Он вошел в свой кабинет и огляделся. Все было, как всегда, на своих местах. Еще не привыкший к этой комнате, он в первые дни всегда осматривался, словно опасаясь, что в его отсутствие в кабинете могут побывать чужие люди. Просто обычная скученность и отсутствие нормальных условий для работы были обычным явлением в прокуратуре. Он двадцать лет проработал в районных и городских прокуратурах, пока наконец не попал в Москву, где и был назначен три недели назад следователем по особо важным делам прокуратуры республики.
И почти сразу исполняющий обязанности прокурора республики поручил ему загадочное и очень громкое убийство известного банкира. Павел Алексеевич был на похоронах и видел, кто именно пришел проводить убитого банкира в последний путь. Когда в зале стали появляться некоторые министры, у него начало портиться настроение, но когда рядом с телом усопшего в почетный караул встали премьер-министр и его первый заместитель, следователь Пахомов окончательно понял, что найти убийц – это весьма проблематично. Слишком много высокопоставленных лиц на один квадратный метр появилось в этом зале, и у сравнительно молодого, сорокапятилетнего следователя уже сложилось стойкое предубеждение против самого расследования и подозрительной личности жертвы преступления. Но нашумевшее дело, как это и полагается в таких случаях, было поручено именно ему – следователю по особо важным делам прокуратуры республики, и он просто обязан был узнать тайну смерти Сергея Караухина.
Пахомов был действительно опытным и умелым следователем. Он справедливо рассудил, что розыск убийц нужно начать прежде всего с ревизии финансовой деятельности самого банкира. Но получить разрешение на ревизию в банке оказалось сложнее, чем он думал. Заместитель прокурора республики, курирующий следственное управление, долго не соглашался с доводами Пахомова, доказывая, что нет необходимости проверять банк Караухина, известный на всю страну своей надежностью и большими благотворительными акциями. Тем не менее Пахомову удалось настоять на своем, и ревизоры приступили к проверке деятельности банка, подспудно помня о том, что результаты проверки нужны и для выяснения обстоятельств гибели банкира.
Заместитель прокурора республики был отчасти прав. Дела в банке действительно шли очень хорошо, и его акционеры могли не тревожиться за будущее своих вкладов. Но отчасти прав оказался и сам Пахомов. Удалось выяснить, что Караухин несколько раз выдавал крупные кредиты без надлежащего оформления и необходимых в подобных случаях гарантийных писем. Особенно следствие заинтересовал кредит, выданный на очень льготных условиях «Гамма-банку» три месяца назад. Деньги были выданы по личному распоряжению Караухина, согласившегося на столь невыгодные условия кредита для своего банка.
По распоряжению Пахомова для допроса в качестве свидетеля был приглашен президент «Гамма-банка» Михаил Никитин, но и тот не сумел прояснить обстоятельства выдачи столь крупного и льготного кредита. Считать, что Никитин убрал своего благодетеля за такой кредит, было наивно и опасно. Пахомов понял, что с этой стороны расследование зашло в тупик.
Большую помощь следствию оказал тридцатипятилетний помощник Караухина, бывший сотрудник научно-исследовательского института Аркадий Чешихин, который действительно был в курсе многих начинаний своего непосредственного руководителя. Казалось, все шло нормально, но несколько дней назад, возвращаясь домой с очередного допроса, столь важный свидетель не сумел правильно перейти дорогу, и в результате оказавшийся на повороте автомобиль сбил его прямо у дома. Чешихин скончался по дороге в больницу.
Пахомову очень не понравилась эта «случайная авария». Он сам выезжал на место происшествия и убедился, что наезд мог быть совершен либо преднамеренно, либо в результате принятия водителем чудовищной дозы алкоголя. Ничем другим такое происшествие просто нельзя было объяснить. И хотя милиция больше склонялась ко второму варианту, Пахомов был слишком опытным, чтобы поверить в совпадение таких двух случаев. Следовало более тщательно искать автомобиль, благо один из находившихся неподалеку свидетелей запомнил первые две цифры сбившей Чешихина машины. Павел Алексеевич исходил из своей собственной логики расследования подобных происшествий и понимал, что два убийства подряд означают нечто большее, чем просто устранение нежелательных свидетелей.
