ТАЛИЯ
Тем же вечером, после того, как мы смогли выбраться из воды, Хантер поймал попутку, и мы вернулись домой, решив оставить список на завтра. Я чувствовала себя так, будто меня переехал камаз.
Одежда очень быстро высохла на солнце, но от впитавшейся в ткань соли, стала неприятно натирать кожу. Стоило нам переступить порог дома, я тут же разделась, а Хантер набрал горячую ванну. Мы приняли её вместе: я устроилась у него между ног, прижавшись спиной к груди. В тот момент никто из нас не думал о сексе, несмотря на наши обнаженные тела, плотно прилегающие друг к другу. Это стало каким-то откровением. Мы просто лежали, болтали, смеялись, в общем, делали всё, чтобы проигнорировать огромного розового слона в комнате.
На самом деле слонов было несколько.
Во-первых, сегодняшний день. Мы чуть не погибли. Кажется, что я никогда не была так близка к смерти. Но не только это пугало меня, Хантер тоже мог погибнуть. По какой-то причине это волновало больше, чем собственная кончина. Не знаю, в чём была причина. Может в том, что моя жизнь в Сан-Диего была настолько ужасна, что проще было умереть, чем возвращаться?
– Ты прекрасна, сирена… Лучшее, что происходило со мной в жизни.
Его слова нашли уютный уголок в моём сердце. Может я дура, ноискренне верила, что это не было ложью. Верила, что нравлюсь Хантеру так же сильно, как и он мне, но он боится себе в этом признаться или не хочет. Надеялась, что он сказал это не для того, чтобы успокоить меня в тот момент.
Во-вторых, накануне Хантер открыл мне свой секрет, и я знала, что придёт время отплатить тем же. Я надеялась, что хорошо скрываю своё истинное лицо, но Хантер проницателен и умён. Он не будет спешить, позволит моему глупому разуму почувствовать себя в безопасности рядом с ним, а после сбросит бомбу в самый неожиданный момент.
Это случилось на следующий день.
С самого утра мы вычеркивали пункты из списка сестры Хантера, вставляя между ними быстрый секс в машине, океане, легкий петтинг на колесе обозрения, и снова секс в общественном туалете, в который я затащила Хантера силой. Последнее было ужасно, но я любила подобные вещи. Безбашенные и грязные. Такие же, как я сама…
Мы не стремились вычеркнуть все пункты, делали то, что нам обоим нравится и наслаждались временем вместе. Осталось около пяти пунктов, когда мы бросили эту затею и вернулись домой, чтобы провести последний вечер в спокойствии и уюте.
Мы смотрели какой-то детективный сериал, который нравился Хантеру. Я закидывала в рот попкорн, пока он нежно массировал мои ступни, которые лежали на его бёдрах.
– Какая ты на самом деле?
Вот так просто он сделал это. Ни с чего. Взял и задал вопрос, который я, одновременно боялась и ждала.
Но я не собиралась сдаваться так легко. Затолкав в рот побольше попкорна, сделала вид, что не услышала его. Я надеялась, что его слова так и останутся висеть в воздухе, но, конечно, этого не случилось. Хантер выхватил мою миску из рук и поставил в дальний угол журнального столика.
– Эй! Я вообще-то ела!
– Расскажи мне. – Более настойчиво произнёс Хантер.
– Не понимаю о чем ты? – Ответила я и, облизнув пальцы после солёного попкорна, взяла пульт, чтобы увеличить громкость.
– Талия…
Хантер резко дёрнулся в мою сторону, попытавшись выхватить пульт, но я была готова. Выпрямив руку, как можно дальше, я ухмыльнулась и показала ему язык. Уголок его гуд дёрнулся, он покачал головой и вернулся на своё место. Наверно он думает, какая я маленькая идиотка. Плевать. Всё, что угодно, лишь бы не говорить о моей жизни.
– Ты же понимаешь, что такое поведение еще больше разогревает мой интерес? Я дал тебе кое-что о себе, не смотря на правила, теперь прошу ответить взаимностью.
– Ты про те правила, где я сказала всегда пользоваться презервативом? – Пожимаю плечами. – Очевидно, договор расторгнут.
Хантер тяжело вздыхает, возвращая свой взгляд на экран. Я кошусь в его сторону и наблюдаю, как его губы плотно сжимаются в тонкую линию. Он кажется разочарованным. Это настоящая эмоция или он играет? Действительно расстроен или просто хочет вытащить из меня информацию? Чертов манипулятор!
Его рука нежное проходится по моей лодыжке и колену, вероятно, это неосознанное действие, но по телу сразу бегут маленькие мурашки, от чего я немного расслабляюсь.
