– Нет-нет-нет, Роберт, отдай мяч девочке, у тебя есть свой, – Пэйдж протянула сыну синий резиновый мяч, однако мальчик скривил лицо и, что было сил, пихнул мать.
– Отдай, сказала, – девушка повысила голос, глядя в недовольные глаза Роберта, но тот прижал розовый мяч девочки к груди и не хотел отпускать. Стоящая неподалеку хозяйка розового мяча тихо заплакала и побежала к матери.
– Девушка, попросите, пожалуйста, своего сына вернуть, – сдержанный тон женщины заставил Пэйдж повернуться. Перед ней стояла ухоженная молодая мама прекрасной девочки в розовой шапке с единорогом. Не то, что Пэйдж: вечно с немытыми волосами (даже когда она их мыла, они практически сразу становились грязными из-за активно выделяющегося пота), растрепанная и одетая в свисавшие с ее тела вещи. Но так, они хотя бы скрывали ее складки на животе и бедрах. Пэйдж с завистью смотрела на других мам на детских площадках: пусть и не все среди них были с макияжем или с тонкой талией, но точно все были вечно в хорошем настроении, от которого Пэйдж буквально тошнило.
Никто из женщин, которых девушка знала, ни разу не пожаловалась на усталость в декрете. Нет. Все были полны сил и энергии, у каждой получалось следить за бытом, за собой, при этом воспитывать детей и ублажать мужа. И Пэйдж искренне стремилась быть «такой же, как все». Вот только часто нервы давали сбой. Утром девушка вставала на час раньше, чтобы приготовить завтрак детям и мужу. Саймон уходил на работу, а Пэйдж отводила Роберта в садик, катя в одной руке коляску с Розой, а другой – крепко держа руку непослушного сына. Затем она гуляла с дочкой и спешила домой – готовить обед.
Когда Лиза спросила, почему Пэйдж готовит каждый день по несколько блюд, девушка ответила, что муж и дети едят только свежеприготовленные блюда. Когда она разогрела пасту на плите, Роберт выкинул тарелку с нетронутым ужином в помойное ведро. Объяснив это тем, что мужчина не захочет приходить домой после работы к разогретой еде или немытому полу.
Когда двухгодовалая Роза засыпала днем, Пэйдж спешила помыть полы и погладить постиранные вещи. После – на вторую прогулку с дочкой и забрать сына из садика. Потом – приготовление ужина, сюда же уборка в квартире и мытье посуды. А после того, как все легли спать, Пэйдж запиралась в ванной и тихо плакала.
Но она не жаловалась на свою жизнь. «Что еще нужно для женского счастья?», – говорила мать Пэйдж. И от своего гнева, девушке становилось не по себе. Пэйдж считала, что это с ней что-то не так. Она плохая мать, жена и хозяйка, это она сама виновата в том, что дает волю эмоциям. Разве у «настоящей хранительницы очага» будет желание плакать, жалеть себя и вообще уставать от домашних дел? Это ведь и есть «настоящее женское счастье».
Действительно, у Пэйдж было все, как казалось: любимый муж, который содержал всю семью, дети, собственная квартира… Глядя на ситуацию с Лизой и Гайлсом, Пэйдж говорила себе, что Саймон, – отличный отец и прекрасный муж. Он никогда не оскорблял ее и детей, не злоупотреблял алкоголем и уж тем более не поднимал на нее руку. Поэтому Пэйдж не могла да и не хотела жаловаться. Она и сама до конца не понимала, почему почти каждый вечер проводит в закрытой ванной со слезами. Единственная мысль, которая ей пришла в голову, когда за уборкой она нашла стопку художественных кисточек и несколько баночек с засохшей краской – она потеряла себя, как личность. Да, Пэйдж безумно любила мужа и детей, но она вдруг резко вспомнила, что и рисовать любила очень сильно. И как вообще она могла такое забыть?
Она отучилась в художественной школе, а после поступила на медика, потому что это одна из перспективных работ, как считала ее мать. Ей нравилось учиться. В университете, Пэйдж даже подрабатывала, продавая небольшие картины «на заказ». Но как только она вышла замуж и родила Роберта – ее жизнь круто изменилась и на первое место прочно встала семья. Пэйдж убрала далеко в ящик все, что напоминало ей о ее хобби – так было легче его забыть. К тому же, в декретной суете это сделать было не так уж и сложно.
– Да-да, я уже… – заколебалась Пэйдж, аккуратно вытягивая из рук Роберта мяч.
