Катастрофа

Когда в апреле готовы уже были бумаги по ликвидации ООО «Плотник» и учреждению ЗАО «Плотник» по местному телевидению прошло интервью с приехавшим в Магнитогорск председателем новой партии Российского Общинного Движения Труновым. То, что он сказал, повергло Сидоркина в уныние. Оказывается, по инициативе этой партии собрано более тысячи подписей под обращением в Думу, и там депутаты уже рассмотрели в первом чтении закон о выделении голосующих акций работникам акционерных компаний. Турнов много говорил о принципах участия в управлении коммерческими предприятиями их работников, но это дело было десятое.

Сидоркин тогда твёрдо решил: во-первых, никакого акционерного общества, ещё не хватало, чтобы в его бухгалтерию, тем более двойную, кто-то совал свой нос: а во-вторых, он не только сам не будет голосовать на выборах за эту партию, но и сделает всё, чтобы она набрала как можно меньше голосов.


Всё это Валерий Викторович вспоминал, глядя в заиндевевшее от декабрьских 1238 года морозов окно своего кабинета. За прошедшие годы он много вложился и в ярославцевский «Прогресс», в «Русское национальное единство», и даже в коммунистов, но Трунов с одним из своих партийцев вошёл в Думу уже в тридцать втором году, а в 1936 его партия победила на выборах, набрав больше всех голосов. Больше того, в его фракцию переметнулись и часть коммунистов, и прогрессистов, а националы вообще не попали в Думу после того, как сдуру развернули не критику, а сплошные помои против скрытого, но довольно активного сторонника идей РОД Рагимова, обзывая его нерусью и похлеще. В конце концов несколько их кандидатов привлекли за разжигание национальной розни и сняли с участия в выборах, а сама партия на партийных списках просто не набрала и пары процентов. Вся её агитация против высочайшего авторитета у волжан председателя правительства разбилась вдрызг, сыграв против самой партии. Так что тогда Рагимов, возглавлявший правительство седьмой год, стал продолжать это и по сей день, а Гринёв, сменивший Ярославцева, второй раз избран государем Волжской России. Поговаривают, что в Конституцию хотят внести изменения, отменить ограничение для повторных выборов государя двумя сроками.

Сидоркин вздохнул: «Ну где их носит, скоро смеркаться будет». Он встал, вышел из кабинета, спустился на второй этаж, и в это время заверещал звонок над входной дверью.

– Ася, открой, – крикнул Валерий, и его Ася, та самая сосновка, мужа которой он убил 14,5 лет назад, пошла открывать дверь.

– К тебе Вениковы, – крикнула она и пошла на кухню, где сидели за столом двое их малышей. Четверо старших, в том числе и сын убитого им юноши, учились в Тюмени в интернате. В пятницу вечером за ними ездил его шофёр на УАЗке или, если погода была особенно неблагоприятна, трактор трелёвщик. В воскресенье вечером их снова отвозили за эти десять километров в школу.


Ася ждала его почти год. Весь тот год он через сосновцев, приезжавших на собачьих упряжках в Магнитогорск, передавал ей продукты, а когда отстроили с Вениковым те первые дома, забрал её к себе насовсем. Сейчас эта рассцвётшая тридцатилетняя женщина, прекрасно освоившая профессию домохозяйки, стала поистине незаменимой частью жизни Сидоркина.

– Подымайтесь ко мне наверх, – крикнул он гостям и вернулся в свой кабинет.

Клавдия, которая вошла первой, положила на письменный стол брошюрку и села в кресло в углу у окна, Сергей подвинул сбоку к столу стул, сел и, показывая на брошюрку, сказал:

– Вот тебе бабушка и юрьев день.

Валерий посмотрел на заглавие: «О порядке включения в распоряжение результатами работы предприятий в форме ООО и ИП личностного капитала работников предприятий»

– Да слышал уже в общих чертах, – буркнул он, вздохнув.

– Это ещё не всё, – вступила в разговор Клавдия, она достала из папки газету «Волжская правда», – Вот вчера из налоговой с этим «Порядком» возвращалась и взяла газету. Тут большая статья о Чичулине, хозяине кожгалантерейной фабрики. Конфисковали у него эту фабрику, дали пять лет условно и наложили штраф в размере 10% от годовой выручки фабрики. Если не будет платить, то пойдёт на зону. А он ведь точно также скрывал часть оборота через наш офшор, Хортю.

