошла незаметно, как и вторая, а затем третья. Слевит пил, не закусывая, а ангел сметал все кругом, словно оголодавшая дворовая псина. На третьей бутылке оба нелюдя заметно захмелели, и тогда состязание начало становиться по-настоящему интересным.
И рабы и сенари окружили пьющих, не скрывая своего восторга: противники не забывали осыпать друг друга оскорблениями, а ангел то и дело вытворял своими крыльями всякие забавные штуки. Например, он умудрился обчистить карманы сидящего рядом огня так, что тот даже не заметил этого! Потом, правда, благочестивый небесный вернул охотнику украденное, – ангелы ведь не могут воровать. Так сказал сам крылатый, так что сенари, подходившие к ангелу ближе, чем на два метра, ни о чем не беспокоились, пока на следующее утро не обнаружили свои кошельки пустыми.
Рабы и даже сенари делали ставки, потом меняли их, добавляли, убирали… рыжий леннай Вольги умудрялся все запоминать и греб драгоценные камни горстями, не забывая следить за противниками.
Слевит после пятой бутылки заметно поплыл, да и ангел разомлел так, что едва ли не падал на лавку, но исход состязания был по-прежнему не ясен.
Вольга наблюдал за импровизированным соревнованием с интересом, но только поначалу. На странные пятнистые крылья оборванца царевич уже вдоволь насмотрелся, на его необычные красные волосы и клеймо на лице тоже, а больше в незнакомце не было ничего интересного. Поговорить с ним, судя по всему, Вольге так и не удастся: еще не хватало беседовать на глазах у всех с оборванцем, пьющим с рабами!
Вокруг царила страшная духота, вонь рашемийских солений и едкий душок жидкого огня – отвратительного крепкого пойла. Вольга не мог больше находиться посреди этого хаоса и вышел на улицу, сделав вид, что идет по нужде.
Стоило царевичу оказаться снаружи, его тело тут же охватила зябкая прохлада.
Сенари постоял какое-то время у закрытой двери, прислушиваясь к новым ощущениям, а затем открыл глаза и всмотрелся в темноту, обступившую постоялый двор.
Сначала он вздрогнул: в воздухе перед ним кружились тяжелые белые хлопья. С первого взгляда царевич решил, что это пепел от извержения вулкана – в детстве он уже видел одно, и эти воспоминания до сих пор преследовали его в кошмарах. Однако, Вольга тут же вспомнил, что он в Рашемии, где вулканов нет и в помине.
Вытянув вперед черную руку, сенари поймал одно из хлопьев, но поднести к глазам так и не успел: оно тут же растаяло, а образовавшаяся вода стремительно испарялась с горячей кожи.
Царевич широко раскрыл глаза от удивления. Он сделал шаг вперед, чтобы выйти из-под навеса над крыльцом, и уставился в черное небо, откуда на землю медленно спускались слипшиеся в комья снежинки.
Белые частицы льда кружились в свете уличного фонаря, словно пары в танце. Вольга завороженно наблюдал за ними, пока его взгляд не упал вслед за снежинками на землю.
Всю грязь, которую он помнил, словно накрыло белым одеялом. Ни следа прежнего уродства, только ровная белая пелена…
Дверь позади царевича тихо распахнулась, но Вольга даже не обернулся, он продолжил изучать странное явление природы. Его горячие ступни растопили снег сквозь подошвы туфель, золотая ткань которых утопала в грязи, но царевич не обращал на это никакого внимания.
– Первый снег, – произнес некто над самым его ухом. Вольга узнал голос крылатого оборванца.
Рэмола слегка пошатывало, но он держался на ногах, балансируя крыльями. Расправив их в стороны, ангел сладко потянулся и шумно вдохнул холодный воздух. На его лице, – совсем юном, как теперь показалось Вольге, – расплылась блаженная улыбка.
– Я пью уже лет сто, и с каждым разом опьянеть становится сложнее… – пожаловался крылатый. Царевич отметил, что под хмельком на языке стихий он лучше говорит. – Но, к счастью, слевиты, желающие меня перепить, еще не перевелись на этом свете! Хах, что за упрямый народ… – блудный ангел тряхнул красной гривой, беззвучно засмеявшись.