С самого начала расследования он старался не думать о возможном результате, понимая, что раскрыть подобное заказное убийство Караухина будет достаточно сложно и трудно. Но подсознательно огромная, неприличная сумма в миллион долларов, конечно, сильно давила на сознание, предопределяя все его дальнейшие действия. Он стал чаще суетиться, раздражаться по пустякам. Несмотря на все попытки забыть о награде, он хорошо понимал, что раскрытие данного преступления просто переведет его в другую категорию людей, и он сможет навсегда уйти из прокуратуры.
Пахомов любил свою работу. И не был тем привычным хапугой, какими стали в последнее время многие сотрудники прокуратуры и особенно милиции. Но он не был и ангелом. Различные подарки и мелкие услуги он, конечно, принимал с благодарностью, а однажды даже убрал из уголовного дела имя одного из обвиняемых, сестра которого помогла его дочери попасть в медицинский институт. И хотя по большому счету это была не очень суровая статья, обвиняемому грозило всего три года условно, тем не менее он два месяца ходил на работу, вздрагивая при каждом вызове к начальству и справедливо считая себя почти уголовным преступником. Конечно, все обошлось. Дочь уже училась на третьем курсе, но воспоминание о том постыдном для себя факте не давало ему покоя. Он был относительно честным человеком, каким только и должно быть в правоохранительных органах России в период безвластия и развала.
Но миллион долларов – слишком большая сумма даже для такого честного человека, как Павел Пахомов. Он видел, как настойчиво прилипают к делу все его руководители от заместителя прокурора республики до начальника следственного управления. Даже исполняющий обязанности прокурора республики несколько раз интересовался ходом расследования, улыбаясь так сладко, чтобы не оставить сомнений, кто именно получит большую часть награды в случае успешного завершения дела.
В отличие от заместителя прокурора, самого и. о. очень не любили в прокуратуре. Он пришел из президентского аппарата и вот уже три года сидел в качестве и. о. Несмотря на все попытки президента протащить свою кандидатуру на должность прокурора республики, Государственная дума раз за разом отклоняла эту слишком одиозную и очень пристрастную в своих симпатиях фигуру. Кроме всего прочего, выяснилось, что в молодые годы и. о. был негласным стукачом, исправно донося на своих товарищей по работе в прокуратуре. Этого, конечно, простить не могли, и поэтому глухая неприязнь к руководителю, переросшая в откровенную антипатию, была характерной чертой почти всех сотрудников центрального аппарата прокуратуры республики. Кроме самого Пахомова, который считал себя свободным от политических пристрастий и не очень интересовался аппаратными играми в стенах родного заведения. Может, поэтому и. о. и благоволил к Пахомову, позволил ему сделать столь стремительную карьеру и даже присвоил ему классный чин старшего советника юстиции значительно раньше срока. Но миллион долларов… Эта сумма словно светилась на спине Пахомова, когда он выходил в коридор. Все коллеги провожали его завистливыми взглядами, за такие деньги они готовы были искать убийц Караухина все двадцать четыре часа в сутки.
Но Пахомова в этот день больше всего волновала машина, так некстати наехавшая на Чешихина. Войдя в кабинет, он позвонил следователю милиции капитану Перцову. Его коллега был моложе на двенадцать лет и только недавно перешел на следственную работу из уголовного розыска. Может, поэтому в нем еще сохранилась прежняя импульсивность, уже не свойственная самому Пахомову.
– Как дела, – спросил Павел Алексеевич, – есть что-нибудь новое?
– Ищем автомобиль, – виновато ответил Перцов. – Пока никаких следов. Мы проверяли по нашей картотеке. У нас просто нет такого автомобиля с такими номерами. Но поиск все равно продолжаем.
– Думаешь, была не местная машина?
– Не знаю, свидетель видел только две первые цифры. Никаких букв он не запомнил. Но зато точно помнит, что на номере не было никаких флажков. Сейчас многие республики ввели у себя такие номера с национальными флажками. Думаю, что автомобиль был все-таки наш, российский, но, возможно, из провинции.
– Нужно искать, – немного раздраженно напомнил Пахомов, – я тебе говорил, что это, возможно, преднамеренный наезд. Нужно обязательно найти этот автомобиль и его владельца.
– Я понимаю, Павел Алексеевич, если что-нибудь прояснится, я вам сразу позвоню, – пообещал Перцов.