– Ни хрена себе, – качнул головой, Сидоркин.

– Вот тебе и «ни хрена себе», – подтвердил Веников, – вчера Клавдия ему отпускала сороковку, так он потребовал квитанции об оплате. Ему там на суде, хоть он и проходил свидетелем, выдали предписание: ежемесячно предоставлять в нашу налоговую все копии документов об оплате товара или отпуска товара, производимых во взаимоотношениях с предприятиями Волжской России.

– Что, и налоги с него теперь тоже будут брать?

– Нет, как он платил своему князю пошлину раз в год, так и будет платить за ярлык на торговлю в Русском Союзе, но документы эти нужны налоговой, чтобы таких прохиндеев, как мы на чистую воду выводить.

– Даааа, накрылся наш офшор, хотя можно будет с ним договориться, чтобы в квитанциях указывать сумму меньше реальной, тоже какой-никакой навар скрыть удастся.

– Можно, конечно, – как-то обречённо сказала Клавдия, – но… Он ведь может не согласиться. Зачем ему рисковать? Второй раз он из свидетелей может и в обвиняемого по сознательному участию в этой криминальной схеме превратиться.

– Ой, да кто узнает, – махнул рукой Сидоркин.

– Как кто? – Сергей ткнул рукой в брошюру, – У нас больше полусотни наших граждан работает, они уже сговариваются, как им свой профсоюз «капиталистов» организовать. Это ещё аборигены пока не допетрили. И потом, с нового года вступает в силу новый закон о пенсиях. Налог на бездетность отменяется, зато половину пенсии старики будут получать от своих отпрысков, а те уже заявления в налоговую пишут с просьбой отчислять часть налога на личные счета своих родителей. Представляешь, что у нас начнётся, когда откроется, что большая часть их зарплаты на самом деле «чистая» только по названию, мы ведь налоги с «чёрного нала» не платим.

– Да ладно, договоримся с ними, будем платить эти 3—4% напрямую их родителям. Всё не сорок процентов в налоговую отдавать.

– Ну, кто-то может и согласится, – всё так же без энтузиазма вставила свой голос Клавдия, – а кто-то нажалуется, а пойдёт проверка, а уж тогда хоть что-то, но вскроется. Я под суд идти не хочу. Вон, – она кивнула на газету, – там вместе с Чичулиным условный срок и штраф и бухгалтер получила.

– Ладно, не паникуй Клава, – нахмурился Сидоркин, – кому мы тут в тайге нужны. Прорвёмся.

– Не прав ты, Валера, – мотнул головой Веников, – пока бухгалтерией владели вы с Клавой, даже я в неё не вникал, всё можно было и спрятать, и замять. Но если её придётся открывать нашим работникам по этому новому «Порядку», то где-то что-то да начнёт вылезать на свет божий. Так что дальше так не получится. Попрохиндействовали, хватит. Жадность фраера губит. Так что мы с Клавой к тебе с таким предложением: либо переходим на открытую работу без махинаций и офшоров, либо давай делить дело пополам, и ты как знаешь, а мы больше не прячемся…


Сидоркин не спал всю ночь. Он то ходил как затравленный зверь по кабинету, то плюхался в кресло и перебирал различные варианты махинаций. Ничего не получалось. Дело, которому он отдал больше 13 лет, становилось не только не интересным, но возникало чувство отвращения к нему. «Вот и говори после этого, что тринадцатое число фигня», – мрачно с иронизировал Сидоркин. К утру он принял окончательное решение и, успокоившись, спустился в спальню и уснул под боком у Аси.

Проснувшись только к обеду, Сидоркин умылся, оделся и даже не стал завтракать, отмахнувшись от Аси, которая кинулась разогревать ему чай, а бросился по занесённой за ночь снегом тропинке в своё управление, которое находилось напротив его дома. Там, в протопленной комнате Клавдия выписывала троим покупателям документы на получение со склада бруса, Сергей в углу сидел с четвёртым заказчиком, обговаривая сроки выполнения какого-то заказа.

Загрузка...