Тяжело вздохнув, бормочу слова. – Я правда не…
Не глядя, он сжимает нежный участок кожи чуть ниже внутренней стороны моего бедра.
– Не произноси то, что не будет являться правдой.
Отвожу взгляд, размышляя о своих следующих словах. Что я должна сказать? Мой отец – владелец одного из крупнейших в штатах инвестиционного холдинга, является прекрасным и понимающим человеком в газетах и новостях, баллотируется в мэры и жертвует деньги в фонды, но в жизни тиран и властный ублюдок, который издевался надо мной морально и физически почти всю жизнь? Сомневаюсь. Мне, правда, хотелось поделиться с Хантером хоть чем-то, но я не могла раскрыть ему личность отца. Я могла доверить ему свою жизнь, но не это. Если скелеты из шкафа Джорджа Берга выйдут наружу, у него будут проблемы, соответственно они будут и у меня.
Я могла бы рассказать Хантеру правду, не называя имени и без грязных подробностей.
– В Сан-Диего… – Начинаю я, пытаясь собраться с мыслями. – Моя жизнь не так беззаботна, как здесь. Некоторые люди… – Я решаю не уточнять, что это мой отец, так как может последовать ещё больше вопросов. – Они требуют от меня то, что я не хочу давать им. Требуют полного подчинения. Я не знаю, возможно, то, что ты видишь сейчас и есть настоящая Талия. Сумасшедшая, громкая, облизывающая пальцы после еды… Там я пустая оболочка, без собственного мнения и желаний. Видимость того, что они хотят увидеть. Я ненавижу свою жизнь.
Хантер смотрит мне в глаза, будто пытается прочесть, говорю я правду или нет. – Поэтому ты… Ведешь себя слегка вызывающе? Пытаешься идти против системы?
Я фыркаю от смеха. Слегка вызывающе? Да он просто не знает Кира – моего лучшего друга. По сравнению с ним, я – ангелок. Но мне нравится, как Хантер прямо говорит то, что думает. Наверное, это очень удобно, не задумываться понравятся ли твои слова собеседнику или нет.
– Да. Там я себя сдерживаю. Слишком много общественного внимания. – Не подумав, бросаю я, но слишком поздно. Брови Хантера слегка приподнимаются.
– Общественного?
Конечно. Слишком очевидный подбор слов. Не сложно догадаться, что я из публичной семьи.
– Я имела ввиду, что те люди… Они постоянно наблюдают, им не нравится, когда я выхожу за некоторые рамки и не слушаюсь.
Хантер обдумывает мои слова. Это видно по его пронзительному взгляду и по тому, как нервно стучит его указательный палец по моей ноге.
– Они причиняют тебе боль? Поэтому ты так дёрнулась, когда я хотел убрать песок с твоих волос?
Я выдавливаю улыбку, чтобы он не стал копаться в этом, но чувствую, как в горле появляется ком.
– Всякое бывало, но, как видишь я в порядке. Когда я достигла определенного возраста, всё стало немного проще.
– Полагаю, ты сбежала?
– Нет. Просто взял отпуск.
Убираю с него ноги и встаю, чтобы взять тарелку с попкорном, желая чем-то заткнуть себе рот.
– Все! Это всё, что ты получишь. – Фальшиво улыбаюсь и делаю звук на телевизоре громче.
На самом деле я думала, что Хантер настоит на продолжении разговора, но он довольно тактичен, поэтому просто кивает и переключает своё внимание на экран.
А я продолжаю думать, не сказала ли ничего лишнего? Хотя даже если он, что-то и понял, то ясно дал понять, что продолжения нашей истории не будет. Вряд ли он вернётся в Вашингтон и начнёт, что-то на меня копать. Уверена, у него есть дела поинтересней, чем выяснять кто же та сумасшедшая с Гонолулу.
Спустя некоторое время я нарушаю тишину.
– Во сколько у тебя вылет?
– В десять утра. – Отвечает он, не отрывая взгляда от экрана.
– О, это рано. Я уеду раньше, ненавижу прощаться. – Пытаюсь сделать свой голос более легкомысленным, но чувствую, как он дрожит.
Я не ненавижу прощаться, я отказываюсь прощаться с ним. То, что Хантер дал мне за эти пять дней, не давал никто раньше. Эмоции, тепло, безопасность, заботливость и нежность. Даже если всё это было игрой в одни ворота я благодарная ему за то, что он дал мне возможность почувствовать себя любимой. Более того, он познакомил меня со страхом. Я действительно стала чувствовать себя увереннее, создавалось ощущение, что я могу свернуть горы.