– Договорились, – он положил трубку. Так они будут искать десять лет и ничего не найдут. А у него просто нет времени. Если в течение двух месяцев он не даст конкретного результата по факту смерти банкира Караухина, просто отберут это дело и передадут другому человеку. Миллион долларов – слишком большая сумма, чтобы позволить ей уплыть на сторону. Она должна остаться здесь, в прокуратуре, и начальство сделает для этого все от него зависящее. А искать убийц все равно должен пока следователь Пахомов, и от этого никуда не денешься.
Раздался телефонный звонок. Это был прямой телефон начальника следственного управления. Пахомов быстро поднял трубку:
– Слушаю вас, Николай Николаевич.
– Что у вас по делу Караухина? – раздался глуховатый голос.
– Пока работаем, – немного раздраженно ответил он. Этого, кажется, тоже интересует слишком большая сумма.
– Медленно работаете, – мрачно заметил его собеседник, – так медленно, что нашему и. о. уже звонили из президентского аппарата.
– Пусть они сами возьмут и поищут, – предложил Павел Алексеевич, – а я посмотрю, как у них получится.
– Ладно, не горячитесь. Вы ведь знали заранее, какое дело вам поручили. Они держат его под особым контролем.
– Меня это радует.
– Там настаивают на более решительных действиях.
– Откуда они знают, что мы не действуем решительно?
– Не нужно так сердито воспринимать критику, – посоветовал начальник управления, – в конце концов, даже если мы найдем всех убийц, то и тогда не получим этого миллиона. Надеюсь, это вы понимаете?
«Он сказал „мы“, – подумал Пахомов, – тоже мне сыщик, переведенный сюда из бывшего аппарата ЦК КПСС! За всю жизнь не раскрывший ни одного преступления, а берется судить о таком сложном деле».
– Я понимаю, – сказал он, – и совсем не думаю об обещанном миллионе долларов. Меня волнует само дело. И я делаю все, что в моих силах. Я знаю, как нужно вести расследование, и занимаюсь этим уже двадцать лет. Если мне, конечно, не будут мешать.
Последние две фразы были лишними, и он почти сразу пожалел, что сказал их. В них был завуалированный намек на некомпетентность собеседника. Видимо, это почувствовал и Николай Николаевич.
– Хорошо, – с явной обидой в голосе сказал начальник управления, – но я звонил не поэтому. В президентском аппарате считают, что будет правильно, если к расследованию будет подключена и контрразведка. Мне уже звонили из ФСБ, их представитель скоро прибудет. До свидания, – уже явно беря реванш, сказал Николай Николаевич.
Пахомов бросил телефонную трубку. Конечно, все случилось так, как он и думал. Ему не дадут возможности спокойно заниматься расследованием. Теперь сюда припрется типичный кагэбэшник с маленьким лбом и угрюмым взглядом, который никакой пользы принести не сможет, а будет только мешать своими дурацкими непрофессиональными вопросами и навязчивой манией преследования. «Жалко ребят», – подумал Пахомов. В качестве помощников к нему были прикреплены двое сотрудников из городской прокуратуры. Антон Серминов и Евгений Чижов.
«Теперь эти парни увидят, как можно мешать нормальному расследованию», – со злостью подумал Пахомов. Впрочем, к этому нужно было относиться спокойнее. В свое время ему не меньше мешали и партийные чиновники из различных инстанций, пытаясь вмешиваться в ход расследования.
В дверь постучали.
«Уже, – обреченно подумал Пахомов, – чего не отнимешь у нашей доблестной контрразведки, это умения быстро реагировать. Всегда и во всем. Главное, ноги, голова – это лишь ненужное приложение к ногам и рукам».
– Войдите, – крикнул он.
«Конечно, офицер ФСБ прошел внизу без предварительной заявки, – подумал он, – лишь показав свое удостоверение».
Дверь отворилась, и в комнату вошел человек. В это невозможно было поверить, но нельзя было не верить собственным глазам. Перед ним был Валя Комаров, тот самый Валя, с которым они вместе учились в Рижском университете на юридическом факультете. Они не виделись уже столько лет после окончания университета, но Пахомов сразу узнал старого товарища, несмотря на большую потерю волос его некогда огненно-рыжей шевелюры. Сейчас Комаров был почти лысым, но улыбка, характерный разрез глаз – мать у Валентина была чувашка, – порывистые движения были такими же, как в молодости.