Вольга не ответил, он вернулся к созерцанию парящего в воздухе снега. Что ж, хоть что-то в этой убогой стране оправдало его ожидания. Снег был прекрасен.
Некоторое время они вдвоем с ангелом молча наблюдали за кружащимися белыми хлопьями. Покой и глубокая тишина, стоявшая вокруг, успокаивали, а холод бодрил после духоты.
– Твоя душа… – вдруг проговорил ангел. Что-то новое в его голосе заставило Вольгу обернуться.
Странный крылатый не сводил с него широко раскрытых глаз, из зрачков которых начал литься яркий свет.
– Ты глубоко несчастен, – продолжил ангел, и его голос дрогнул, словно от жалости, а брови взлетели вверх. – Так несчастен!… О, я знаю это чувство, оно знакомо мне!…
Нахмурившись, царевич на шаг отступил от пьяного небесного, чей взгляд становился все безумнее.
– Отойди от меня! – проговорил Вольга. По его волосам пробежал фиолетовый блик – короткий признак испуга. Однако их быстро сменили красные отблески, а вены на руках царевича вздулись. Он мог защитить себя от этого нелепого пернатого.
– Я не причиню тебе вреда, царевич Вольга! – ангел весело улыбнулся, заметив, что царевич готов собрать в руках огонь, и миролюбиво поднял ладони. – Но я вижу, что ты мучаешься! Я еще могу видеть это в некоторых душах… так странно. Давно уже забытое чувство.
Царевич не двинулся с места, он внимательно следил за ангелом.
– Ты страшно одинок, – сказал тот снова, смотря на Вольгу во все глаза. Так лекарь может смотреть на больного ребенка, которого мог бы вылечить. – Ты никогда не чувствовал свободы, тебя с рождения гоняли, словно дрессированного зверя…
От этих слов Вольга невольно вздрогнул.
Все детство он провел в тяжелой учебе и бесконечных тренировках: Златомир внимательно следил за тем, чтобы из его сына вырос достойный наследник. Друзей у царевича не было, разве что ручной ягуар, – ни на кого больше отец не оставлял ему времени. Пока Вольга не стал охотиться с другими совершеннолетними огнями, он не разговаривал ни с кем, кроме своих старых учителей, которые готовы были изводить его до потери сознания в угоду Златомиру. Искалеченное детство и юность – одна из самых страшных обид, в которые Вольга никогда никого не посвящал. Он знал, что эта жертва была необходима.
Откуда небесный выведал такие вещи?
– Ты никогда не знал искренней любви… – продолжил ангел, внимательно смотря на царевича светящимися глазами. – Даже мне она перепала, а ведь я меньше всех ее достоин!…
Вольга нахмурился. Он знал, что такое любовь женщин, и очень, очень многих женщин… однако, ему тут же вспомнилась эта храбрая нелюдь, щерящая маленькие клычки в попытке защитить своего убогого графеныша. Вольга точно знал, что ни одна из его наложниц, тем более его невеста, – никто из них никогда не сделал бы ничего подобного. Все они на самом деле будут счастливы, если он никогда не вернется из снегов Рашемии.
У сенари неприятно защемило в груди.
– Это все, – Рэмол махнул рукой в сторону постоялого двора, изнутри которого все еще доносились пьяные крики рабов и охотников. – Это же тюрьма!… Я вижу, что ты выше, много выше, чем эти пропащие собаки, называющие себя огнями! Ты рвешься вверх, подобно ветру, но твое положение удерживает тебя внизу, ломает тебе крылья!… – с досадой произнес ангел, встряхнув руками. – А ведь я могу освободить тебя! Во мне еще остались капли прежней силы…
Свет из его глаз в мгновение стал таким ярким, что огню пришлось прищурить глаза. Он не успел ничего понять и сделать, только почувствовал на своем лбу и груди пальцы ангела, от которых по телу волной прокатилось парализующее прозрачное тепло.
– Я помогу тебе!… – твердо сказал Рэмол, и его голос зазвенел, словно говорил не он один, а сотня, тысяча ему подобных. – Я сделаю тебя свободным, Вольга!