Да, поначалу он меня немного раздражал свой уверенностью и идеальными манерами, но когда мы узнали друг друга лучше, всё изменилось. Хантер открылся мне и достойно терпел все мои выходки. Этот мужчина со своими причудами, принял мое сумасшествие, так же, как я приняла его. Он помогал мне подбирать конверсы под цвет одежды, заказывал пиво с ананасом, а когда официанты переспрашивали, невозмутимо подтверждал заказ и говорил «Какие-то проблемы?»
Мне нравился наш секс, наши приключения, то, как мы подстёгивали друга друга. А ещё мне нравился его редкий смех.
Я могла бы влюбиться в него. Черт. Возможно, это уже произошло.
Глаза защипало то ли от болезненного осознания ситуации, то ли от нахлынувших воспоминаний, которые я хотела бы навсегда оставить в своём сердце. Я не могла позволить себе слёзы. Не сейчас. Я буду реветь в подушку, когда мы расстанемся. Возможно, я буду делать это некоторое количество дней. Но в итоге я справлюсь.
Но даже не само расставание разбивает мне сердце, а тот факт, что это никогда не было и не будет взаимным. Хантер отказывается чувствовать, а это значит, что он забудет про меня, как только выйдет за дверь. В самолете он уже будет писать своим подружкам из Сиэтла, а через месяц не вспомнит моё имя.
– Ты вернёшься в трейлер-парк? – Спрашивает Хантер, возвращая меня в реальность.
Небрежно пожимаю плечами. – Возможно. Или может, поеду на другую половину острова. Пока не решила.
Конечно, я уже всё решила. Мой билет туда-обратно был куплен одновременно. Я улетаю, через два дня. Так что одна ночь в отеле отрезвит меня. В трейлер-парк я не вернусь, это точно.
– Значит, ты планируешь встать раньше меня и уехать?
Я киваю, ковыряя ногтём заусенец. Всё что угодно, лишь бы не встречаться с ним взглядом.
– Иди сюда.
Хантер тянет меня за руку, усаживает на свои бёдра и крепко обнимает. Прижимаюсь щекой к его груди и позволяю пустить одну одинокую слезу. Он притягивает меня ещё сильнее, будто хочет, чтобы я проникла ему под кожу и утыкается носом в мою макушку. Он делает глубокий вдох, а моё сердце так громко стучит, что я удивляюсь, как он не слышит его. Все его действия так сильно противоречат словам, что я совсем запуталась и бесповоротно влюбилась.
***
Глаза режет от соли, кручусь на месте, ноги сводит, но я продолжаю махать руками, чтобы тёмная глубина не затащила меня в пучину. Пытаюсь хоть, что-то сделать, чтобы всплыть, но меня, будто держат невидимые кандалы. Тогда я вижу его. Хантер прямо подо мной, он не пытается бороться, как это делаю я. Его руки и ноги широко раскрыты, а глаза выглядят остекленевшими и отчаявшимися. Яростный крик вырывается из моего горла, но вода заглушает любой звук. Хантер медленно опускается вниз, пока я пытаюсь сделать хоть что-то, чтобы помочь ему, но ничего не выходит. Я не двигаюсь ни на дюйм. Чувствую, как мои лёгкие заполняются водой, виски пульсируют, а грудь разрывается от жгучей нехватки кислорода. Тело Хантера почти не видно, он отдаляется от меня, умирает, а я, кроме как смотреть, ничего не могу сделать. Последнее, что я вижу, прежде чем отключиться – его улыбку.
Подскакиваю на кровати, хватаюсь за горло и пытаюсь дышать. Моя грудь вздымается и опадает, пот скатывается по лбу, я пытаюсь сориентироваться в пространстве. Прозрачный тюль мягко развевается от утреннего морского ветра, солнечные лучи проникают в спальню, ярко освещая пустующую половину кровати. Беру телефон и смотрю время. Половина одиннадцатого. Хантер уехал несколько часов назад. Проверяю будильник, и, конечно, он отключён. Хантер оставил меня после того, как я сказала, что не хочу прощаться. Он не позволил мне уехать, он, молча, уехал сам.
Воспоминания прошедшей ночи заставляют сердцебиение участиться. Вспоминаю, как Хантер покрывал поцелуями каждый дюйм моего тела, как мы выбивали себя под кожей друг у друга, ласкали и запоминали. Мы занимались любовью. Обычно, это был быстрый страстный секс: в общественных местах или машине. Но когда возвращались домой, когда выключался свет, мы занимались любовью.
Думая об этом сейчас, я отказываюсь верить, что он ничего не чувствовал. Его действия говорили об обратном, но он боялся признаться. Маленькая надежда, что он не забудет меня, поселилась в груди, и я лелеяла её.