– Девушка, – к Пэйдж подбежала женщина с младенцем на руках, – это ваша дочь в красном комбинезоне? Она ест землю и…
Пэйдж рывком вырвала у Роберта мяч, сунув игрушку в руки ожидавшей ее женщины, а затем ринулась к Розе, которая уже шлепала ладошкой лужу. Послышался дикий визг. Пэйдж посадила чумазую дочь в коляску и, схватив за руку Роберта, поспешила уйти с площадки под осуждающий шепот матерей.
Вся одежда и лицо на девочке было в грязи. Она громко плакала, пытаясь вылезти из коляски, а ее брат всеми силами упирался ногами о землю и громко кричал, выражая недовольство. Пэйдж чувствовала на себе пристальные взгляды прохожих, норовящих что-то прошептать вслед о непристойном поведении детей и ненадлежащем воспитании.
Так часто заканчивались совместные прогулки. Пэйдж чувствовала существенную разницу, гуляя утром с одной Розой. Роберт был избалованным ребенком. Пэйдж в этом винила себя, когда из-за нахлынувшей любви и мнениям со стороны, она не замечала, как превращает собственного сына в невоспитанного человека. Но с Розой, она решила, что все будет иначе.
Вообще, Пэйдж не хотела больше детей. Но так «требовало» общество, муж и родители. Ведь один ребенок вырастет избалованным и ему скучно будет, ведь так? Пэйдж слушала жалобы Лизы на то, что Гайлс совсем не помогает ей с ребенком и бытом, что она хочет иметь хоть немного личного времени и пыталась вспомнить саму себя после родов. Все тело жутко ломило ровно месяц, а потом постепенно начало отпускать. Аппетит жутко разыгрался, и Пэйдж частенько баловала себя выпечкой в ближайшей пекарне. Она старалась готовить для мужа каждый день что-то вкусное и интересное, а потому не могла удержаться, чтобы не попробовать самой. Но девушка не замечала, как маленькая порция вдруг превращалась в большую, и съедалась под чистую. Всякий раз, когда Пэйдж вдруг становилось грустно – она покупала себе что-то сладкое. «Должна же я себя чем-то радовать», – оправдывалась она, стоя перед зеркалом, но когда очередная плюшка или кекс был съеден – девушка мысленно ругала себя, называя безвольной жирной коровой.
Пэйдж настолько погрузилась в материнство, что единственной темой для разговора были ее дети. Как Роберт сегодня разрисовал стены или измазался в каше. А когда появилась Роза хлопот стало еще больше, и девушка погрузилась в «день сурка».
Саймон тоже не особо был включен в воспитание детей, а по поводу ведения хозяйства он заявил, что это женские обязанности, ведь он, мужчина, зарабатывает деньги. И тут Пэйдж не решалась спорить. Да, деньги в их семье были, и Пэйдж могла себе позволить купить и новую одежду, и косметику, вот только ей совсем не хотелось этого. Лиза много жаловалась на то, что теряет себя. Пэйдж молча ее слушала и всячески поддерживала, но вот помочь советом не могла, потому что себя она уже давным-давно потеряла.
– Не хочу, не хочу домой! – кричал Роберт, скользя пятками по дороге. Он пытался сесть на землю, но Пэйдж крепко вцепилась в его руку и, толкая коляску с орущей дочерью вперед, торопилась к дому.
Вспотевшая и озлобленная, она зашла в лифт, пряча глаза от зеркала. Девушка распахнула на себе куртку, чтобы хоть как-то освежиться, и подтянула черную свободную водолазку вниз, прикрывая бедра. Эту водолазку Пэйдж купила, когда зашла на рынок за рыбой и овощами. Она просто указала на вещь, даже не примеряя, сунула ее в коляску. И так покупки совершались всегда.
Однажды она пошла с подругами по магазинам, оставив детей у своей матери. Однако быстро устала шататься по душным зданиям. И все вещи, которые Пэйдж действительно понравились, были ей малы. Она видела, как стройные девушки примеряют красивые наряды и крутятся возле зеркал, а на свое отражение лишний раз даже не хотела смотреть. Там была вечно недовольная, уставшая женщина с лишним весом и опухшим от ночных слез лицом.
Зайдя в квартиру, Пэйдж скинула куртку с себя, бросив у шкафа, а затем тут же принялась раздевать дочь. Через полчаса довольные дети сидели возле телевизора, пока Пэйдж «колдовала» над ужином.
– Я дома, – послышался радостный голос Саймона. Пэйдж услышала, как он громко запер дверь, а затем послышался топот детских ног по коридору.
– Папочка! – выкрикнул Роберт.
– Папа! – подхватила Роза.