– Валя, – удивился Пахомов, вставая из-за стола, – откуда ты взялся?
– Узнал, старай пень, узнал, – обрадовался Комаров, обнимая университетского товарища. Тебя разве не предупреждали насчет меня?
– Так ты и есть тот самый представитель ФСБ, которого решили подключить к этому делу? – не поверил в такую удачу Пахомов.
– Подполковник ФСБ Валентин Комаров, – улыбаясь, сказал Валя, – хочешь, покажу удостоверение?
– Не нужно. Я знаю, как тебя зовут. А без удостоверения контрразведки тебя бы просто не пустили в наше здание. Садись, рассказывай, где ты, откуда. Ты ведь попал тогда по распределению, кажется, в Мурманск.
– Ну и память у тебя, Пашка. Точно, в Мурманск. Там я и отслужил целых четыре года, а потом перевели в Эстонию и взяли на работу в КГБ.
– Значит, ты старый стукач, – улыбнулся Пахомов, – вот кто у нас на факультете стукачом был.
Согласно негласным правилам, в советские времена на юридических факультетах, в юридических институтах, как правило, из студентов вербовали негласных осведомителей для более успешного распределения будущих следователей и прокуроров.
– Нет, – сразу возразил Комаров, – я поступил на работу в КГБ следователем, по своей профессии, официально. И только спустя четыре года после окончания университета.
– И с тех пор сидел в этой организации?
– Да, почти двенадцать лет. В основном в Прибалтике, до девяносто первого. А потом уже здесь, в Москве. Перевели в центральный аппарат. Теперь подключили к твоему расследованию. Не возражаешь?
– Не очень, – улыбнулся Пахомов, – я боялся, что пришлют какого-нибудь идиота, который будет мешать нормально работать. И представляешь, как я обрадовался, когда увидел тебя. Ты хоть знаешь, чем отличается Уголовный кодекс от Уголовно-процессуального?
– Не любишь ты нашу организацию, – улыбнулся Комаров.
– Не люблю. Ты ведь помнишь, наверное, деда у меня в тридцать седьмом расстреляли. Бабушка до самой смерти вздрагивала при каждом ударе в двери, даже у мамы замечал этот испуг. Не люблю я вашу организацию, Валя, здесь уж ничего не поделаешь.
– Надеюсь, это ко мне не относится?
– Я же не сказал, что не люблю и всех работающих в этой организации, – сразу парировал Пахомов. – Давай лучше садись ближе к столу, я постараюсь тебе коротко все рассказать по этому проклятому делу.
– Миллион долларов? – понял, в чем дело, Комаров.
– Все словно с ума посходили, – вздохнул Пахомов. – Кроме того, Караухин был в довольно неплохих отношениях с нынешним правительством, вот они и давят, требуют быстрее найти виноватых.
– Как обычно. У нас все дела такие, – кивнул Комаров. – С женой покойного беседовал?
– Конечно. Она вообще не в курсе его дел. Это пустой номер. Ты сам женат?
– Был, – помрачнел Комаров, – жена эстонка, осталась в Прибалтике. Вместе с сыном. Теперь уже за границей. А у тебя как?
– Две дочери, – ответил Пахомов. – Я ведь женился почти сразу после окончания университета. Старшей уже девятнадцать. На третьем курсе медицинского. А младшая пока ходит в школу. Я тебя познакомлю с женой, прямо сегодня вечером поедем к нам домой.
– Договорились.
«Он все-таки изменился», – подумал Пахомов. Улыбка у Вали была не такая, как прежде. Раньше он улыбался широко и открыто. Теперь улыбка была только своеобразным ритуалом. И не более того.
Он еще успел подумать, как нелегко Вале одному, когда зазвонил городской телефон. Пахомов поднял трубку.
– Павел Алексеевич, – услышал он взволнованный голос Чижова, – мы нашли автомобиль, сбивший Чешихина.
– Сейчас выезжаем, – сразу все понял Пахомов.
– Что случилось? – спросил Комаров.
– В дороге все объясню. Кажется, тебя называли на факультете Везунчиком? Ты всегда доставал тот билет, который хотел. Будем считать, что ты приносишь удачу. Поехали быстрее.