Мой взгляд падает на прикроватную тумбочку, я замечаю письмо, на котором лежит ожерелье из мелких красивых камней, которые мы собирали несколько дней назад. Из меня вырывается горький всхлип, когда я беру его в руки. Мелкие камешки, разных форм и цветов, сквозь которые продета простая тоненькая веревка, но с маленькими замочками на концах. Эта прекрасная работа требовала усилий и старания.
Хантер сделал это для меня. Возможно, он ездил в мастерскую, но это не имело значения. Важен сам жест. Он хотел, чтобы я запомнила его.
Перебирая холодные камни в руках, я не смогла сдержать слёз. Я плакала о нас. О том, что никаких нас больше не будет. Я ничего не знаю о нём, кроме имени, города и возраста. Уверена, что мужчин подходящих под критерии в Сиэтле больше сотни. У меня нет средств, чтобы искать его. И я не уверена, что ему это нужно.
Вытираю слёзы и беру письмо. Идеальный подчерк, как и он сам. Витиеватые заглавные буквы со смешными завитками заставили меня улыбнуться. Это был Хантер. Весь такой вычурный и дотошный.
Дорогая, Талия, прежде всего, хочу сказать спасибо за то, что сделала мой отпуск таким незабываемым. Ты открыла мне глаза на многие вещи, и я безумно благодарен тебе за это.
Моя жизнь до тебя была чередой обстоятельств, над которыми, как я думал, не властен. Но твой юный оптимизм, твой заразительный смех, твой взгляд на жизнь, дали мне хороший пинок под зад. (Смотри, я ругаюсь)
Ты изменила, что-то во мне и я никогда не забуду этого.
Прошу тебя, не гаси эту искру в себе из-за других людей. Когда ты вернёшься домой, оставайся той сумасшедшей прекрасной сиреной, которой ты была рядом со мной. Если люди не принимают тебя, то им не место в твоей жизни.
Мои слёзы, которые я вытерла минуту назад, прорываются с ещё большей силой, смешиваясь с соплями из носа. Бумага мгновенно становится влажной, буквы расползаются и мне приходится сощуриться, чтобы продолжить читать.
Несмотря на то, что я сказал, я прошу тебя забыть меня и жить дальше счастливой жизнью, которой ты достойна, как никто другой.
– Ублюдок…
Печаль сменяется гневом. Он не может просто прийти в мою жизнь, кардинально изменить её, а потом просить забыть его.
Дом, в котором мы провели эти дни в твоём полном распоряжении на три месяца. Он оплачен, холодильник забит едой, так же как и подсобка. Я позаботился о пиве в морозилке и ананасах в ящике для фруктов.
Это меньшее, что я мог для тебя сделать, поэтому прошу остаться здесь, а не возвращаться в трейлер-парк.
Уважай себя, Талия. Выбери достойного тебя мужчину. Я очень надеюсь, что ты не разглядела во мне такого. Потому что я не стою даже одного твоего взгляда. Я действительно ничего не чувствовал к тебе и мне жаль.
Прощай, моя маленькая сумасшедшая сирена.
Я перечитывала это письмо раз за разом, пока оно не стало полностью влажным и делать это стало невозможно. Моё горло опухло, нос перестал дышать, а глаза щипало.
Он попросил забыть его? Так просто? Вычеркнуть из своей жизни, будто нас никогда и не было? Мудак, это невозможно!
Он признался, что ничего не чувствовал в то время, как моё тело плавилось от его прикосновений, а мысли тонули в его словах и взглядах. Мне захотелось разрушить этот дом к чертовой бабушке! Я сожгу это место вместе с воспоминаниями, как он и хотел!
Всё, что мы разделили, были для него приятной побочкой в отпуске.
Он собрал меня по кусочкам, чтобы разбить вдребезги. Лучше бы он ничего не писал.
Ненавижу! Ненавижу его!
И люблю…
***
Я проплакала ещё несколько часов. Когда мой живот заурчал, я порылась в полках и достала пачку чипсов. Воспоминания о том, как Хантер злился, когда я ела чипсы в постели, вновь заставили меня плакать, и я выкинула их в урну.
– Идиотка! Он даже не злился, просто делал вид! Какая же ты дура, Талия!
Спустя час я собрала свои вещи, надела ожерелье и последний раз пробежалась взглядом по дому, который целиком и полностью напоминал Хантера. Не хочу оставаться здесь даже на два дня.
Взглянув в зеркало, я не могла оторвать взгляд от своей шеи, камни плотно обнимали моё горло, наподобие чокера. Загорелая кожа ярко контрастировала со светлыми камнями. Рыжие взъерошенные волосы лежали на плечах. Я была молода и красива. Но мои глаза кричали о разбитом сердце внутри.