Пэйдж смахнула подолом фартука накатившиеся слезы. Саймону не стоит ее видеть расстроенной, так учила ее мать. Мужчина, возвращаясь с работы, должен хотеть идти домой, а не в бар. А для этого нужно, чтобы дома было чисто, ждал вкусный ужин и счастливая жена. Кому понравится приходить в квартиру, в которой сидит замученная недовольная женщина? И это почти те же самые слова, что говорил сам Саймон. Пэйдж даже казалось, порой, что они сговорились с ее матерью, и теперь говорят одинаковыми фразами.
– Привет, любимый, – Пэйдж подошла к мужу и чмокнула его в щеку.
– Привет, любимая. Что у нас на ужин?
Первым вопросом Саймона было всегда про еду. И поначалу Пэйдж это очень расстраивало, ведь он мог бы спросить, как прошел ее день, и как она себя чувствует, но со временем, девушка смирилась. Саймон любил ее, она это знала. Когда после рождения сына Пэйдж так и не смогла сбросить вес (а после рождения дочери она еще больше располнела), Саймон ни сказал ни слова. Он словно тоже выносил две беременности и набрал вес. А на вопросы девушки о своей фигуре, мужчина ласково отвечал: «хорошего человека должно быть много».
– Запекла утку в духовке с овощами. Так что давай переодевайся, мой руки и за стол.
– Пап, мама сегодня отняла у меня мячик, а Роза наелась грязи! – Роберт повис на плечах отца, не давая ему пройти в зал.
– Ну и мама! Ай-яй-яй, – Саймон цокнул, улыбаясь жене.
И это тоже было одной из причин, почему Пэйдж плакала в ванне. Несмотря на то, что она делала для своих детей, они любили больше отца. А ее, порой, могли стукнуть или обсыпать грубостями. После чего тут же были наказаны, и от этого еще больше злились на мать. Саймон не особо любил проводить время с детьми, играя в игрушки. Его хватало буквально на десять минут, после чего он кряхтел и заваливался на диван напротив телевизора.
– Я завтра встречусь с друзьями. Кристиан позвал к себе, он поставил бильярдный столик, – Саймон обнял жену со спины, чмокнув ее в затылок, а после сел за стол, ожидая своей порции утки.
– Завтра? Мы хотели поехать в детский центр, ты забыл? – голос Пэйдж был слегка раздраженным, но она сдерживала весь гнев внутри себя. Ругаться сейчас у нее не было сил.
– Да, помню, конечно. Но ведь мы можем сделать это в воскресенье?
– В воскресенье детей заберет мама.
– Может и не забирать. Поедем, как и планировали в центр. Заберет на следующей неделе.
– Ну, уж нет. Я ведь тоже хочу отдохнуть, – Пэйдж раздраженно сунула тарелку с ужином мужу под нос.
– А вилку?
Девушка бросила вилку рядом, на стол.
– Ты чего такая злая? – Саймон принялся за ужин, пока Пэйдж накладывала порции себе и детям.
– Устала.
– Любимая, ты ведь знаешь, что и я работал всю неделю. Кристиан в воскресенье не может нас принять, поэтому и позвал завтра. Я надеялся на твое понимание. Обещаю, свозим детей в центр в следующую субботу, идет? А в воскресенье отдохнешь.
– Хорошо, – выдохнула девушка. Спорить дальше было бесполезно. Саймон все равно бы уехал к друзьям, вот только уехал бы, поругавшись с Пэйдж или нет. И девушка выбрала второй вариант.
После ужина Саймон с детьми ушли к телевизору, пока Пэйдж мыла посуду и убиралась на кухне. Она купала детей и читала им книжки на ночь, пока муж пялился в мобильник, читая новости, а после и он уснул. Пэйдж делала все на автомате, а в голове крутилась единственная мысль, которая ее грела: «еще немного, и я смогу поплакать в одиночестве».
Она тихо, стараясь не шуршать упаковкой, съела спрятанную шоколадку, запивая водой. А после заперла щеколду в ванной и села на пол, уткнув лицо в ладони. Она плакала не слышно, прокручивая в голове варианты выхода из этого вечного адского круговорота. Но ни один из вариантов не казался ей хорошим. Пэйдж могла плакать час, два и даже три, останавливаясь, чтобы выдохнуть. Наконец, когда мысли и слезы закончились, девушка умылась, кинув мимолетный взгляд на раздражавшую ее девушку в зеркале. Да, она ее ненавидела. Пэйдж выпила стакан воды и взглянула на светящийся экран мобильника: сообщение от Келли «Срочно! Завтра в два собираемся у меня. Дело касается Лизы».